Штильгештанден добавил:

— Вы будете отыскивать все книги, в которых когда-нибудь звучал клич: «На восток! На восток!» Понятно, философ?

— Более чем понятно, — ответил Абердох.

— Вот и отлично, — сказал господин Дорн.

Голос его звучал примирительно. Видно, он не хотел напоминаний о встречных расписках, которыми обменялся с почтмейстером Аугенвайсом, — человека с такой памятью лучше иметь в своем деле.

— Я не могу принять ваше предложение, — сказал Абердох.

— Если вы его не примете, я не возьму вас даже младшим корректором. Мы меняем курс.

— Даже младшим корректором я не стану помогать тому, что здесь будет твориться, — неожиданно твердым голосом ответил Абердох и вышел, хлопнув дверью.

В вестибюле издательства его окликнули.

— Это вы, Герберт?.. — услышал он голос, который недавно казался ему самым дорогим на свете.

— Фрейлейн Трумпф? Что вы здесь делаете? — спросил он в изумлении.

— Пришла похлопотать за… Герберт, вы не сердитесь на меня?

— Нет, что вы… Я уже все забыл… За кого же вы пришли хлопотать?

— За жениха. Он заболел во время своей последней командировки, а когда оправился от потрясений, узнал, что им недовольны и его переводят на должность корректора.

— Ничего не понимаю. Я не болел! Я не ваш жених! И обо мне не нужно хлопотать.

— Ах, Герберт, — сказала фрейлейн Трумпф, — речь не о вас. Я говорю о господине Хохдруке. Не знаю, чем он прогневал вашего патрона, но ему объявлено, что с сегодняшнего дня его переводят на должность корректора. Я пришла похлопотать за него. Вы думаете, это будет иметь успех?

— Безусловно, — ответил Абердох. — Для господина Хохдрука здесь теперь открывается широкое поприще.

В вестибюле грузчики распаковывали ящики и доставали из них сверкающую лаком и пахнущую кожей мебель.

— Что это? — спросил Абердох у швейцара.

— Обстановка кабинета для шеф-редактора господина Штильгештандена, — торжественно ответил он и вытянулся в струнку.

На улице Абердох еще раз оглянулся на дом, в котором помещалось издательство «Цербер».

«Бог мой! — подумал он. — А ведь, пожалуй, то, что здесь со мной случилось, — это сюжет!»

На дополнительных выборах центральной фигурой был Десмонд Дуксибидл, молодой кандидат от Верхнего Полеторпа.

Все до одного предсказывали ему блестящую карьеру с того дня, как он выступил с горячей речью в защиту Закона об обиженных лордах. Десмонд был во всех отношениях безупречен: его воротнички были даже выше, чем у покойного Гладстона, а складки на брюках разглажены лучше, чем у лорда Пальмерстона; кроме того, Десмонд был человек железных принципов в мире политики.

Дополнительные «гетровые» выборы свалились на добрую Англию как гром с ясного неба.

Весьма заметный некоторыми эксцентричными деталями костюма, Десмонд однажды утром вошел в Палату общин, имея на ногах оригинальнейшие желтые гетры.

— Что это за тряпки болтаются у него на ногах? — крикнул кто-то ему вслед. — Видно, он только что оставил свое ремесло мусорщика!

— Вы жаждете борьбы? — воскликнул Десмонд. — Вы ее получите. Носящие гетры вызывают вас на бой!

Разумеется, парламент сразу же был распущен, и Десмонд поехал в провинцию отдохнуть и подготовиться к борьбе. К выборам готовились обе группы: гетристы и антигетристы. Премьер пытался сколотить партию центра (или «партию полугетр»), но его попытка не увенчалась успехом.

Около полудня решающего дня Десмонд сидел один в комитетской комнате. Зазвонил телефон.

— Разве вы забыли, — сказал странный голос, — о вашем согласии присутствовать на открытии Имперской выставки гетр на Вестминстербридж-род сегодня днем?

— Хорошо, — ответил он. — Я приду.

Швейцар повел его по комнатам, украшенным гетрами всех фасонов, цветов и размеров. Потом вдруг он втолкнул Десмонда в какую-то комнату и захлопнул дверь. С ужасом увидел Десмонд, что прямо на него смотрят страшные глаза Владимира Блюдского, вождя крайне левого крыла движения «Долой-Гетры-Во-Что-Бы-То-Ни-Стало!».

Блюдский и переодетый швейцар схватили его. В рот ему засунули гетры, его связали и положили в угол.

— Слушайте, Дуксбилд, — прошипел Блюдский, — я завлек вас сюда, чтобы сообщить, что я намерен делать дальше. Видите, я вполне корректен с вами. Сегодня я взорву Английский банк!

Десмонд содрогнулся от ужаса. Он доверил кладовым национальной казны весь свой наличный гардероб — семьсот девятнадцать пар гетр. Да, это будет жестокий удар прямо в сердце гетристам!

Злоумышленники скрылись.

Связанный и беспомощный Десмонд заскрежетал зубами от ярости, потом заскрежетал еще раз, просто так, и перекусил гетры, воткнутые ему в рот, потом перегрыз веревки, связывающие его локти, лег плашмя и стал перегрызать гетры, стягивающие колени.

Наконец он свободен!

Выбежав на улицу, он вскочил в свою машину и схватился за руль. Город тонул в вуали густого тумана, но вдали он заметил призрачные очертания подозрительного автомобиля. Туман становился все гуще, сырее. Скользя и срезая углы улиц и перекрестки, летели вперед две машины в чернильной тьме. Десмонд был охвачен одной мыслью, одним желанием: арестовать налетчика раньше, чем он приведет в исполнение злодейский умысел.

Скоро автомобили мчались почти рядом. Сквозь черный туман Десмонд видел злобную усмешку Блюдского, когда тот чиркнул спичку о бомбу и закурил сигару.

Очертания огромного сумрачного здания проступали в тумане. Десмонд выскочил, чтобы схватить преступника за шиворот. Но было поздно: тот бросил свой разрушительный снаряд.

Страшная вспышка, сопровождаемая раскатистым гулом, потрясла почву, и туман рассеялся. Десмонд одиноко стоял среди камня и мусора развалин.

Вдруг чья-то рука легла ему на плечо.

— Простите, сэр, — сказал голос полисмена, — это вы сделали?

— Как?! — пролепетал Десмонд, подавленный чудовищностью обвинения. — Нет, нет, это не я…

Со всех сторон слышался топот ног. Крики и вопли потрясали воздух. Ликующая толпа понесла на руках Десмонда к Палате общин. Весть о взрыве звенела по всем проводам.

Судьба выборов изменилась. Противник Десмонда не получил ни одного голоса. Десмонд стал самым популярным человеком Англии.

За злодейство Блюдского получил награду Десмонд, и, так как Блюдский был разорван на клочки, никто не узнал правды.

Во время погони в тумане Блюдский свернул не в ту сторону, и оба автомобиля направились вниз по Пиккадилли, к Кенсингтону. И Блюдский взорвал не банк, а памятник войне.