— Осталось чуть-чуть, — подбодрил девочек Яэллин.

Спереди донесся топот сапог по мостовой. Патруль.

Яэллин судорожно осматривался. Спрятаться было негде.

— Назад, — прошептал он.

Дарт повернулась, но ближайший проулок находился слишком далеко.

— Назад! — крикнул Яэллин.

— Нет, — произнесла Лаурелла. — Вот сюда!

Она пробежала вперед, к углу здания, из-за которого уже приближались стражники. Дарт сперва замешкалась, но потом все же поторопилась следом за ней. Она уже потеряла одного друга и не собиралась терять второго.

Яэллин с ворчанием следовал за ними.

Лаурелла нырнула в лавку на углу. Дарт знала это заведение. На его вывеске красовалась скалка. Пекарня и кондитерская Хавершима. Не одно поколение учеников Конклава заходило сюда, чтобы купить или незаметно стащить медовые пирожные, имбирные палочки или бутылку фруктового сиропа. Лаурелла редко обходилась без пакета сластей и щедро делилась ими с подругами.

Дарт, впрочем, ни разу не довелось воспользоваться ее щедростью. Да и в лавочке она была лишь однажды, когда получила два медных пинча за то, что помогла матроне Граннис выпрясть целую гору овечьей шерсти. Она купила тогда четыре карамельки и растянула лакомство на месяц.

Бронзовый колокольчик встретил их приветливым звоном. В воздухе плыли запахи жженого сахара и поднимающегося теста. Жар пылающих в задней комнате печей моментально прогнал принесенный с улицы холод.

От печей донесся крик коротышки Хавершима:

— Хлеб еще печется! Подождите немного!

В открытой двери мелькнул его округлый зад — пекарь наклонился к печи с длинной деревянной лопатой. Из дальнего угла комнаты раздавался звон кастрюль: там подмастерья замешивали тесто. Звону сопутствовал задорный смех.

Лаурелла не остановилась у входа. Она поднырнула под прилавок и побежала вдоль полок со сластями. В конце ряда она толкнула низкую, узкую дверцу и оглянулась на спутников.

— Быстрее, — поторопила она.

Комнатушку наполняли бочки с мукой и бочонки поменьше с кусковым сахаром. Со стропил на железных крюках свисали мешки, откуда пахло зерном и дрожжами.

Лаурелла пригнулась, пролезла под мешками и заторопилась к задней двери. Рывком распахнула ее. Перед ними был тихий темный переулок.

Дарт с Яэллином догнали девочку и зашагали по переулку туда, где от него ответвлялась другая улица. Внезапно Дарт поняла, где находится. Она посмотрела вверх: башни Конклава вздымались в утреннее небо. Они оказались прямо за школьным двором.

— Мы пришли.

Дарт бросила быстрый взгляд на Лауреллу. Та пожала плечами:

— Я столько раз ходила в лавку и оставляла там целые пригоршни монет, так что Хавершим в конце концов разрешил мне пользоваться служебным входом. И я знала, что на рассвете они заняты у печей. Если быстро пробежать к черному ходу, никто и не заметит.

Девочки с Яэллином подошли к задним воротам двора. Их открывали только для тележек и повозок, что доставляли в школу продукты, и мало кто обращал на ворота внимание.

— Держитесь поближе ко мне, — приказал Яэллин, когда они приблизились к кованым створкам. Он распахнул плащ и укрыл девочек. — Наверняка нас ищут по всему городу, и Конклав не исключение.

— Тогда куда мы пойдем? — спросила Дарт.

— К тому, на встречу с кем нас просили прийти. Спрячемся у него, пока не прибудут остальные.

— Спрячемся у кого? — настаивала Дарт.

Яэллин кивнул на ворота, и тени метнулись над головой девочек, как крылья огромного ворона.

— У лекаря Палтри.

Тилар извлек из горла Катрин проклятый кинжал и теперь выжидал, когда противник перейдет в атаку. Даржон с опаской обходил его по кругу. Или же просто дожидался, когда он окончательно ослабеет от ран.

Из-за ведущей в каюту двери продолжали доноситься стук и треск: флипперы строили из мореного дуба и железного дерева. Так что помощь подоспеет еще не скоро.

— Почему ты не зовешь своего демона? — насмешливо спросил Даржон. — Или он бросил тебя на произвол судьбы?

Тилар осклабился в ответ. Мастерство Катрин преподнесло Даржону неприятный сюрприз. А теперь у него появились сомнения насчет демона.

— А почему ты предал свой плащ? — поинтересовался в свою очередь Тилар. — Зачем вступил в Кабал?

Даржон не опустил меча, но кончиком кинжала поддел и высвободил полосу масклина, открыв бледное лицо.

— Кровь бога сотворила со мной вот это, — выплюнул он. — Из меня готовили мастера истины, но осенение Милостью не удалось. Я родился настолько бледным, что слабейшее прикосновение солнца обжигает кожу. Она не удерживает никакой краски, даже знаков рыцарства.

Тилар уставился в красные глаза. Наравне с Милостью в них светилось безумие.

— И тем не менее я стремился с честью служить Мириллии, — продолжал рыцарь, обходя противника осторожными шагами. — Я упорно тренировался и честно заработал право покрыть себя плащом. Учителя всегда выделяли меня среди ровесников. Но кому нужен такой урод? Тем более без рыцарских полос. — Его голос ожесточился. — Они отправили меня в самое дальнее царство, туда, где с безоблачных небес жарко светило солнце, но я не смел ни на мгновение снять плащ, чтобы не сгореть и не ослепнуть. День стал для меня запретным временем. Рыцарский плащ стал для меня проклятием.

— Рыцарь идет туда, где есть необходимость в нем, — ответил Тилар. — В том и заключается долг рыцаря.

— И это ничуть не лучше рабства! Уверен, что уж ты в состоянии понять это яснее многих. Представь, что ты заперт не в камере или на арене, но в собственном плаще и тебе никогда не избавиться от его уз. — Он тряхнул мечом. — Когда заговорщики нашли меня и рассказали об ином образе жизни, свободном от богов и рабства перед долгом, я понял, что их дело справедливо. Великая сотня правила слишком долго. Настало время, чтобы люди сами распоряжались своей судьбой!

Тилару доводилось в прошлом слышать подобные речи.

— Сотня не правит нами. Они делятся с нами своими Милостями, а мы воздаем должное им. Только благодаря их гуморам Мириллия вырвалась из варварства и зажила в мире и достатке. Люди вполне свободны.

— И свиньи свободны совокупляться и валяться в грязи. И не знать, когда настанет пора забоя.

Тилар вздохнул и поднял меч.

— Мы остановим Кабал. Найдем его голову и отрубим ее.

Ответом ему послужил грубый смех:

— Кабал неисчислим. Он везде. Вы нанесете один удар, и вам ответят тремя. Вот так…

Даржон прыгнул на него.

Тилар отшатнулся. Он отбил удар рыцаря, сделал обманное движение плечами и попытался полоснуть по руке противника. Но клинок встретил лишь тени.

Из складки плаща сверкнул кинжал. Тилар понял, что не сумеет парировать удар, поэтому попытался хотя бы избежать серьезного ранения и принял клинок на руку; тот пронзил предплечье до самой кости.

Тилар увернулся, отступая. Через несколько шагов поручень снова уперся в поясницу. Ветер из разбитого окна подталкивал в спину столь сильно, что приходилось опасаться, как бы порыв не бросил его на меч Даржона.

Рыцарь неумолимо наступал.

Тилар решил, что услышал все, что хотел. Он кивнул пустоте за плечом противника.

По его сигналу тени заколебались. Темное облако прорезала серебряная вспышка. Меч поразил Даржона в плечо, проткнув его насквозь.

Даржон удивленно глянул на клинок. Прежде чем он успел что-то предпринять, меч выдернули из его тела. Рыцарь повернулся, чтобы оказаться лицом к нападающему и чуть не упал.

Катрин, живая и невредимая, скинула плащ.

— Как?.. — выдавил Даржон.

Девушка отвела назад руку и ударила его в зубы кулаком. Даржон завалился назад, с треском ударился о поручень и рухнул на колени.

— Я управляюсь с кулаками не хуже, чем с мечом, — яростно сказала Катрин и пнула его. — Не говоря уже о ногах.

Ее сапог ударил рыцаря в подбородок, голова его откинулась назад, потом вперед. Он упал. Тилар тяжело оперся на перила и приставил ему к горлу меч.