— Камня не было? — недоверчиво переспросил Зевулус.

Филипп почувствовал, что маг буквально ощупывает его взглядом, надеясь отыскать припрятанный волшебный камень. Но янтарный амулет тут же отрубал протянутые к хозяину магические щупальца. И как ни старался Зевулус, камня он обнаружить не сумел.

— Значит, камень в Риме… — пробормотал он.

— Ну разумеется, — вновь улыбнулся Филипп. — Как только я построю тебе храм, ты тут же можешь прибыть на поиски…

Зевулус бросил на него взгляд, полный ярости, и исчез, — лишь по земле растекся вонючий зеленый дым.

— Интересно, зачем этому пройдохе камень? — пробормотал Филипп.

Он даже подумал — не отправиться ли в крепость к Гордиану, чтобы выспросить у него про камень. Но решил, что идти уже поздно. Даже если мальчишка еще жив, то вряд ли он сможет ответить что- нибудь вразумительное.

Владигор несколько мгновений стоял не двигаясь. После яркого полуденного света подвальная каморка казалась погруженной во тьму. Наконец он сумел различить лежащего на полу человека. Полоска света, падавшая в этот каменный мешок сквозь узкую щель, называемую окном, едва позволяла различать очертания предметов. Здесь не было не только кровати, но даже мешка соломы или какой-нибудь шкуры — пленник лежал прямо на голом каменном полу. В камере стоял нестерпимый смрад, как будто это была не комната, а отхожее место.

— Марк!

Лежащий пошевелился и поднял голову.

— Архмонт… — в его голосе не было ни удивления, ни радости.

— Я знаю, что случилось. — Владигор наклонился над лежащим — смрад сделался еще нестерпимее, теперь помимо вони нужника он почувствовал еще и запах крови и пота. — Этот мерзавец Филипп отправлял хлеб в Эдессу вместо Нисибиса.

— Ошибка Мизифея… — пробормотал Гордиан. — Бедняга… Он ошибался только в людях… Он был так умен… Но, к сожалению, ум не спасает от яда…

— Послушай, ты серьезно ранен, но не волнуйся. Умею лечить и не такие раны… можно сказать, смертельные…

— Это не рана… воняет… не могу… ночью принесли… вина… с водой… а вскоре… меня как будто разрезало пополам… Непрерывный понос… смрад…

Владигор взял стоящий в углу кувшин — в нем оставалось еще немного темной сомнительной жидкости. Попробовал на язык. И тут же сплюнул. В вино не скупясь намешали яда. Если бы Владигор явился чуть раньше, Гордиана еще можно было бы спасти. Сейчас времени уже не было — низложенному императору оставалось жить несколько мгновений.

— Хранитель времени… не сохранил… свою собственную жизнь… глупо… глупо… Обиднее всего — знать, что мог сделать и не успел… Камень пропал…

Тело Гордиана выгнулось от нестерпимой боли. Ногти скребли каменный пол, испражнения смешивались с кровью, продолжающей течь из раны на бедре. Красная военная туника превратилась в вонючую тряпку.

— Я знаю, где камень… — прошептал Гордиан, замирая с раскрытым ртом. Взгляд его становился мутным, струился по лицу, скапливался на подбородке и капал на грудь. — Знаю…

— Где? — Владигор боялся, что умирающий не успеет ему ответить.

— У Филиппа. Это он украл камень после смерти Мизифея… Отравил Мизифея… как меня теперь… взял камень… Боги, как я был слеп… — Его затрясло, зубы выбивали отчаянную дробь. — Это не страх… — пробормотал Гордиан. — Чего бояться? Боли?.. Больнее, чем было, не будет…

Но он ошибался. Новая судорога скрутила тело, и от нестерпимого напряжения прямая кишка выпала наружу и шевелилась в хлынувшей крови, как живое существо. Владигор стиснул в ладонях голову Гордиана, пытаясь хоть немного притупить нестерпимую боль. Юноша вцепился холодеющими пальцами в руку синегорца, будто надеялся, что тот сможет удержать его хоть на одно лишнее мгновение в этом мире. Лицо умирающего сделалось белым, он оскалился, давясь булькающим криком. Десны были серы, а губы — бесцветны. Гордиан сделал попытку приподняться, но ноги беспомощно заскользили по мокрым от испражнений и крови камням.

— Грязь… — Голос Марка звучал отстраненно, как будто уже не принадлежал ему. — Юлий Цезарь перед смертью прикрылся тогой… расправил складки и умер… у меня… нет тоги… грязь как в клоаке… Элагабал умер в клоаке… все увидят мое тело в грязи… здесь… мерзость… уже не успеть… расправить… складки…. — Гордиан замолчал и смотрел своим остановившимся взглядом на Владигора. — Нет времени…

«Нет времени…» — мысленно повторил Владигор. Но почему нет? Реального, да! Но если замедлить его, как тогда, в пещере Сивиллы? О Боги! Почему он не подумал об этом, как только вошел в эту каморку?! Он должен успеть, непременно должен…

— Держись, Марк! — воскликнул он.

И вместе с его криком время остановилось. Не последовало следующего удара сердца и следующего вздоха. Кружащиеся в тонком луче пылинки замерли, как сотни крошечных светлячков. Владигор не знал, длится ли боль, когда останавливается время. Холод и жар накатывали волнами — попеременно. Владигор положил ладонь Гордиану на грудь, стал ощупывать тело, определяя наиболее пораженные места. Там, где внутренности были сожжены ядом, ладонь жгло нестерпимо, будто кожу лизало пламя костра. Но Владигор заставлял себя удерживать руку. Его энергия медленно переливалась в тело умирающего. Постепенно — а может быть, и мгновенно — как мерить протяженность происходящего, если времени нет? — пораженные органы стали регенерировать. Первым восстановился желудок, потом кишечник. Прямая кишка медленно втянулась обратно. Зажила даже рана на бедре — лишь тонкий, едва заметный шрам остался на коже. Тело исцелилось. Пора времени вновь продолжить свой бег…

И оно потекло своим чередом, повинуясь воле Хранителя. Как безумные, заплясали пылинки в луче. А камни крепости содрогнулись, и сверху посыпалась сухая штукатурка и пыль. Владигор, невольно прикрыв голову руками, склонился над лежащим другом. И тут он понял — что-то не так… Вернее — все не так… Он взглянул в лицо Марку. Тот лежал неподвижно, смотрел прямо перед собой остекленевшими глазами и… не дышал.

Где-то — Владигор не знал где — он совершил непростительную ошибку. Гордиан не просто умер — его душа затерялась во времени. А тело, измазанное испражнениями, покоилось в луже нечистот и крови. Владигор закусил губу, чтобы не закричать от отчаяния.

«А я думал, ты будешь рад нашей встрече…» — раздался над ухом, навсегда умолкая, сожалеющий голос Гордиана.

Владигор снял с умершего тунику и попытался обтереть тело. Но тряпка была столь грязная, что уже ни на что не годилась. Владигор выругался и огляделся. Он мог, конечно, выйти из камеры, пока не менялась стража, но вынести тело умершего было невозможно. С другой стороны, он не мог бросить тело Марка в таком виде. Римлянин должен умереть красиво. Патриций и император — красиво вдвойне.

Владигор вышел в коридор. Обездвиженный ударом синегорца охранник лежал, привалившись спиной к стене, возле двери в каморку. Во дворе у фонтана несколько солдат, занятые работами в крепости, наполняли амфоры водой. Владигор постарался принять вид деловой и озабоченный. Подошел и взял одну из амфор. Солдат покосился на него и сморщился, уловив неприятный замах.

— Пароль… — проговорил стоявший рядом с ним центурион.

— Церцезиум и Рим… — как ни в чем ни бывало отвечал Владигор. — У моего приятеля понос после обильного обеда…

— Быстро же его пробрало, беднягу, — сочувственно вздохнул молоденький паренек, чуть старше Гордиана.

— Марк, тебе грозит то же самое!.. — заржал центурион.

Услышав это имя, Владигор невольно вздрогнул.

Набрав две амфоры воды, Владигор зашагал обратно. Безумец, вместо того чтобы бежать, он по собственной воле возвращался в ловушку. Неужели Хранитель времени может вести себя так глупо? Рисковать всем ради мертвеца?.. «Юлий Цезарь завернулся перед смертью в тогу… а у меня нет тоги… нет тоги…» — звучал в его ушах прерывающийся голос.

Когда он снова оказался в грязной и темной каморке, у него появилась вдруг безумная надежда, что он ошибся душа Гордиана наконец вернулась и теперь император только спит. Но, взглянув на неподвижное тело, он понял, что это всего лишь нелепый обман. Гордиан мертв. Мертв в двух шагах от своего успеха. В двух шагах от придуманного хитроумным Мизифеем спасения Рима. Впрочем, и Мизифей тоже мертв.