Только теперь Владигор заметил, что сам буквально висит в воздухе, ухватившись за ствол дерева, а под ним зияет, уходя в неведомую глубину, черная пропасть. Два огромных корня дуба обнажились и повисли, напоминая руки старого раба, который уже не в силах выполнять прежнюю работу, но остальные, намертво вцепившись в землю, удержали дерево от падения, и оно лишь слегка накренилось. Цепляясь за ствол, Владигор выбрался на «твердую» землю и огляделся. Исчезли ограда виллы и ворота. Безобразная черная яма пожрала половину поместья. На уцелевшей половине двора метались в ужасе люди. Владигор направился к дому. Посреди двора на каменных, вывороченных из своих гнезд плитах лежала убитая упавшей балкой немолодая женщина. Какой-то мужчина в одной набедренной повязке, весь окровавленный, носился по двору, не зная, что делать. Дом как будто разрубил мечом на две части неведомый великан — видны были комнаты второго этажа, а на первом — триклиний, который рабы начали готовить к обеду, — теперь один из них в ужасе залез под ложе хозяина и завернулся в покрывала, другой распростерся на полу, закрыв голову руками. Удивительно, что дом уцелел после столь мощного толчка, но внутри него что-то продолжало скрипеть, тут и там осыпались куски штукатурки. Какая-то женщина, падая, чудом ухватилась за потолочную балку первого этажа и теперь висела над пропастью, издавая истошные крики и беспомощно дрыгая ногами. Сил подтянуться и вскарабкаться наверх у нее не было. Владигор огляделся. Он не успеет подняться к этой женщине по лестнице — пока он доберется до нее, она наверняка сорвется вниз. Тогда Владигор полез прямо по разрушенной стене, цепляясь за выступающие кирпичи и обломки деревянных балок, которые подозрительно скрипели у него под руками. Женщина заметила, что ее хотят спасти, и перестала кричать, лишь до крови кусала губы, изо всех сил цепляясь за балку. Однако обессилевшие пальцы неумолимо разжимались… И вдруг где-то глубоко внизу, на дне пропасти, утробно и гневно зарокотало. Оттуда поднимался наверх то ли зверь, то ли странный цветок, цепляясь лепестками- щупальцами за выступающие камни. Там, где угадывалась огромная голова с красной разверстой пастью и горящими глазами, клубился густой зеленый дым. Женщина слабо охнула и соскользнула вниз. В этот миг Владигор буквально чудом успел схватить ее за запястье, и она повисла у него на руке. Владигор рывком закинул несчастную в полуразрушенную комнату и сам вслед за ней забрался туда же. А зверь уже вылезал из пропасти, щупальца его достигли края и грозили вот-вот вырваться наружу. В этот момент какой-то старик подтащил к краю разлома черную овцу и швырнул отчаянно блеющее животное прямо в алую, широко раскрытую пасть, которая тут же захлопнулась, клацнув зубами. Щупальца свернулись и исчезли в распоротом земном брюхе, и только густые клубы серой пыли продолжали подниматься из глубины.
— Ты видел? — спросила женщина одними губами.
Владигор счел за лучшее промолчать.
Когда они спустились на землю, окровавленный мужчина все еще носился по двору, отчаянно размахивая руками. Но теперь его вопли сделались более осмысленными.
— Гасите печь! — орал он. — Немедленно гасите печь, или дом загорится!
Несколько рабов бросились исполнять его приказание. Во время землетрясения лопнули трубы, подводящие воду к фонтану во дворе, треснул и сам небольшой бассейн. Вода растекалась повсюду, двое рабов пытались собрать ее деревянными ведрами прямо с земли. Владигор усадил спасенную женщину на каменную скамью. Рядом какой-то мальчишка-раб ловил ладонями бегущую из разрушенного фонтана воду и сливал ее в глиняную чашку.
— Где хозяин? — спросил Владигор у мальчишки.
— Там… — Паренек кивнул на черную пропасть всего в десятке шагов от него.
— А хозяйка?
— Тоже там…
— А это кто? — Владигор кивнул на суетливого мужчину, который призывал гасить уже занимающийся пожаром дом.
— Актер… Хозяин привез его с собой из Рима на лето. Он спал в саду. Потому и уцелел.
Актер продолжал бегать по двору и патетически воздевать руки к небу. Видимо, в эту минуту он воображал себя Нероном, глядящим на пожар Рима. Владигор подошел к нему, положил руку на плечо:
— Пожар нам не погасить. Надо прихватить с собой как можно больше еды и уйти на безопасное расстояние.
Вскоре все уцелевшие сидели в тени оливковых деревьев и смотрели, как огонь пожирает остатки господского дома. Узкие тонкие листья олив чем-то напоминали серебристую листву ивовых деревьев Синегорья. Вновь пели птицы, со всех сторон слышался стрекот цикад, дети, тут же позабыв о пережитом ужасе, играли в траве.
Рабы передавали друг другу амфору с вином и пили его неразбавленным, быстро хмелея. Два круга сыра и несколько булок, которые удалось вынести из кухни, Владигор разделил на всех поровну.
— Я же говорил, это дурной знак, когда Трусливый меня укусил, — сказал старый раб с заскорузлой повязкой на ноге. — Сколько помню, он никого не кусал. А тут выполз вечером из своей конуры и тяп меня за ногу.
— Всю ночь собаки выли, — подтвердил мальчишка, тот, который пытался собрать ладонями воду.
— А еще вчера я видел человека с шакальей головой. Я возвращался с поклажей из Рима, а он мне навстречу. Гляжу — вроде бы человек на лошади, а присмотрелся — голова-то у него шакалья. Я еще тогда подумал — дурная примета, быть беде. Вот она и беда…
— Все оттого, что хозяин вчера не принес, как обычно, жертву ларам на домашнем алтаре. Они и не уберегли дом…
Подкрепившись, большинство рабов улеглись спать, благо никто не погонял их больше и не требовал что-нибудь делать. Лишь двое отправились собирать ветви для шалаша, чтобы было где укрыться предстоящей ночью. Актер, казалось, утратил всякий интерес к происходящему и теперь сидел, положив руки на колени, и, покачивая в такт ритму головой, декламировал что-то из Энеиды. Женщина, спасенная Владигором, осталась лежать на земле. Потом она приподнялась на локте и знаком попросила своего спасителя подойти ближе. Владигор уселся подле нее на траве.
— Это совершенная правда, то, что говорили о человеке-шакале, — прошептала она. — Я тоже его видела… Вечером перед закатом он шел через поле, ведя коня под уздцы и… и… — Она замолчала.
— Так что же он делал?..
— Он… — женщина начала дрожать, — он чертил полосу на земле вдоль дороги… и… и… довел ее до самых ворот… потом обошел ограду и стал чертить полосу дальше… Глядя на его ужасную морду, я так перепугалась, что никому ничего не сказала… а сегодня… сегодня… земля треснула там, где он провел свою черту.
— Не бойся, он больше здесь не появится. — Владигор попытался приободрить ее.
Она несколько раз кивнула в ответ.
— Да, конечно… теперь уже нет… уже нет… Но ведь он продолжает где-нибудь в другом месте чертить свою линию… я уверена, что продолжает…
Владигор попрощался с уцелевшими обитателями дома и зашагал в поле. Среди высокой зеленой травы паслись две лошади, наверняка сбежавшие от своих хозяев. Владигор схватил одну из них за повод.
Она не пыталась вырваться… Вскоре Владигор уже скакал вдоль черной трещины, расколовшей землю. Трещина тянулась через поля и дома, пересекала рощи и города, от которых, впрочем, остались лишь груды камня. В одном месте из-под каменной плиты торчала залитая кровью рука, в другом — ноги в драных сандалиях. Несколько раз Владигор останавливался, пытаясь откопать заваленных камнями людей, но всякий раз находил только трупы… Лишь однажды ему удалось вытащить из-под развалин живое существо, — заслышав тихий плач, похожий на младенческий, он принялся раскидывать камни. И что же? Под рухнувшей балкой в маленькой норке он обнаружил ласку, которую держали в доме для ловли мышей. Оказавшись в ловушке, зверь плакал, как человеческое дитя. Спасенная ласка помчалась по развалинам, перепрыгивая с камня на камень. За спиной Владигора раздался громкий гортанный смех. Оглянувшись, он увидел старуху. Лицо ее кривилось в безобразной гримасе. Она сидела прямо на земле и выбирала из пыли черепки, рядом стояла пустая люлька, набитая обрывками какого-то тряпья. В деревянной миске перед старухой лежало несколько серебряных и медных монет. Корявыми пальцами она нащупала в пыли еще один сестерций и издала радостный вопль. Ей в ответ на все голоса завыли бездомные собаки, бродившие среди развалин.
