Вован в избытке чувств завопил:

— Сдохните, суки! — и выстрелил в сторону неприятелей, без особенного, кажется, успеха.

В ответ он получил страшенную очередь из крупнокалиберного пулемета, так что ему пришлось на некоторое время упасть на асфальт и слушать, как от Ровера и Чероки отлетают куски, словно щепки от деревьев. Очередь сопровождалась страшным матом в его адрес и приказом немедленно сдаться, иначе тот из него, кто останется в живых, позавидует мертвым.

Тут Вован немного испугался.

"Откуда у них крупнокалиберный пулемет?" — подумал он.

Он чуть-чуть высунулся из-за машины и увидел вдалеке среди милиционеров каких-то подозрительных людей в камуфляжах, похожих на военную форму, которые показались ему смутно знакомыми. В голове его начали вспыхивать какие-то неуловимо неприятные воспоминания.

"Блядь!" — подумал Вован.

Он понял, кто это были такие, и ему сразу пришла в голову трусливая и одновременно коварная мысль для вида сдаться, потому что в битве с новыми противниками у него не было никаких шансов, а потом откупиться и жестоко убить всех спецназовцев, которые в него стреляли. И он уже хотел было встать и поднять руки, но вдруг опять испугался: а что, если его пристрелят при попытке к сопротивлению или еще к чему-нибудь? Инстинкт подсказывал ему, что именно так и произойдет, причем тот же самый инстинкт говорил, что это будет справедливо, и что Вован сам в этом виноват.

"Заткнись, сука!" — прикрикнул Вован на свой инстинкт.

Однако, следуя инстинкту, Вован все же немного помешкал и правильно сделал: в эту самую минуту он вдруг опять услышал скрежет тормозов и, приподнявшись, увидел, как по соседней полосе, еще относительно свободной от машин, мчатся какие-то знакомые джипы Чероки, сразу несколько штук. И тут Вован узнал машины своих старых новых русских корешей: на номерных знаках у них было написано соответственно "Славан", "Колян", "Толян", "Петян" и "Вован 2". За каждый из этих номеров пацанам пришлось отвалить гаишникам по сто тыщ баксов, а Вован заплатил своему другу Вовану второму еще сто тыщ баксов за то, чтобы тот уступил Вовану номер "Вован", а себе взял номер "Вован 2".

Верные вовановы кореша узнали про засаду, в которую попал их друг, от своего товарища Игоряна, который пролетал над МКАДом на своем голубом вертолете и случайно увидел разборку. В это же время на своем вертолете хотел полетать первый российский президент Ельцин, но Игорян ему не разрешил:

— Пошел на хуй, Ельцин! Ты заебал уже со своим вертолетом! Все воздушное пространство узурпировал. Я сам полетать хочу, отдохнуть типа, от дел отвлечься. А то так болею за страну, что все нервы уже истрепались.

— Игорь Иванович, но сегодня ведь моя очередь! — обиделся Ельцин.

— Ты че, не понял? Отвали к такой-то матери. А то денег на следующие выборы не получишь.

Ельцин испугался и ушел, а Игорян полетел кататься на вертолете и, как только он увидел разборку на МКАДе, сейчас же позвонил Славану, Коляну, Толяну, Петяну и Вовану второму. Верные братки бросились другу на помощь и тут же приехали, вооруженные до зубов.

Как только Вован увидел своих верных друзей и понял, что они не бросили его в беде и приехали на выручку, и какой у них решительный вид, и что все они обвешаны оружием, как ежики грибами, он понял, что спасен.

От радости Вован со всей мочи заорал:

— Ага, блядь, съели, собровцы ебаные!

Тут он вскочил на ноги и — бах! — выстрелил последней пулей наугад в сторону врагов и пуля, как назло, попала неудачно стоявшему ГНРовцу прямо в лоб, отчего тот так и кувыркнулся на дорогу.

И в следующую же секунду с визгом притормозили четыре джипа Чероки, хотя и далеко от Вована, так как они не могли пробить окружавший его кордон иначе, как с боем, что они и собирались сделать.

Из каждого джипа выскочило сразу по нескольку бритых братков с автоматами наизготовку — любо-дорого было поглядеть на их выправку, а самый главный браток, он же Вован второй, громоподобным голосом сказал:

— Ну, что, братва? За Вована-первого!

И только он успел произнести эти слова, началась прямо-таки душераздирающая пальба.

Не меньше полусотни человек принялись стрелять друга в друга почем зря, и поднялся такой грохот, что даже наш Шварценеггер, несмотря на всю свою крутизну, в первую секунду перепугался. Чудовищный шум десятков автоматов буквально заглушил все остальные звуки и быстро дорос до совершенно катастрофического грохота, к которому вдобавок начали примешиваться пронзительные вопли умирающих. Завалившись за свою машину, наш Вован в страхе зажал своими толстыми пальцами уши. Над его головой со смертоносным свистом проносились целые тучи пуль. Мертвые тела милиционеров и братвы так и валились на асфальт. Половина вновь прибывших автомобилей была искорежена ураганным огнем. Новые русские братки стояли, как монолиты, гася из своих базук по милиционерам и СОБРу. Грохот канонады не прекращался ни на секунду. Одуревший от ненормальной пальбы Вован завалился за груду металла, бывшую когда-то новеньким джипом Чероки, и не решался даже высунуть голову. Вокруг него так и падали трупы пацанов и братвы. По асфальту ручьями текла кровь. Дикий шум автоматной пальбы становился просто ужасающим. Вовану показалось, что еще немного, и у него лопнет голова. Разлетающиеся в пыль автомобильные стекла сыпались на него дождем. Рядом рухнул окровавленный труп главного братана: его подстрелили. Милиционеры же все до единого были перебиты. Братва продолжала палить, но постепенно один за другим все опомнились. Автоматные очереди смолкли. На ногах осталось стоять не больше половины вовановых дружков. Вован, осторожно стряхнув в себя толстенный слой битого стекла и пыли, медленно поднялся и, выпучив глаза, осмотрелся кругом. Картина, которую он увидел, напоминала одновременно бар "Крученая сиська" после битвы с вампирами из фильма "От заката до рассвета" и сцену из фильма "Схватка" после ограбления банка бандитами, когда они расстреляли все полицейские автомобили. Оставшиеся в живых пацаны с автоматами наизготовку осторожно обошли поле битвы. Там и тут валялись трупы; вся проезжая часть МКАДа была усеяна мертвыми телами. Один милиционер лежал даже на капоте "Лендровера". Один из братанов, подойдя к убитому в капитанских погонах, все еще держащему пистолет в руке, сказал:

— Пиздец, пацаны! Мы же всех перемочили, как маленьких котят!

Вован, уже немного пришедший в себя, подошел к остальным и посмотрел на мертвого капитана. Ему вдруг показалось, может быть, с перепугу, что мертвец пошевелился. Тогда он направил на капитана свой ТТ, который держал в руке, и сказал:

— Контрольный выстрел.

Толян, посмотрев на Вована, правильно понял причину его осторожности и усмехнулся.

— Ты че, Вован! — сказал он. — У тебя крыша едет. Он же мертвее мертвого. Мы, конечно, безжалостные подонки и полные негодяи, но не до такой же степени. Брось его. Ты бы лучше мне спасибо сказал, в натуре!

— Мне, блин, дадут контрольный выстрел сделать или нет? — сказал Вован. — Не мешайте. Я, как полный негодяй и безжалостный убийца, хочу, чтобы этот капитан был не просто мертвый, а на сто процентов мертвый, а лучше на двести процентов или на триста.

— Вован, не возись с ним, поехали отсюда. Иначе против нас сейчас целую армию стянут, — сказал Толян.

— Да мне по хую, — сказал Вован, видимо, будучи немного не в себе, — я его, перед тем, как пристрелить, сейчас еще отпизжю по полной программе.

И он, размахнувшись, изо всех сил врезал капитану ботинком по яйцам.

Но тут произошло нечто ужасное: труп капитана заорал страшным голосом, резко принял сидячее положение, схватился за промежность и сказал:

— А-ай, сука, больно же!

У самого впечатлительного и суеверного из новых русских от ужаса произошел разрыв сердца, и он скончался на месте, рухнув на дорогу. Остальные пацаны от неожиданности отпрыгнули от ожившего капитана на 10 метров и в страхе уставились на него.

А труп капитана, продолжая находиться в сидячем положении, навел на врагов пистолет и сказал: