Зима. Метель. Раннее-раннее утро. На улице мороз – тридцать градусов. И вот по этому морозу, по белому, сверкающему под луной и скрипящему снегу, я, в стоптанных бабушкиных валенках, закутавшись в шаль, иду на ферму. Четыре утра, хочется спать, но меня ждут. В тот день, когда школьники выходили на работу, дояркам давали выходные дни. Работали мы в арочных фермах, где не было отопления и аппаратной дойки. За нами закрепляли группы коров. Мы с мальчиком из параллельного класса получили группу из двадцати восьми коров. В наши обязанности входило подоить всех коров и накормить. Доили мы вручную, что для меня, городской девочки, было неимоверно трудно. Но сдаться и показать свою слабость перед местными девчонками-одноклассницами я не могла.

Мы работали по два дня в неделю, полный рабочий день. Утренняя и вечерняя дойка. В выходные и праздники. Я помню, как нелегко было доить, руки с непривычки и от большого напряжения сводило судорогой. Приходилось таскать тяжелые ведра с сухим кормом и молоком. Иногда нам устраивали соревнования на самый высокий надой, где я была на равных с деревенскими девчонками. Перерыв между дойками был шесть-семь часов, и я помню, как, с трудом держа авторучку опухшими руками, выполняла школьное домашнее задание. От этой тяжелой физической работы я сильно уставала. Но, придя домой, находила силы, чтобы с восторгом рассказывать своей любимой бабушке о наших героических трудовых подвигах. Бабушка вздыхала, глядя на мое уставшее лицо, а дядя Леня уговаривал меня бросить эту затею. Некоторые школьники не выдерживали такой нагрузки и отказывались от работы на ферме. Но меня и моих одноклассников (самых стойких) грела мечта, что скоро в нашей школе мы сможем слушать песни ансамбля, в котором будут играть старшеклассники. Мы с нетерпением ждали первого концерта и дискотеки.

Наступила весна, и состоялся первый концерт. Помню, как на сцене школы красиво блестела музыкальная аппаратура, мелодично играли гитаристы и ударник. Нас всех, кто был причастен к этому празднику, распирало от гордости и удовольствия. Директор школы прилюдно поблагодарил всех учащихся, отлично поработавших на ферме и заработавших деньги на оборудование. Нам вручили подарки и долго аплодировали. Я была очень горда тем, что внесла вклад в культурную жизнь школы.

Так и прошел незаметно год моей жизни в Казахстане. Иногда я жила и у других родственников. Кто-то меня просто жалел, а кто-то открыто со злостью говорил о том, что от меня отказались родители и все свалили на чужие плечи. Мне было больно слышать это, и я начала тосковать по моему городу, по школе, по подружкам, Светке и Рае. Часто я думала о папе, сестре, брате и, конечно, маме. Весь этот год я мало знала о том, что происходило в Магнитогорске. Под Новый год пришло письмо от папы, в котором он сообщил мне, что скоропостижно скончалась моя бабушка Маша (мамина мама). Для меня она была лучиком тепла и нежности. Это была большая потеря, ведь бабушка все мое детство, как могла, согревала меня своей любовью. Она скапливала немного денег со своей скромной пенсии, шла на барахолку и покупала мне что-нибудь из одежды. Позже я узнала, что баба Маша после моего отъезда из города сильно тосковала по мне и вскоре слегла. Через месяц ее не стало.

Весна, моя первая весна вдали от родины! Я успешно заканчиваю восьмой класс, сдаю экзамены. Передо мной стоит выбор – продолжить обучение в школе или поступать учиться куда-то дальше. В это время к нам в школу приехали представители из троицкого ветеринарного техникума для набора учеников. Я понимала, что меня никто и нигде не ждет, и надо было думать о том, чтобы как-то устраивать свою жизнь, получать профессию.

Я принимаю решение поступить в этот техникум и стать ветеринаром. Я подала заявление и начала готовиться к вступительным экзаменам, оформлять документы. Эта работа мне представлялась интересной. Животные – самые благодарные существа на свете. Я написала о своем решении папе, понимая, что в Магнитогорске у меня нет больше дома. Маму к тому времени по решению суда лишили родительских прав. Сестру забрала к себе тетя.

Получив мое письмо, папа неожиданно приехал в Казахстан и объявил всем родственникам, что я буду жить в его семье.

Жизнь в семье отца не предвещала ничего хорошего, я это чувствовала и просила папу разрешить мне остаться жить и учиться в Казахстане.

Папа был категоричен, он твердо заявил:

– Останешься здесь – и потом будешь крутить всю жизнь коровам хвосты! Нет! Я этого не допущу!

Он спешно собрал все мои скромные пожитки и увез в свой дом.

Так началась моя жизнь в семье отца, которая состояла из его супруги Александры Сергеевны и ее дочери Веры.

По возвращении в Магнитогорск у меня было огромное желание встретиться с мамой, несмотря ни на что. Я узнала, что она продолжает так же пить и практически ни с кем не общается.

В один из дней, набравшись смелости, я пошла в квартал, где прошло мое детство. Зашла в подъезд: те же покрашенные синей краской стены, тот же запах подгоревшего молока на лестничной площадке. Медленно поднимаюсь на четвертый этаж. От волнения и страха сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Очень хотелось зайти в квартиру и увидеть лучистые и радостные глаза моей мамочки, той мамочки, которую я помню с детства, и услышать ее слова: «Доченька, дорогая моя кровиночка! Как я по тебе скучала, родная! Я так рада, что ты вернулась!»

Позвонила в дверь, мне открыла сестра. Захожу в квартиру, все та же мебель, серая убогая обстановка, очень душно. Стоит смрад от перегара. Ничего не изменилось: полупустая квартира, облезлые стены, деревянный пол с потрескавшейся краской и сияющими чернотой щелями. Серая кухонная дверь с разбитым стеклом. Холодно. Мама сидит на кухне, сильно похудевшая и постаревшая, в старом, выцветшем халате, на плечи наброшена вязаная вылинявшая кофта. Седые волосы на голове собраны в небрежный пучок. Ее когда-то ясные, наполненные жизнью голубые глаза теперь стали совсем тусклыми. Чувствовалось, что она после большого запоя. Увидев меня, мама резко вскочила из-за стола, и в мой адрес посыпались оскорбления. Я услышала страшные слова, резанувшие мое сердце нестерпимой болью:

– Явилась, скотина? Про мать вспомнила? А кто тебя здесь ждет, кайдашовская порода?! Пошла вон отсюда! Что б я тебя больше не видела никогда в этом доме! – кричала мама. – Чего смотришь на меня, сволочь? Будь ты проклята!

Я развернулась и с ревом выскочила из дому, и еще долго стоял в ушах мамин крик:

– Проклята!

Хриплый голос мамы эхом возвращался:

– Проклята!

Кто бы тогда мог знать, что именно эти слова, произнесенные моей мамой, так глубоко западут в душу, что в последующие годы я буду жить с огромной обидой на нее и на весь мир. Я ясно поняла, что с этой минуты у меня больше нет матери. От обиды во мне умирала моя внутренняя мама, та часть моей души, которая должна была заботиться обо мне и согревать меня своей нежной любовью всю дальнейшую жизнь.

Весь день я бродила по городу с ощущением, что из моего сердца кто-то вырвал с болью, с корнями веру в людей, в моих родителей, веру в себя и в саму жизнь.

И только тогда, когда я сама стала мамой, я стала много размышлять о том, что чувствовала моя мать в минуты прозрения, когда понимала, что она потеряла не только семью, мужа, но и детей. Было ясно – она потеряла себя. Свое собственное «я». Так и не реализовав до конца себя как любящая и нежная мать, как прекрасная хозяйка уютного дома, замечательная жена, искренне уважающая своего мужа, моего отца. Она похоронила в себе талант великого организатора и человека с большим и щедрым сердцем. И тогда, обижая нас, детей, мама находилась в состоянии внутренней боли женщины, которую кто-то когда-то тоже сильно обидел и унизил. Женщины, которая не смогла найти выход из сложной ситуации и выбрала самый легкий путь – обезболить свое израненное сердце алкоголем.

Нередко дети повторяют судьбу своих родителей. И мне предстояло повторить судьбу своей мамы, стать несчастной и обиженной, озлобленной на весь мир и людей и так же медленно уйти в никуда.