Этот импульс — как семя. В нем содержится все послание мысли. Любой перевод является упрощением первоначального семени. Это означает, что слова могут лишь приблизиться к смыслу (или даже только части смысла) первоначального семени или толчка.

Если вы обращаете внимание на слова, а не на семя, то теряете большую часть послания. Когда же вы отказываетесь от слов, то получаете возможность воспринимать из семени больше информации. Семя содержит много смыслов, оно может развернуться по-разному — так перед ребенком открыто много вариантов будущего. Перевод — это всего лишь одна из интерпретаций семени. Перевод блокирует все возможные интерпретации, кроме одной. К остальным возможным интерпретациям мы остаемся слепыми.

Из-за того, что мы уделяем внимание переводам посланий и сообщений, а не семенам, мы теряем силу, как ментальную, так и физическую.

Тайцзи учит нас многим способам открытия силы, заложенной в наших внутренних связях, и тому, как осознавать их. Сама Форма — это семя. Она содержит в себе столько уроков, что хватит на целую жизнь. Но при этом она является всего лишь пятнадцати-двадцатиминутной серией движений.

Многие культуры создавали такие семена, такие мощные структуры коммуникации. Эти семена фактически представляют структуры коммуникации внутри нас, а также между нами как индивидуумами и остальной природой.

Каждый, кто хоть немного проходил обучение в рамках такой системы, испытывал благоговение, узнав, как неисчислимо много было за все века учителей, ставивших себе целью нести «радость» своим ученикам и земле.

И все же настоящее обучение начинается, когда вы слушаете эти внутренние сообщения. Тело, земля, дерево будут открывать вам ценную информацию. Человеческие учения могут только показать вам, как надо слушать. То, что вы услышите, когда будете слушать, принадлежит лично вам; это эксклюзивная информация, предназначенная только для ваших ушей.

Когда вы будете способны настраиваться на импульс мысли, отмечайте, как по-разному ощущаются различные импульсы информационных семян. Благодаря этой разнице в ощущениях вы будете распознавать и читать их. Читайте не логикой, а ощущением. Вы откроете, что каждое ощущение-семя — сложное и содержит много информации. Вы должны научиться развивать «высокое разрешение» ощущений — то есть способность обнаруживать мельчайшие различия в ощущениях. Чем тоньше эта ваша способность, тем больше информации вы будете получать.

Вам также нужно уметь уплотнять свое восприятие времени (как в бою), чтобы повышать разрешение. Чем больше изменений вы можете обнаружить в секунду, тем удачнее вы сможете реагировать. Это тот же принцип, как в цифровой аудиозаписи. Если вы можете записывать сигнал и громкость только 1000 раз в секунду, результат будет неважный. Но если вы фиксируете эту информацию миллион раз в секунду или чаще, то запись музыки будет вполне приемлема.

Когда-то я разводил мышей и продавал их зоомагазинам. В каждой клетке у меня было по 25–30 мышат, и мне нужно было хватать каждого по одному за хвост и помещать в специальный контейнер для переноски. Когда клиент заказывает пятьсот мышей, то приходится хватать их как можно быстрее, иначе это займет весь день. И вот представьте себе, что тридцать мышей снуют по клетке, а вам нужно схватить каждую за тонкий хвостик. Нужна определенная сноровка, чтобы хватать мышонка одним движением. Это была прекрасная тренировка для повышения разрешающей способности концентрации.

Видеоигры, в которых надо стрелять по космическим пиратам и т. п., также увеличивают это разрешение. В старых школах кунфу традиционным тренировочным методом была ловля рыбы голыми руками. Вы можете сами придумать себе другие такого же рода упражнения. А затем используйте свои развившиеся способности на уровне ощущений применительно к импульсам мысли.

Вы должны анализировать или «видеть» эти ощущения-семена очень быстро, потому что они длятся лишь миг. Эти импульсы — часть взаимодействия между восприятием организма (человека) и результирующей реакцией клеток тела. Это часть процесса коммуникации, скорость которого превышает все наши человеческие представления.

Если бы мы могли настраиваться на этот процесс, то видели бы процесс нашего собственного роста в соотношении с ростом земли. Мы бы настраивались на радость.

Задавались ли вы когда-нибудь вопросом, какую радость получают от жизни животные? Ведь большинство из них просто ест, спит и т. п. Кажется, что, за редкими исключениями (например, выдры), животные не тратят время на праздные развлечения.

Ответ на этот вопрос пришел ко мне в один прекрасный день, когда я привел свое каноэ под дерево, нависшее над речкой в джунглях Панамы. Я обожаю путешествовать в одиночку в джунглях, вот и тогда я совершал исследовательско-туристическую поездку. Начался дождь, и дерево давало какое-то укрытие. Пока я сидел в каноэ, накрывшись с головой пластиковым полотнищем, я наблюдал за обезьянами, птицами и рептилиями. Они сидели и смотрели за реку, как бы в медитации или в молитве. Я тоже стал смотреть на тот берег реки, пытаясь почувствовать, что им давало это переживание.

Река, Рио-Чепо, была около ста футов в ширину. Все берега густо заросли тропическими деревьями. Большие капли дождя падали в мутную воду. Получавшийся звук порождал какое-то чувство ожидания, как будто дождь был оркестром, настраивавшимся перед исполнением симфонии.

Я просидел, наверное, два часа, пока не понял, что мой нормальный процесс внимания изменился. Акт сидения, слушания дождя, глядения за реку был таким же значительным, удовлетворяющим, ценным, как и акты принятия пищи, делания записей или передвижения в каноэ. По, с логической точки зрения, я не мог определить ценность этого. Чего я этим сидением достиг?

Я посмотрел на игуану, сидевшую на ветке вверху и справа от меня. Она спокойно повернула голову ко мне, чтобы видеть меня левым глазом. Потом она снова повернулась к реке, и я тоже.

Но в опыте этого мимолетного обмена взглядами для меня было, пожалуй, не меньшее откровение, чем в учениях любых человеческих учителей, которых я когда-либо встречал. (Моя работа с животными — чуть ли не с младенчества — подарила мне множество таких моментов, и это более чем достаточная награда за многолетнюю работу в области охраны окружающей среды.)

Сейчас я попробую объяснить взгляд игуаны и мое новое понимание, родившееся в результате этого переживания. Тот взгляд был семенем — очень красивым, сложным семенем, которое много потеряет при переводе в слова.

Во-первых, я ощутил со всей определенностью, что по уровню осознания игуана была, по меньшей мере, ровней мне. Она смотрела на меня с внутренней силой и уверенностью, перед которой я могу только преклоняться. Ее взгляд проник через глаза глубоко в мое тело, в сердце и, поэтически выражаясь, как бы осветил что-то внутри меня.

Это был уровень осознания, в котором все части моего опыта — мое тело, мои чувства (внешние и внутренние), мысли, ощущения и т. д. были равны. Они были равны по важности, по значимости, по существенности. Все переживания — игуана, мысль, тело, камень — были разумны, связны, ощутимы.

Ко мне обращалась каждая из этих бесчисленных вещей, и часть меня, та часть, о которой «я» едва знал, отвечала им. Я снова повернулся к игуане, и она повернулась ко мне. Могу поклясться, что она улыбнулась, хоть игуаны не улыбаются. Может быть, следовало бы сказать, что я почувствовал, что она знает, что я знаю. В тот момент мой ум «спас меня» от впадения в сентиментальность и предложил проверить, настолько ли игуана была «равна» мне: приблизиться к ней и посмотреть, достаточно ли она уверена в себе, чтобы не убежать. (Игуаны убегают при малейшем намеке на вашу попытку приблизиться к ним.)

Я сразу же загорелся проверить это. По я обнаружил, что уровень, на котором я «связался» с игуаной, оставался выше моего логического понимания. Когда я встал и начал приближаться к игуане, я чувствовал, что выполняю ритуальное движение признания. То есть, я приближался к пей, но без всякой угрозы. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, и затем я снова сел в каноэ. (Игуана была в восьми футах от меня, а обычно они убегают, когда вы подходите к ним на двадцать пять футов.)