В ответ прозвучал смешок, и за ним стон.

– Тварь! – рявкнул я и рванул вперед.

Поворот, просторный зал с полосками из металлической травы на «полу», и человеческая фигура в уходящем из него коридоре: высокая, в боевом костюме, с рюкзаком на плечах.

Я вскинул «Страйк» и выстрелил, но промахнулся, а когда попытался броситься в погоню, обнаружил, что меня держат за плечо.

– Стой! Погоди! – воскликнул Синдбад так, что у меня пропало всякое желание спорить.

Я сдержал нетерпение, замер и тут услышал то, что мгновением ранее уловил бритоголовый – тонкое, еле заметное постанывание, доносящееся оттуда, где от зала уходил еще один проход.

Мы бросились туда и наткнулись на Колючего.

Он лежал у стены, раскинув руки, в одной из которых была «мегера», и смотрел в небо.

– Что с то... – Тут слова у меня закончились, поскольку я заметил дыру в бронекостюме, в той пластине, что прикрывает живот, и медленно расползающуюся лужу черной крови.

Мальчишка был до сих пор жив только благодаря уникальной сталкерской жизнестойкости, оставался в сознании и наверняка жутко мучился, но все, что он себе позволял – это короткие, редкие стоны.

– Ты... – Я опустился на колени. – Синдбад, аптечку! Быстро!

– Не помож... – он глянул на мое лицо и проглотил возражения. Поспешно скинул с плеч рюкзак, и на свет явилась портативная аптечка, размером чуть больше кулака, вся утыканная разными хитрыми выростами.

– Как же ты так? Почему ты его подпустил? – бормотал я, одновременно расстегивая крепления брони. – Почему ты позволил ему выстрелить? Ведь я же говорил – будь начеку!

Брюшная пластина отвалилась в сторону, открылась черная ткань «поддоспешника», липкая от крови, с огромной дырой. В нос мне ударил скверный запах, говорящий о том, что прошедшая через тело мальчишки пуля разворотила кишки. Я вытащил нож и стал резать ткань, чтобы обнажить рану, открыть тело, к которому можно приложить аптечку.

Колючий кашлянул и поднял голову, серые глаза были полны боли, но смотрели серьезно и решительно.

– Я не смог... – сказал он. – Не сумел нажать курок... он так похож на тебя, даже улыбка та же... рука дрогнула...

Я сжал челюсти так, что хрустнули зубы, а перед глазами потемнело.

– Молчи! Не трать силы зря! – вмешался Синдбад и приложил аптечку к бледной коже Колючего.

Чуть ниже сердца, туда, где был чистый, не забрызганный кровью участок.

Аптечка пискнула, показывая, что начала работу, а через несколько мгновений издала длинную пронзительную трель, сообщающую, что приборчик отказывается что-либо делать.

– Не может быть... – прошептал я. – Попробуй еще раз!

– Бесполезно. – Лицо Синдбада было по-настоящему черным, словно он превратился в негра.

– Нет! Попробуй еще! – Я понимал, что веду себя глупо, но остановиться не мог.

Вот она, обратная сторона того, что у тебя есть друзья – ты рискуешь потерять одного из них.

– Я не смог... – повторил Колючий. – Он так похож на тебя... но ничего... Бог все видит... и каждому воздастся по вере его... я понимаю, что обречен... сейчас я... мы еще увидимся, прощайте...

– Стой! Нет! – воскликнул я, понимая, что собрался делать мальчишка – отдать приказ главному и метаболическому имплантам, чтобы они запустили программу эвтаназии.

– Это его право, – сказал Синдбад, и я понял, что он прав.

– Прощай, Колючий, – проговорил я. – Передавай от меня привет ангелам.

Насмешка – стена, за которой можно укрыться от режущей душу боли.

Он улыбнулся, показывая, что услышал, лицо его сделалось строгим, серьезным и застыло.

– Всё. – Синдбад осторожно протянул ладонь и закрыл Колючему глаза.

– Всё, – повторил я, чувствуя, как горечь потери мешается в душе с опаляющей яростью. – Если раньше я гнался за этим мерзавцем только ради себя, то теперь я буду преследовать его еще и для того, чтобы отомстить. Лучше бы дубль выстрелил себе в голову.

Я аккуратно разогнул еще теплые пальцы мальчишки и вынул из них «мегеру», затем мы избавили Колючего от подсумков и рюкзака. Похороны по обычаю Пятизонья: погибшему соратнику – почтение, а живым – то, что может им пригодиться; какой толк, если оружие и припасы уйдут в могилу?

Затем мы постояли немного, и я бросил на тело плазменную гранату с замедлителем. Через положенные семь секунд раздался взрыв, и неистовое пламя обратило труп в пепел, заставило корчиться ветви металлических кустов, оплывать, покрываться громадными «слезами» стены из автонов.

И в этот момент мне было плевать на боль Лабиринта или того, кто им управлял.

10 февраля

Выждав, пока закончится приступ звукоизвержения, мы отправились дальше, уже вдвоем.

Особого представления о том, куда именно идти, у нас не имелось, и поэтому мы просто шагали, надеясь, что рано или поздно один из коридоров приведет нас к выходу. Никто не преграждал нам дороги, ловушки, встречавшиеся в залах и комнатах, можно было легко обойти, но уверенности в том, что мы не бродим по кругу, не было.

Несколько раз я поймал себя на том, что оглядываюсь, пытаюсь увидеть, где наш третий спутник, где Колючий. Похоже, за несколько дней, что мы провели в одной команде, я успел привыкнуть и даже привязаться к нему.

Бывает же такое!

Из лиц, постоянно мелькавших перед глазами в детдоме, из парней, с которыми я дрался, мирился, учился, хулиганил на протяжении почти двенадцати лет, ни одно не запало в душу. Я забыл их через год после того, как поступил в университет и окунулся в то, что можно было с полным основанием назвать жизнью, а с беглым праведником, я это знал, так не выйдет.

– Эй, ты чего? – воскликнул за моей спиной Синдбад, и я понял, что позорно задумался и едва не врезался в стенку.

– Замечтался немного, – угрюмо ответил я и свернул в коридор, то ли как две капли воды похожий на тот, что мы проходили полчаса назад, то ли тот же самый.

Если верить главному импланту, мы прошли на северо-восток уже километров пять и даже пересекли речку Коваши. Небо над нами потихоньку темнело, намекая на приближение вечера, усиливался ветер, обещая превратить снегопад в метель.

Я свернул, и в следующее мгновение мне показалось, что у меня что-то с глазами: стены коридора раздвоились, поплыли. Я сделал попытку моргнуть, но обнаружил, что веки меня не слушаются, и понял, что вот он, очередной коннект. Что просто дубль сейчас тащится по такому же тоннелю, по которому идем мы, и я вижу окружающее одновременно и его, и своими глазами.

И я испугался – не за себя, не за то, что могу повредиться рассудком или навеки остаться в вышедшем из «Мультипликатора» теле. Нет, мне стало страшно за Синдбада – вот, сейчас дубль заставит меня развернуться, поднять «мегеру» и нажать на сенсор.

Грохот, разлетаются ошметки тела, куски бронекостюма, и я остаюсь один посреди Лабиринта.

«Нет, сволочь, – подумал я, – так легко я не дамся».

И я начал бороться – напрягся изо всех сил, чтобы вернуть контроль над собственным телом, не позволить копии, демону, идеальному отражению повелевать им. И то ли это сыграло роль, то ли все пошло бы так же в любом случае, но я услышал сдвоенный щелчок внутри черепа и понял, что четко «вижу» Лабиринт.

Чтобы понять, какую форму имеет то или иное тело, нужно посмотреть на него в двух ракурсах, а то можно принять пирамиду за куб, а шар за диск. И на какой-то момент у меня появились эти два ракурса – два основных импланта, из которых я мог с одинаковой легкостью считывать информацию.

Наверное, это было похоже на ясновидение, а еще немного напоминало форс-режим: передо мной развернулись километры сплетенных из автонов стен, десятки ловушек и поворотов, и я мог обозреть их все, просчитать путь ко входу и выходу, узнать, где находится дубль, и где мы...

Я почувствовал глухие толчки в области затылка, понял, что это чужак пытается выпихнуть меня из своей головы, что он устал почти так же, как я, но что он должен идти дальше.