Вот эту махину построил Гровс в два раза раньше срока! Вспомните наши долгострои, наверное, ни одно подобное строительство наши инженеры не завершили с трех—пятикратным опозданием от запланированного ввода в эксплуатацию. Хочу этим подчеркнуть энергичность и напористость Гровса. Сами американцы о нем говорили: недалекий, типичный служака, строевик, но напористый и педантичный, привык жить и действовать по уставу.
Осенью 1942 года в беседе при назначении ему сказали:
— Руководить учеными будет труднее, чем командовать солдатами. Но мы вам присвоим для авторитета звание генерала.
Гровс тут же без ложной скромности заявил:
— Целесообразнее сначала мне присвоить это звание, а потом уже представлять меня участникам проекта. Пусть они не считают, что вытащили меня в генералы. Я их начальник, а не они мои благодетели. Как ни странно, эти длинноволосые интеллигенты придают званиям большую важность.
Среди «длинноволосых» подчиненных Гровса были такие первые величины современной физики, как Роберт Оппенгеймер, Нильс Бор, Энрико Ферми и другие. За короткий срок Гровс создал в долине реки Теннесси город Ок—Ридж с 80 тысячами рабочих и служащих. Другой, тоже засекреченный, город Хенфорд в пустыне у реки Колумбия, с 60 тысячами жителей.
Теоретические исследования по отдельным проблемам велись в университетах Гарварда, Принстона и Беркли.
Весной 1943 года разрозненные исследовательские центры были объединены в отдаленном и удобном для соблюдения секретности Лос—Аламосе. Представляете, каких бешеных денег стоило строительство уникальных комплексов, на которых работали 150 тысяч человек, из них сотни специалистов высшей квалификации. Но правительство денег не жалело, в случае успеха, атомная бомба сулила владение миром!
Я не случайно так подробно пишу о Гровсе, о его достоинствах и могучей базе, которую он создал. Когда у Гровса все работало на полную мощность, у нас немцы были недалеко от Москвы, и нашелся человек, который, начиная почти с нуля, обошел Гровса во всех его организаторских талантах, да плюс к тому еще был и великим ученым — это Курчатов. Но о нем поговорим позже.
Американцы создали сложную и мощную систему секретности против утечки информации и проникновения иностранной разведки. Возглавлял эту систему контрразведки полковник Борис Пош, сын митрополита православной церкви в США.
Гровс позднее писал: «Наша стратегия в области охраны тайны очень скоро определилась (дальше перечисляет основные позиции этой системы, и одна из них) — сохранить в тайне от русских наши открытия и детали наших проектов и заводов».
Не уберег, при всей его энергичности и предусмотрительности, не уберег ни Гровс, ни утонченно—хитрый полковник Пош!
Добрались—таки наши разведчики до святая святых!
Первое сообщение поступило из Лондона осенью 1941 года: англичане ведут работы по созданию атомной бомбы, обладающей огромной разрушительной силой. Это не настораживало, а радовало, англичане союзники, если у них что—то получится, ударят по гитлеровцам. Вызывало опасение другое. В донесении еще говорилось: англичане спешат потому, что немцы могут опередить, они тоже ведут исследования по созданию такой бомбы. Известие было исключительной важности, его доложили Берии, который, будучи членом Политбюро, курировал всю разведку и контрразведку. Берия, в свою очередь, проинформировал Сталина. Верховный, занятый неудачами на фронтах, не придал значения этой новости. Он слышал еще до войны о каких—то опытах по расщеплению атома. Но до того ли теперь — немцы приближаются к Москве. Вскоре с фронта пришло донесение о том, что у взятого в плен гитлеровца обнаружены записи с формулами и расчетами по тяжелой воде и урану 235. Значит, в Германии идут работы по созданию атомной бомбы. Не дай бог, это им удастся!
Союзники тоже успешно продвигаются в исследованиях и, если не открывают второй фронт, может быть, скоро атомной бомбой шарахнут по Германии!
Но 14 марта 1942 года пришло очень настораживающее сообщение нашего разведчика:
«14 марта 1942 года.
Совершенно секретно. Срочно.
По имеющимся у нас достоверным данным, в Германии, в Институте имени кайзера Вильгельма, под руководством Отто Гана, Гейзенберга и фон Вайцзеккера разрабатывается сверхсекретное ядерное оружие. По утверждению высокопоставленных генералов вермахта, оно должно гарантировать рейху победу в войне. Исходным материалом для ядерных исследований используется так называемая тяжелая вода. Технологический процесс ее изготовления налажен в норвежском городе Рьюкане на заводе «Норск Хайдо «. В настоящее время решается задача увеличить мощность «Норск Хайдо» и довести поставки тяжелой воды в Германию до 10000 фунтов в год.
Вадим».
Сталин приказал незамедлительно собрать ученых—атомщиков. Оказалось, что многие из них воюют в действующей армии: К. А. Петржак — разведчик, Г. Н. Флеров — технарь, обслуживающий самолеты, И. В. Курчатов и А. П. Александров на флоте — ищут пути спасения кораблей от магнитных мин.
На совещание к Сталину прибыли старики, освобожденные от службы в армии по возрасту, да некоторые по брони, среди них были академики А. Ф. Иоффе и В. И. Вернадский.
Первый главный вопрос, который задал Сталин, был:
— Могут ли немцы или наши союзники создать атомную бомбу?
Ученые не знали, на какой стадии находятся эти работы за рубежом, но не отрицали, что они ведутся.
Сталин возмутился:
— Вот младший техник—лейтенант Флеров пишет с фронта, что надо незамедлительно заниматься созданием атомной бомбы, а вы, ученые—специалисты, молчите!
(Геннадий Николаевич Флеров до начала войны работал вместе с Курчатовым).
— Сколько надо времени и сколько будет стоить создание бомбы, — наседал на ученых Сталин.
Академик Иоффе, понимая, что Сталина раздражать — дело смертельно опасное, но и обманывать не менее рискованно, ответил:
— Стоить это будет почти столько же, сколько стоит вся война, а отстали мы в исследованиях на несколько лет.
Но Сталин понимал — вопрос стоит не только о бомбе, а о победе или поражении в войне, о судьбе государства.
Все, за что брался лично Сталин, обретало соответствующий размах и получало необходимое обеспечение.
Берии он приказал:
— Возьмешь под личный контроль и под личную ответственность всю эту проблему.
Молотов в апреле 1942 года пригласил М. Г. Первухина, который тогда был наркомом химической промышленности и заместителем председателя Совнаркома, проинформировал его о встрече Сталина с учеными, о принятом решении по развертыванию работ и подчеркнул:
— Это личное поручение товарища Сталина, которое он просил меня передать тебе. Ты инженер—электрик и разберешься в этом скорее.
Молотов отдал Первухину объемистую папку, в которой были собраны документы и справки по атомным делам.
Так начинался наш атомный («манхетенский») проект весной 1942 года, за три года до того, когда Трумен и Черчилль пугали Сталина в Потсдаме сообщением об атомной бомбе и решили, что он ничего не понял. Разведчики наши за эти годы сработали блестяще! Они регулярно добывали и присылали в Москву многие результаты (формулы) исследований американских ученых. В Кремле была специальная секретная комната, где Курчатов — и только он один — знакомился с материалами, добытыми нашими агентами. Соратники Курчатова поражались его плодовитости и прозорливости, он иногда без экспериментальной проверки запускал теоретические разработки в производственный процесс. И все получалось! Например, той самой весной 1945 года, когда шла Потсдамская конференция, Курчатов со своими коллегами уже разрабатывал конструкцию промышленного реактора. 25 декабря 1946 года впервые в СССР и Европе была осуществлена управляемая цепная реакция деления урана. За короткое время группа ученых под руководством Курчатова (да и постоянное внимание Сталина было очень грозным стимулом) проделали титаническую (не нахожу другого слова) работу, 6 ноября 1947 года было официально объявлено, что секрета атомной бомбы для СССР больше не существует.
