Когда внимание больше не попадается в ловушку игры, его хватит на всю оставшуюся жизнь. Когда внимание освобождается, вы живете магически, потому что вы вольны поворачивать голову туда и сюда, идти в любом направлении и создавать свои собственные игры. Игры больше не будут сердцевиной, семенем вашей жизни. Они больше не будут тем шаблоном, по которому вы развертываетесь.

Игры снова станут «понарошку». Но «понарошку» больше не будет означать «нереальное». Ибо говоря «реальное», мы подразумеваем «для этой игры». Мы можем переходить с одной игры на другую и чувствовать себя прекрасно. Наше самочувствие будет зависеть не от того, чтобы выиграть в одной игре, но от того, чтобы быть сознающими и живыми.

Игра больше не будет нашим семенем; появится другое семя. Это новое семя, структура, рождающаяся от связи с землей, у индейцев называется «видением». Это то семя, которое посеяно в нас землей. В каком-то смысле, это «наша собственная игра»; она приходит изнутри нас. И ее можно действительно узнать только в процессе ее развертывания в нашей жизни.

Когда творческое начало течет через отверстие в нашем центре, оно вращает видение и тогда в пашей жизни появляется устойчивость (это как бы гироскоп). Это вращение можно было бы назвать «энтузиазмом», желанием жить. Когда творчество течет через видение, имеет место энтузиазм.

В некоторых системах знания развились сложные теории, основанные на этой идее. Говорят, что чакры — это семь отверстий, через которые течет творческое начало, и каждая чакра имеет отношение к одному из аспектов видения.

Энтузиазм — это итоговый вращательный момент, и в йогических системах он называется Кундалини. Его символ — змея, раскручивающая свои кольца.

Интересно отметить, что практика «гляделок со змеями» (продолжительного глядения в глаза змеи), которая является частью учебного курса в моей школе, также используется для того, чтобы освободить внимание от игр и таким образом позволить этой энергии Кундалини развернуться.

По моему мнению, работа с животными может быть самой чистой формой упражнений для внимания.

В свою первую экспедицию в джунгли Центральной Америки я поехал вместе с одним старшеклассником (сам я уже учился в колледже). Мы собирались искать рептилий, амфибий и приключений. Однажды мы голосовали на дороге, и нас подобрала одна супружеская чета на джипе. Они довезли нас до своей рисовой фермы и объяснили, что они революционеры. Это было в Никарагуа, еще до сандинистов.

Вокруг были холмы, покрытые густыми джунглями, в которые кое-где врезались фермы. Мужчина, которому было около сорока лет, богатырского сложения, привел нас к опушке леса и сказал, что хочет познакомить нас со своим питомцем. Он свистнул, и откуда-то с дальних холмов к нам выбежал огромный белый буйвол. Он остановился прямо перед нами, глядя испытующе. Только одна его голова по объему, наверное, равнялась всему моему телу, не говоря уже об остальном его невероятном теле.

Мой друг-школьник боялся даже коров, не говоря уже о таких зверюгах, как этот. Но я Телец, и быки мне всегда были симпатичны.

Мы с буйволом смотрели друг другу в глаза. В этом взгляде было какое-то послание, какое-то семя. Я спросил мужчину, могу ли я поиграть с его питомцем, и, хотя и немало удивившись, он дал согласие.

Я подошел прямо к буйволу и громко сказал ему, что я играю грубо, но постараюсь быть поосторожнее, чтобы не выставить его в неприглядном виде. Огромный белый зверь ковырнул копытом землю и нагнул голову, как бы говоря: «Я готов». Глядя ему в глаза, я еще раз отметил про себя, что его лоб был как половина моей кровати.

Я схватил его за рога, и мы начали шутливый поединок. Буйвол делал несколько шагов назад, как будто бы я толкал его, затем несколько шагов вперед, «как будто» он толкал меня. Несколько раз он даже поднимал меня в воздух.

Мы поиграли так совсем немного, и хозяин велел мне остановиться. Он боялся, что мы становимся слишком грубыми. Я заверил его, что не обижу его быка, но он сказал, что его беспокоит не это.

Итак, что-то есть в первом взгляде. Что-то в наших глазах сказало нам обоим, что мы хотим поиграть, и я почувствовал, что могу доверять буйволу в игре, что он не потеряет чувства меры. Я понял природу буйвола, а буйвол понял мою, и все это за один короткий взгляд. Также было выражено взаимное уважение.

Мой друг Дейл признался позже, что, наблюдая за нами, он испытывал ужас. Этот обмен уважением и дружбой не произошел между ним и быком. Страх стоял у него на пути.

За много лет работы с самыми разными видами животных я научился некоторым принципам общения с ними.

Первый принцип — это уважение. Смотрите на животное как на равное себе существо. Оно может не носить одежды и не читать воскресных газет, но оно является в своем роде совершенным созданием, которое требует к себе уважения.

Один из моих котов, например, очень озабочен своим достоинством. Когда он входит в дом, его первая мысль, конечно, о еде, и он идет к своей миске. Но, чтобы о нем не думали как о «свинье», он подходит к ней ровно на такое расстояние, чтобы можно было увидеть, есть ли там что-нибудь для него. Если миска пуста, он проходит мимо, не останавливаясь ни на секунду и не сбивая шага, чтобы не показаться разочарованным обжорой. Когда он очень голоден, он может ворваться в дом на огромной скорости, но, осознав, что я на него смотрю, он тормозит и последние несколько шагов проходит медленно.

Животных беспокоит, как вы к ним относитесь. При общении с животными на воле всегда сначала бывает период «оценки». Каждое существо, человек и животное, ждет и прислушивается к своим ощущениям относительно другого.

До какой степени я могу участвовать в этой оценке друг друга, зависит от того, насколько я доверяю себе. Когда я полностью уверен, что могу защитить себя, то часто ищу других возможностей взаимодействия. Это может быть игра. По если бы я не был уверен в себе, то пытался бы только узнать, хочет ли животное причинить мне вред и может ли оно сделать это.

Если я в совершенстве знаю поведение этого вида животных, то присматриваюсь поближе к поведению данной отдельной особи, ищу ее индивидуальность.

Так что, чем больше у меня знаний о пас обоих, тем больше мы можем взаимодействовать на личном уровне. Наше общение становится таким образом более творческим. Мы не боимся друг друга и в основном доверяем нашему пониманию намерений друг друга. Теперь мы можем позволить себе спонтанность.

Первый взгляд, которым мы обменивались с животными, всегда был семенем, содержавшим в себе всю основную информацию. Я переживал этот процесс со многими видами. И всегда я как будто смотрел на одно и то же животное и как будто некое общее сознание смотрело на меня глазами самых разнообразных тварей.

Однажды я вошел в дом своего коллеги, учителя биологии, и его двенадцатифутовый бирманский питон скользнул ко мне, охватил своими кольцами и начал вдавливать свою морду мне в лицо.

Учитель уже привык к поведению своего питомца. У меня самого перебывало много змей, и я тоже привык к такому поведению. Но вдруг до учителя дошло, чем занимается его питомец, и он спросил меня, все ли со мной в порядке. Я заверил его, что я привык, чтобы змеи обвивались вокруг меня.

Могу себе представить реакцию другого человека, непривычного к змеям. Он счел бы это нападением. И если бы он испугался, змея также могла бы испугаться и отреагировать самым нежелательным образом.

Мое понимание намерений этой змеи — тоже своего рода семя. Каждую секунду это семя прорастало в понимание ее поведения — в данном случае, проявления дружелюбия. Семя другого человека могло бы быть неправильным пониманием намерений змеи и прорасти в реальное агрессивное поведение с ее стороны. Каждый из пас создает свою собственную реальность, сажая различные виды семян. Если семя содержит в себе насилие, то насилие и прорастет из него. Идеальное семя должно содержать в себе самосознание, уверенность в себе и точное знание.