Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Ей показалось, что она получила пощечину.

Лицо ее залилось краской до самых глаз, подведенных тушью, до самых роговиц и черных точек зрачков; затем румянец схлынул, отчего глаза стали казаться больше. Легкий корсаж платья вздымался и опадал от учащенного дыхания.

— А тебя это совершенно не волнует?

— Что, моя дорогая? — вежливо спросил Марк.

— Всего минуту назад, — выпалила Бренда, — я еще раздумывала. Но теперь я решила. Я должна все рассказать тебе. Я иду вовсе не к Кэролайн Кент. Я уезжаю к Фрэнку Чедвику, в его квартиру в Вашингтоне.

— Как ты удивила меня, — улыбнулся Марк.

В его улыбке было что-то пугающее, но она этого не заметила. Если первая пощечина была довольно болезненной, то теперь она окончательно разъярилась. Примерно секунд двадцать она молчала, переводя дыхание и сжимая ручку двери.

— Ты обо всем знал?

— Да.

— Тогда я могу сказать тебе, — вскричала Бренда, — что ты упал в моих глазах!

Ее муж снова вскинул брови.

— Ты сетуешь на широту моих взглядов, дорогая? Разве это не входило в правила игры? Разве мы не условились об этом?

Когда он был в таком настроении, не стоило с ним связываться. Он был словно фехтовальщик, который наносит укол за уколом, а ты не в силах их парировать.

— Фрэнк уже несколько месяцев влюблен в меня. Мы… мы пока еще ничего себе не позволяли, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но Фрэнк хочет, чтобы я развелась с тобой и вышла за него замуж.

— В другое время, моя дорогая, его бы назвали человеком чести.

— И ты не имеешь никакого права удерживать меня против моей воли, — всхлипнула Бренда. — Я любила тебя. Просто ужасно любила. Но все ушло, и ничего нельзя поправить. Разве у тебя есть право удерживать меня?

Марк поднялся. Он был несколько выше среднего роста, широкоплеч и мускулист; на нем была старая спортивная куртка. Похоже, он задумался.

— Когда людям приходится говорить о своих правах в браке, Бренда, это значит, он поражен серьезным недугом.

— Да. Я в этом не сомневаюсь. Так и есть.

— Видишь ли, мы женаты пять лет. Это для многих опасный рубеж. Ты, полагаю, едва не сходишь с ума от тоски, поскольку вращаешься в узком кругу академического мирка; ты уверена, что скучаешь рядом со мной. А тебе не приходило в голову, моя дорогая, — вежливо добавил он, — что и я часто испытываю то же самое?

— Относительно чего?

— Относительно тебя, — усмехнулся Марк.

Пока длилось молчание, в ходе которого можно было бы сосчитать до десяти, Бренда смотрела на него.

— Зная обо мне все, что ты знаешь, Бренда, неужели ты этого не подозревала?

— Я…

— Так как?

Сделав шаг вперед, Бренда замялась. Ее физическое присутствие в комнате не вызывало у него раздражения, иначе он бы дал ей понять, что она ему мешает. Она обрела контроль над своим голосом.

— Кстати, Марк, кто она? Кто эта женщина?

— Имеет ли это значение?

— Нет, конечно, не имеет. Это абсолютно не важно. И все же! Стоит любой шлюхе положить глаз на вашего брата, как вы тут же бежите за ней, — с достоинством произнесла Бренда. — И с твоей стороны только благородно дать мне знать об этом. Но все же у меня есть право…

— Брось, моя дорогая. Какие там еще права?

Бренда открыла было рот и осеклась. Издалека некстати донесся еще один сигнал клаксона. Звук, прозвучавший в ночи, был настойчив, в нем уже слышалось легкое нетерпение.

Еще мгновение Бренда стояла, глядя на мужа и облизывая губы кончиком языка. Лицо ее было бледным, хотя под глазами еще рдели розовые пятна.

Грохнув за собой дверью, она вылетела из кабинета. Марк услышал, как она легко и быстро процокала каблучками по паркету, чуть тише — по ковровой дорожке лестницы и снова по паркету. Открылась и захлопнулась входная дверь.

Звук, с которым она закрылась, разнесся по всему маленькому домику. Через двадцать секунд кто-то на Колледж-авеню включил двигатель. Мотор послушно зарокотал, нарушив ночную тишину.

Марк Рутвен с привычной для него неторопливостью встал из-за стола. Глянув на часы, он посмотрел в окно, выходившее на задний двор.

За домом, примерно в трехстах ярдах от него, закрывая звездное небо, на несколько акров тянулись густые кроны деревьев, в которых мелькали светлячки. Куин-колледж не пустовал Даже в середине лета. Между елями и сикоморами тлели огоньки. Поскольку в колледже училось не менее пятисот студентов, Мест для уединения было не так уж и много.

Дряхлые старинные часы над Залом Основателя начали отбивать десять ударов. Марк снова посмотрел на часы и мед ленно обвел взглядом высокие, под потолок, книжные полки и массивный шкаф с еще не опубликованными материалами о жизни Уилки Коллинза.

Затем он спустился вниз, где в холле стоял телефон, и набрал номер коттеджа Роз Лестрейндж на Харли-Лейн.

Звонок не успел прозвучать два раза, как Роз ответила.

— Да? — услышал он ее хрипловатый голос, который даже этот единственный слог произнес с зазывной интонацией.

Марк помедлил. Внезапно он увидел ее перед собой, словно она стояла тут, в холле, на расстоянии вытянутой руки. Он видел ее блестящие черные волосы, мягкие и густые, как руно. Он видел вызывающе припухший рот, медленную улыбку выразительных губ.

Никаких особых дел у Роз Лестрейндж тут не было. Она любила мутить воду и возбуждать воображение мужчин. Она была одновременно застенчивой и безрассудной; ее стремление к самообнажению граничило с помешательством. Вне всяких сомнений, именно она устроила тот скандал в закрытом изоляторе больше месяца назад: о нем только скрытно перешептывались, ибо он был совершенно несовместим с репутацией Куин-колледжа.

И все же… и все же!…

— Да? — услышал он в трубке настойчивый шепот Роз. — Это ты, дорогой? Ответь мне. Я уже заждалась.

И в это же мгновение по холлу разнесся предостерегающий звон дверного колокольчика.

— Да? — в третий раз услышал он голос Роз, на этот раз он звучал по-другому, более резко. — Да? Простите, кто говорит?

Снова предостерегающе задребезжал колокольчик. Марк стоял недвижимо, прижав трубку к уху и глядя через плечо. В холле, так же как в гостиной слева и в столовой справа, ярко горел свет. У него не было возможности не открыть гостям.

Телефон звякнул, когда он осторожно положил трубку, отрезая себя от голоса Роз и от обаяния ее личности. Марк Рутвен накинул на плечи спортивную куртку, поправил галстук и пошел открывать дверь.

Глава 2

— Добрый вечер, Кэролайн, — пробормотал он.

Кэролайн Кент, стоя на шаг ниже на растрескавшихся плитах дорожки, подняла голову и выжидающе посмотрела на Марка.

Кэролайн была «здравомыслящей» девушкой, которая, как пару раз жаловался ее жених, любое замечание воспринимала настолько буквально, что порой плакать хотелось. И дело было не в недостатке ума, просто каждый раз у нее была причина для такой реакции.

Как дочь доктора Сэмюела Кента, декана исторического факультета, она привыкла годами заботиться о своем непрактичном отце и еще более непрактичной матери.

Ей уже было крепко за двадцать; высокая и с хорошей фигурой, Кэролайн была очень привлекательна, хотя ее трудно было назвать даже хорошенькой. У нее были карие глаза, а густые волосы вились от природы. Порой она казалась слишком солидной дамой рядом со своим хрупким и подвижным женихом, но Кэролайн нравилось подчиняться, и она исполняла любой каприз Тоби Саундерса.

Спохватившись, Марк включил лампу над входом.

— Кэролайн! — удивился он. — В чем дело?

— Ни в чем! Абсолютно ни в чем! Только…

Трава на газоне перед домом казалась бледноватой в искусственном освещении; газон тянулся до низкой живой изгороди, за которой Колледж-авеню, изгибаясь, уходила под высокую арку деревьев. «Шевроле» Тоби Саундерса, который считался новым в 1948 году, был припаркован снаружи. Сам Тоби, на которого Кэролайн невольно то и дело поглядывала из-за плеча, возился со стороны левой дверцы.

2
{"b":"13283","o":1}