— Тоже своя тактика, — сказал маршал.
Отмечая незнакомую ему тактику дипломатии, Жуков придерживался и своей особой тактики в отношениях со Сталиным. Зная подозрительность Верховного, его слабость слушать доносчиков и, понимая, что таких информаторов в его окружении немало, Жуков регулярно, почти ежедневно, а по конкретным мероприятиям обязательно, писал Сталину подробные докладные. Информаторы могут перепутать или умышленно исказить факты, пусть лучше Сталин от него получает полную и правдивую информацию. К тому же, являясь официальным заместителем Сталина, маршал как того требовал устав, считал для себя обязательным докладывать устно и писать донесения своему прямому начальнику.
Как пример такого сообщения, приведу донесение Жукова Сталину и Молотову (как министру иностранных дел) о проведенной им и Вышинским пресс—конференции.
Я почти полностью привожу этот документ потому, что он поможет читателям шире познакомиться с политической обстановкой, в которой работал Жуков в те дни.
Итак, вопросы и ответы:
«— Что вы считаете главными задачами союзной Контрольной Комиссии и как вы рассматриваете перспективы существования общей политики четырех держав в отношении Германии?
— В своем ответе я указал, что этот вопрос достаточно полно и ясно освещен в советской печати.
— Сражение за Берлин было заключительным и решающим сражением войны. Могли бы ли вы сообщить о нем некоторые подробности, до сих пор не опубликованные?
— Я кратко охарактеризовал берлинскую операцию, подчеркнув, что мощное оснащение Красной Армии всеми видами военной техники, развертывание атаки ночью с применением прожекторов и большое сосредоточение наших сил позволили нанести противнику сокрушительный удар, который явился окончательным и решающим ударом в этой войне.
— Какие личные отношения допускаются между Красной Армией и немецким населением? Как вы расцениваете возможность лояльного сотрудничества германского народа с союзными народами?
— В своем ответе я подчеркнул два момента:
а) чем скорее немцы сделают для себя правильный вывод из факта поражения Германии, тем будет лучше;
б) отношение, между Красной Армией и немецким населением определяется строгим оккупационным режимом.
— Готовитесь ли вы к суду над военными преступниками?
— В своем ответе я сообщил, что мы сторонники того, чтобы после необходимого следствия быстрее провести открытые судебные процессы над немецкими военными преступниками.
— Могли ли вы сказать что—нибудь о демобилизации Красной Армии?
— Я ограничился кратким указанием на то, что после окончания войны в Европе перед нами встал этот вопрос и мы его изучаем.
— Смог ли бы комитет «Свободная Германия» оказать какую—либо пользу в работе Контрольной Комиссии?
— Я ответил, что этот вопрос считаем не актуальным.
— Какие меры следовало бы, по вашему мнению, принять в деле экономического разоружения Германии и как вы рассматриваете будущность Германии, как индустриальной державы?
— Отвечая на этот вопрос, я сослался на решения Крымской конференции по этому вопросу, заметив, что основная наша задача в том, чтобы не допустить возрождения сильной в индустриальном отношении, агрессивной Германии.
— Считаете ли вы желательным иметь в Берлине, постоянных, иностранных корреспондентов?
— В своем ответе я сообщил, что пресса может оказать пользу в общей работе. Но практически вопрос о работе инкоров в Берлине еще не поднимался ни союзниками, ни нами, так как Контрольный Совет еще не начал свою работу.
После ответов на письменные вопросы инкоры задали мне несколько устных вопросов: просили кратко рассказать мою биографию, спрашивали об операции на Халхин—Голе (о которой я сказал, что эта локальная операция интересна лишь в том отношении, что советские войска за 10 дней окружили и полностью разгромили 6 армию японцев), задавали вопрос о том, известно ли нам что—либо о дальнейшей судьбе Гитлера, просили высказаться о роли кавалерии в современной войне.
В конце беседы Паркер спросил:
— Осуществлял ли маршал Сталин повседневное руководство боевыми операциями, которые выполняли руководимые мною войска?
В своем ответе я сказал, что маршал Сталин повседневно руководил всеми боевыми операциями наших армий на всех фронтах и особенно детально руководил важнейшими операциями на решающих направлениях, в том числе, разумеется, и на Берлинском направлении.
Наше с тов. Вышинским впечатление от пресс—конференции удовлетворительное.»
Не баловал маршал инкоров длинными разговорами, ответы его. коротки и четки, как команды, никакой возможности не дал для кривотолков и рассуждений, ответы однозначные. В наступающей эпохе дипломатических схваток и закулисных махинаций тоже проявился жуковский характер.
Чувство ответственности за ответы на пресс—конференции было для Жукова естественным, он понимал: каждое его слово будет проанализировано и взвешено. Это подтверждается любопытным эпизодом, имеющим отношение к той встрече с журналистами. Вернее к одному из вопросов: «Знает ли маршал что—либо о судьбе Гитлера?». Жуков тогда ответил, что ему ничего не известно.
В своих воспоминаниях Георгий Константинович пишет:
«В 4 часа генерал В. И. Чуйков доложил мне по телефону, что генерал Кребс сообщил ему о самоубийстве Гитлера. По словам Кребса, это произошло 30 апреля в 15 часов 50 минут… Тут же соединившись с Москвой, я позвонил И. В. Сталину… доложил о самоубийстве Гитлера.
И. В. Сталин ответил:
— Доигрался подлец! Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера?
— По сообщению генерала Кребса труп Гитлера сожжен на костре».
И все, больше нигде и никогда к этому вопросу Жуков не возвращался, и на пресс—конференции честно сказал, что ему ничего не известно. О том, что труп фюрера сожжен, в своем ответе журналистам Жуков не сказал, наверное потому, что подробности этой версии ему не были известны и ходило много слухов, будто Гитлер удрал в Испанию или на подводной лодке в Бразилию. Сам Жуков по этому поводу пишет:
«Обстоятельства вначале побудили меня усомниться в правдивости версии о самоубийстве Гитлера. …Я тогда подумал: а не удрал ли Гитлер в самый последний момент?..»
В общем, спросили его о «судьбе фюрера» и он ответил, что ничего о ней не знает.
И вот, спустя 20 лет, в 1965 году он прочитал в книге Елены Ржевской подробности обнаружения и опознания трупов Гитлера и Евы Браун. Писательница была переводчицей в комиссии, которая вела расследование в 1945 году в Берлине.
Желая выяснить все подробности, маршал пригласил к себе на дачу Елену Ржевскую. Она описала эту встречу в сборнике воспоминаний о Жукове, опубликованном в 1988 году.
Я давно знаком с Еленой Моисеевной, печатал ее произведения будучи главным редактором журнала «Новый мир».
Кроме ознакомления со статьей Ржевской о встрече с Жуковым, я побеседовал с писательницей. Она рассказала:
— Жуков удивлялся: как же он не знал подробностей обнаружения и опознания трупа Гитлера? Он хотел уяснить это с моей помощью. Это был его главный вопрос. Мне тоже казалось странным, что командующий войсками фронта, первое лицо в Берлине в то время, и вдруг не осведомлен о таком важном эпизоде финала войны. И еще он очень удивлялся, что Сталин, зная детали поиска останков Гитлера, ему, Жукову, ничего об этом не сказал.
— Не может быть, чтобы Сталин знал, — возражал Георгий Константинович.
Я сказала ему, что Сталин не только знал, но по его указанию все было еще раз перепроверено, и ему были доложены результаты расследования и акты опознания трупов. Жуков предположил, что до него эти сведения не доходили потому, что расследование шли по линии НКВД. Но ни Берия, ни Серов, с которыми он часто встречался, ничего ему об этом не сообщили.
Жуков сказал мне, — продолжала Ржевская, — что он оказался в сложном положении: получается, что он лгал в Берлине на пресс—конференции советских и иностранных корреспондентов заявляя, что о Гитлере нам ничего не известно. Это его беспокоило.
