– Сторожит наверху. Скоро я его сменю. А ты приходи в себя, одевайся, и двинем дальше.
Комбинезон и прочие шмотки лежали на ящике рядом с костром, и от них валил пар. Само пламя было светлым и очень жарким, и это означало, что горят таблетки универсального топлива.
Места они занимают немного, весят вообще мизер и очень выручают в локациях, где набрать сушняка – большая проблема.
– Обязательно приду, – пообещал я, понимая, что на самом деле вовсе не желаю куда-то идти, что бешеная погоня за самим собой утомила меня даже не столько телесно, сколько душевно.
Хотелось вот так лежать, ничего не делать, смотреть в огонь...
Но я также прекрасно понимал, что дубля нужно уничтожить как можно быстрее, что он – зло. Не абстрактное, всеобщее и глобальное, а, так сказать, частное, причиняющее неприятности лично мне.
Кто знает, что он выкинет в следующий момент? В присутствии егерей плюнет на портрет Хистера? Или пришибет «чистильщика» из Барьерной армии так, что это увидят его соратники? Или выдумает нечто такое, что мои банально человеческие мозги не в состоянии измыслить?
Все возможно.
А обвинят в произошедшем сталкера-проводника по прозвищу Лис.
Так что разлеживаться мне некогда, надо подниматься, собираться и вновь вставать на тропу войны.
– Ты как? – спросил явившийся в подвал Колючий. – Может, тебе нужно помочь?
– Сам справлюсь, – ответил я, выбираясь из спального мешка и думая, что бионик мне сейчас бы не помешал, но бионик не раненый и полный сил. – Как думаешь, твои единоверцы... бывшие, они еще гоняются за мной?
– Не знаю. – Беглый праведник пожал плечами и нахмурился. – Дьякон любит, чтобы успех приходил сразу... ему не хватает терпения. Но если его разозлить, тогда... Но мне не хочется это вспоминать.
– Ладно, – я кивнул и сморщился от дернувшей лицо боли: ее полоса протянулась ото лба до правой щеки, но при этом совершенно не затронула глаз. – Ого... что это у меня там такое?
И уже задав этот вопрос, я вспомнил – обжигающе холодная вода, темная туша, проносящаяся мимо, нечто вскользь касается моей физиономии, и я замечаю темное облачко...
– Рана. Мы ее обработа... Не трогай! – воскликнул Колючий, но было поздно, я поднял руку.
Глубокая царапина или скорее даже разрез протянулся от границы волос почти до угла рта. Мне невероятно повезло, что гидробот из Оби, нанесший эту рану, не зацепил мой глаз.
– Ничего, я не маленький. Не расковыряю, – проговорил я, осторожно обследовав полоску застывшей крови.
Одно из преимуществ наличия метаболического импланта – раны быстро затягиваются и вообще заживают. Но я знал, что эта, когда зарастет, не исчезнет полностью, что останется шрам, отметина, которой будет лишен дубль.
– А, ну ладно... – Колючий вздохнул и принялся рассказывать, что он начал молиться за меня еще на реке, когда я провалился под лед, и что они увидели, как я вылез, и вовремя вытащили меня, и что не иначе как Божий Промысел в том, что я вышел из этой передряги живым...
Стоило отметить, что приступы «проповедничества» нападали на мальчишку нечасто, но уж если нападали, то превращали его из нормального парня в подобие религиозной радиостанции.
Колючий вещал, а я потихоньку разбирал вещи и одевался.
Комбинезон оказался еще влажным, но это ничего, высохнет прямо на мне, если врубить систему подогрева костюма на полную. На налобнике шлема обнаружилась зарубка длиной сантиметров в пять – плавник чугунка разрезал его так же легко, как мою плоть.
«Шторм» я взял в руки с осторожностью, почти с благоговением – он спас мне жизнь там, под водой, но сможет ли эта «машинка» стрелять после всех выпавших на ее долю злоключений?
Но тестовый сенсор после нажатия мигнул зеленым огоньком, и у меня полегчало на сердце.
– Очень хорошо, – сказал я и принялся облачаться в боевой костюм.
– Эй, да ты меня не слушаешь? – обиженно воскликнул Колючий. – Учти, бог все видит!
Я посмотрел на него, и подленькая мысль, сидевшая в подсознании все время, что мальчишка шел с нами, всплыла на поверхность: а что, если Иеровоам на самом деле ловкий актер, и что его речи о желании уйти из «Пламенного Креста» – притворство, и он только ждет момента, дабы ударить в спину?
Эта мысль привела за собой подругу, столь же гнусную: ведь и Синдбад наверняка не так прост, как кажется, у него есть тщательно скрываемый интерес в том, чтобы идти со мной.
А в следующее мгновение мне стало стыдно.
За эти три года я настолько привык не доверять людям, что готов во всем видеть обман и предательство.
– Не слушаю, – сказал я. – А ты все надеешься обратить меня в свою веру?
– Нет веры моей или твоей, она общая! – пылко воскликнул Колючий.
Чтобы сохранить такую искренность после долгого пребывания в своре Дьякона, нужно обладать не только чистым сердцем, а еще и мощным иммунитетом против всякой душевной грязи.
Или уметь великолепно играть...
Нет, Лиса таким, какой он есть, сделало не только Пятизонье, но и те годы, когда я сам был похожим на Колючего молодым придурком, страстно верил в идеалы, в то, что мы несем добро нашей стране, и когда я воспитывал в себе осторожность и подозрительность ко всем, кто не является «своим».
Просто так это из меня теперь не вытравить.
– Пошли, – сказал я, наступая на костер, чтобы затушить его. – Незачем заставлять Синдбада ждать.
Выбравшись из подвала, я обнаружил, что принадлежит он полностью развалившемуся частному дому, а вокруг – большой дачный массив: поваленные, подгнившие заборы, сараи, силуэты поломанных деревьев, жилые строения разной степени разрушенности.
Берег Оби был неподалеку, в какой-то сотне метров, а пепелище начиналось полукилометром севернее. Но этот пятачок садовых участков, заключенный внутри Новосибирска, выглядел на редкость спокойно и тихо.
Ни энергополей, ни биомехов, ни тем более артефактов и сталкеров.
– Ну что, куда дальше? – спросил Синдбад. – Как думаешь, нужно нам заходить в город?
– Не знаю, – откровенно признался я. – Разумнее всего повернуть назад, перейти реку южнее, где-нибудь у «Юного ленинца», и ждать нашего «красавца» неподалеку от тамбура. Но разумнее – это не всегда правильнее, и поэтому я даже не знаю, что сказать.
Донесся рокот вертолетных винтов, и импланты просигнализировали, что с востока, из-за реки идет звено драконов. Мы залегли, но летучие чугунки не обратили на нас внимания, помчались к центру города, туда, где начала извергаться одна из сопок. Столб алого огня поднялся до самых облаков, в стороны полетели тучи черного, свежего пепла.
Драконы закружились над ведомой только им целью, к земле устремились ракеты, зазвучали взрывы.
– Нет. – Я поднялся. – Туда мы, пожалуй, не пойдем. Пусть дубль развлекается, если у него есть желание. А то еще наткнемся на кого из шпионов Ордена, и брат Рихард узнает, где мы находимся.
– Это что, обратно через реку? – Колючий посмотрел в сторону Оби без особого энтузиазма.
– Именно так, – я кивнул.
Имелась возможность перебраться на другой берег, не вступая на лед – по плотине Обской ГЭС. Но возможность эта была чисто гипотетической – окрестности электростанции пользовались «убийственной» славой. Обитавшие там биомехи вели себя агрессивно и слаженно, так что порой возникало ощущение, что ими командуют из единого центра.
Но так это или нет, а пройти по плотине и остаться в живых не сможет и джинн.
– Ну что же, ладно, – беглый праведник засопел. – Да, слушай, а кого ты упоминал, когда мы в развалинах у Курчатника сидели? Эти, гарде... гардемарины... кто они были такие?
– Нечто вроде курсантов военно-морского училища, – объяснил я уже на ходу. Мы зашагали через садовый массив строго на юго-восток, вдоль берега реки. – В той песне еще звучали такие слова: «Зачем троим, скажи на милость, такое множество врагов?» Прямо про нас.
– Да, врагов предостаточно... – согласился Синдбад. – Джинн этот бешеный... Праведники, брат Рихард... еще счастье, что за нами он гоняется, а не та бешеная девка, приемная дочь Хантера. Как ее? Платиновая... Нет, Титановая Лоза. Кстати, а что ты собираешься делать со всеми этими врагами? Я имею в виду после того, как прикончишь дубля?
