Бренда поежилась, словно по спине у нее пробежал паук, потом выпрямилась, откинула назад волосы и взяла Марка под руку.

— Конечно, ты должен идти! Марк, дорогой, можно я пойду с тобой?

Сумерки уже начали затягивать небо, когда они очутились в спальне Роз Лестрейндж. Доктор Фелл стал с интересом рассматривать туалетный столик с трехстворчатым зеркалом.

Когда троица вошла в пределы дома, воцарилось мрачное молчание. С момента появления в коттедже вряд ли они сказали друг другу больше полудюжины слов. Марк стоял в полутемном белом коридоре, поглядывая через открытые двери то в спальню, где в задумчивости застыл доктор Фелл, то в гостиную, куда недолго думая юркнула Бренда.

В последний момент, как Марк и предвидел, Бренда испугалась и не осмелилась зайти в спальню. Он не мог себе представить, зачем она вообще пошла сюда. Наверное, ею руководило любопытство, смешанное с отвращением.

Бренда было присела на чиппендейловский стул в гостиной, полной серебра, длинный стол в которой мог служить и обеденным. Но тут же снова сорвалась с места и направилась к изящному письменному столу, образцу того же стиля.

Вошли в дом они без труда — передняя дверь была незаперта. Она стояла открытой настежь, как в тот день, когда воскресным утром, вынырнув из пелены тумана, около дома оказались Марк, Тоби и доктор Кент.

Поскольку коттедж стоял фасадом к северо-востоку, через открытую переднюю дверь внутрь проникало не так много света. Но на маленьком столике в задней части холла продолжала гореть тусклая лампочка под янтарным абажуром. На стене проступали очертания черно-белой гравюры Гойи из «Шабаша ведьм».

Все продолжали хранить молчание.

Доктор Фелл, казалось, превратился в статую, рассматривая туалетный столик и стул с зеленой обивкой рядом с ним — здесь еще недавно находилось застывшее тело Роз Лестрейндж, колени и бедра которой касались этих вещей.

«А не пора ли ознакомиться, — подумал Марк, — с архитектурой домика?»

Насколько он помнил, первоначально здесь было только две комнаты, которые теперь превратились в спальню и гостиную. Примерно в 1920 году, как ему кто-то рассказывал, к спальне были пристроены современная ванная и кухонька. Тогда же в задней части гостиной отгородили узенькую комнату, в которой по утрам можно было завтракать — она сообщалась с кухней.

Вот и все.

«Красный коттедж». «Бунгало». «Куиншевен-13».

В конце двадцатифутовой дорожки, что тянулась от открытых входных дверей, каким-то чудом вдруг ожил уличный фонарь. Его рассеянный свет очертил окружность в несколько ярдов в диаметре. «Шевроле» Марка, в котором лежали сумочка Бренды и чемодан доктора Фелла, стоял за пределами освещенного пространства.

Марк помедлил, собираясь с мыслями, потом направился в спальню.

— Марк! — окликнула его Бренда.

Даже ее голос, прозвучавший в мертвой тишине, заставил его вздрогнуть. Бренда, напряженная и обеспокоенная, стояла в дверном проеме у него за спиной.

— Куда ты? — спросила она.

— Всего лишь в спальню. Мне не дает покоя один странный и, возможно, пустой вопрос — все ли там осталось в прежнем виде?

— Но ведь там был обыск?

— Да. Но тебе там делать нечего. Бренда, это только расстроит тебя! Почему бы тебе не отогнать машину домой и не разобраться с вещами?

— Радость моя, я с тобой!

— Я еще не могу уйти. У меня есть несколько вопросов, на которые я хочу получить ответы, хотя не уверен, что они мне помогут. Подожди несколько минут!

— Марк!

Но он уже перешагнул порог.

Лампа под стеклянным абажуром цвета янтаря горела рядом с мягким зеленым стулом, на который сразу же упал его взгляд. Он стоял на некотором отдалении от стола и задней стены комнаты. На маленьком столике слева от кресла, под лампой, лежала «Женщина в белом».

Вдоль задней стены располагалось низкое ложе, в изголовье которого висела картина «Молодая ведьма»; рядом виднелась открытая дверь ванной. У противоположной стены на туалетном столике стояло трехстворчатое зеркало, в котором сейчас отражалась лишь массивная фигура доктора Фелла. Два окна на третьей стене оставались затянутыми кретоновыми портьерами кремового цвета.

Если не обращать внимания на остатки порошка для снятия отпечатков пальцев, если не думать, сколько человек топтались на этом мягком шерстяном ковре, можно считать, что комната почти не изменилась — здесь не хватало только Роз Лестрейндж.

Взгляд Марка скользнул по окнам — и замер.

Он не обратил особого внимания на большой комод с пятнами порошка. Его ящики, которые обыскивали полицейские, были грубо выдвинуты. Комод стоял в углу, а перед ним находилось кресло с высокой спинкой.

На ней висело вывернутое наизнанку желтое платье, в котором Роз была в субботу вечером. Сверху валялся поясок. На сиденье кресла лежали аккуратно скатанные нейлоновые чулки. На полу стояли туфельки с высокими каблуками.

В воскресенье утром он не обратил на них внимания. Сейчас они заставили его вспомнить эту высокую загадочную женщину, в усмешке которой было что-то недоброе.

В это мгновение доктор Фелл, громогласно откашлявшись, с багровым обеспокоенным лицом отошел от туалетного столика.

— Закрытая дверь! Закрытые окна! — невольно вырвалось у Марка. — У вас есть какие-то идеи?

— Сэр, — ответил доктор Фелл, — отсутствие идей редко беспокоит меня. Меня обычно беспокоят те идеи, которые уже у меня в голове. Не так давно вы и ваша жена по отдельности рассказали свои версии событий, произошедших в ночь убийства. То, что касается ваших отношений, в этих историях не привлекло моего внимания. Но куда больше меня заинтересовали подробности, касающиеся других людей, — главным образом, некие события, происходившие в вашем доме.

— То есть вы хотите получить ответы на какие-то вопросы?

— Именно так. Давайте начнем с самой мисс Лестрейндж.

Марк знал, что Бренда продолжает стоять у него за спиной в дверном проеме.

Хотя он не видел ее, он чувствовал ее физическое присутствие, понимал, какие эмоции ее захлестывают. Марк отошел в сторону, чтобы жена могла видеть доктора Фелла.

— Насколько я понимаю, вы виделись с ней всего лишь дважды: в первый раз она в субботу утром остановила вас на Колледж-авеню и затем около одиннадцати вечера, когда она, не позвонив в двери, проскользнула в ваш дом, по всей видимости полагая, что вы в нем один. Тем не менее…

— Да? — вырвалось у Марка.

— Минуту, сэр. — Доктор Фелл широко открыл прищуренные глаза. — Не поразил ли вас тот факт, что она была столь бесцеремонна?

— Я не совсем вас понимаю.

— Бесцеремонна! Ну, прошу вас, миссис Рутвен! — Доктор Фелл, оживившись, хмыкнул и подмигнул Бренде, но тут же снова посерьезнел. — Боюсь, я понимаю, о чем вы думаете. «Если не считать бесцеремонностью подобное появление в доме малознакомой дамы, то о чем тогда можно говорить?» Признайтесь, нечто подобное пришло вам в голову?

Бренда, казалось, была сбита с толку.

— Н-ну… в общем-то да! Вы правы, так я и подумала.

— Но это далеко не все, что я хотел бы знать. Будьте любезны, выкиньте из головы — вы оба — все оценки, которые готовы слететь с ваших уст по поводу ее личной жизни и моральных установок. Итак, сэр. Исходя из вашего краткого знакомства, можете ли вы сказать, что она получила хорошее воспитание?

— Хорошее воспитание? Да! Да, конечно!

— Она умела держаться? Обладала хорошими манерами? Непринужденностью?

— Да, все это было ей присуще.

— То есть не была она грубоватой или закомплексованной?

— Господи, конечно же нет!

— А теперь смотрите! — продолжил доктор Фелл. — Мисс Лестрейндж ни в малой степени не беспокоят слухи о том, что у нее состоялось тайное свидание в изоляторе колледжа с неким молодым человеком, которым, как позже выяснилось, был Фрэнк Чедвик. Наоборот: она над ними смеется. И не собирается ничего отрицать. Что выдает ее желание казаться неуемной искательницей любовных приключений.