— Приложу максимум усилий, чтобы не допустить кошкоедства, — заверил я, хотя в душе сомневался.

Мы поднялись на второй этаж, и Валентин Сергеевич с некоторой опаской открыл дверь. У порога нас встретил большой черный кот, единственными белыми отметинами у которого были клыки, сильно выступающие из пасти. Этакий небольшой саблезуб, и, исходя из смиренного поведения Сэра Лиса, неизвестно, кто кого мог загрызть, несмотря на разницу в росте. К нашему обоюдному удивлению, ни кот, ни пес друг на друга не обратили внимания. Вот и верь после этого пословицам о неуживчивости кошек с собаками. Кот с мурлыканьем крутился у ног хозяина, а Сэр Лис вытер о половик лапы, вошел и сел в прихожей. Как посмотрю, к чистоплотности его приучили основательно.

— Вот уж не ожидал, — покачал головой Валентин Сергеевич.

Я с улыбкой развел руками, но с таким видом, будто имел самое непосредственное отношение к воспитанности пса.

— Проходите в кабинет, — предложил Валентин Сергеевич, — а я сейчас быстренько обслужу кота и кофе сделаю. Как и у вас, хозяин в квартире не я, а это черное создание.

Некогда добротно оформленная квартира писателя выглядела неухоженной. Старенькие, выцветшие обои, местами покоробленный линолеум красноречиво свидетельствовали о том, что ремонт давно не делали и, по всей видимости, в обозримом будущем не собирались. Стены в кабинете были увешаны книжными полками с мутными стеклами, у окна, с давно не крашенными, кое-где облупившимися рамами, стоял письменный стол со стареньким маломощным компьютером, в углу — журнальный столик и два кресла с донельзя подранной котом обивкой. Не могу сказать, что я такой уж чистюля, и у меня в квартире пыль встречается, но все-таки разница между жилищами холостяка и вдовца существенная.

Чувствовалось, что когда-то здесь хозяйничала женская рука, но не стало ее, и все начало приходить в запустение.

От нечего делать я прошелся взглядом по книжным полкам. Фантастика, классика мировой литературы, справочники… На одной полке, заполненной на две трети, стояли книги Бескровного: полтора десятка авторских и десятка три сборников. Некоторые из них я читал и даже вспомнил отдельные повести. Не думал, что в нашем городке живет писатель, да еще столь плодовитый. Почему-то представлялось, что писатели такого уровня должны обязательно жить в столице.

Книжные полки висели в шахматном порядке, и в проемах над ними стояла разная дребедень: пара подсвечников с оплывшими свечами, фотографии в рамках, статуэтки из дерева, дискеты в коробках… Мое внимание, привлек рисунок на небольшом пожелтевшем листке ватмана, тоже обрамленный в легкую металлическую рамку. Рисунок был выполнен в одном тоне — фиолетовой шариковой ручкой, но сделан мастерски. Несомненно, работа талантливого художника. На рисунке была запечатлена пустыня на неизвестной планете, из барханов кое-где торчали наполовину засыпанные песком скалы, изъеденные эрозией. На переднем плане стоял вездеход, а чуть в стороне от него двое космонавтов в легких скафандрах разглядывали скалу. Все скалы были похожи на изваяния, и в том-то и заключалось мастерство художника, что рисунок не давал прямого ответа: прошлось ли по скалам долото ваятеля давно вымершей цивилизации или это очередная шутка природы в результате выветривания.

Я отошел от картины, сел в кресло. Стуча по линолеуму когтями, вошел пес и сел рядом.

— Молодец, хорошо себя ведешь, — похвалил я. — Придем домой, косточку дам.

Пес скосил на меня глаза и фыркнул.

— Не заскучали?

В дверях появился Валентин Сергеевич с подносом. Он поставил на столик чайник, банку растворимого кофе, сахарницу, чашки.

— Извините, что кофе растворимый. Люблю натуральный, но… Его Таня готовила, и готовила так, как никто не умеет. С корицей… После ее смерти никак не отважусь повторить, хотя рецептуру знаю — учила меня.

Он сел.

— Готовьте кофе по своему вкусу. К сожалению, к кофе ничего предложить не могу. Из съестного в доме только борщ и «Китекат». Но «Китекат», честно скажу, не дам. Есть на него потребитель.

Похоже, писатель бравировал, шуткой пытаясь прикрыть нищету.

— Это дело поправимое, — сказал я, вынул из кармана сотовый телефон и набрал номер. — Стол доставки? Пожалуйста, двух цыплят-гриль, горячих… — Я услышал недовольное ворчание пса и поправился: — Ах, сэр, простите, трех… Кетчуп, зелень, лаваш и бутылку коньку… Лермонтова сто двадцать, семьдесят восьмая. Через двадцать минут? Хорошо.

— Право, зачем вы так… — смутился Валентин Сергеевич.

— Не часто с писателями кофе пить приходится, — улыбнулся я. — А точнее, впервые.

— Да уж, живут безработные… — повторился он. — Самому, что ли, к ним податься?

— Ну, положим, безработный — это я утрировал. Скажем так: человек без определенного рода занятий. Наследство позволяет не работать.

Валентин Сергеевич уколол меня острым взглядом, но ничего не сказал. Уж и не знаю, что он обо мне подумал, но что за наследство, я уточнять не стал. Со вчерашнего дня сам сомневался, что мои способности имеют отношение к прямой наследственности.

— Как посмотрю, у вас много написано, — сказал я, уходя от скользкой темы.

— Ошибаетесь, вздохнул писатель. — Немного. Тут больше переизданий.

— Если переиздают, значит, нравится читателям.

— Не уверен, — поморщился он. — Сейчас такую полову издают и переиздают, что поневоле начинаешь сомневаться в себе.

— Что вы, право, так себя уничижаете, — сказал я.

— Упаси боже, если вы подумали, что я рисуюсь или кокетничаю, — вздохнул он. — Не скрою, раньше считал, что пишу «нетленку», и был о своем творчестве очень высокого мнения. Но после смерти Татьяны многое изменилось. Теперь я на все, что написал, смотрю, так сказать, с горних вершин, хотя в бога не верю. Все мои потуги — это суета и шелуха с точки зрения Вечности.

— Зачем тогда пишете? — спросил я, прихлебывая кофе. Кофе оказался на удивление вкусным, ароматным, и я с любопытством осмотрел банку. Наш, российский, а не хваленый «Nescafe». Понятное дело, пока за рубежом его приготовят да к нам привезут, он успевает выдохнуться, а наш — свежеприготовленный. Аромат в кофе — наиглавнейшее.

— Зачем пишу? Привык, к тому же это у меня получается. А потом, работа писателя ничем не лучше и не хуже любой другой. Например, рядового бухгалтера. Он-то никогда не думает, что за свой труд будет увековечен, так почему же я должен надеяться на занесение своего имени в скрижали Истории? Одна лишь разница у нас с бухгалтером: его вознаграждение за труд называется зарплатой, а мое — гонораром. Хотя в конечном счете и то и другое — деньги.

Все-таки писатель кокетничал: если работу бухгалтера оценивают только финансовые инспекторы, то творчество писателя — десятки тысяч людей. Но я не стал заострять на этом внимание.

— Не возражаете, если закурю? — спросил он. — Для заядлого курильщика кофе без сигареты — перевод продукта.

— Вы у себя дома, — развел я руками.

— А Сэр Лис возражать не будет? Мой Пацан табачного дыма не переносит, как заметит меня с чашкой кофе, тут же уходит в другую комнату. Видите, и не подумал сюда заглянуть.

— Тогда и Сэр Лис, если ему не понравится, может выйти.

Валентин Сергеевич достал пачку «Новости», вытащил сигарету с черным фильтром и закурил. Пес сморщил нос, отвернулся, но ни фыркать, ни демонстративно уходить не стал, будто понимал, что находится в гостях.

— Божественно! — пригубив кофе, объявил писатель.

— Вы только фантастику пишете?

— Сейчас — только.

— И вы верите во все это?

— Во что — все?

— В ЭТО.

Я указал на рисунок, стоявший на книжной полке.

— В это?! — несказанно удивился Валентин Сергеевич. — А чему тут верить? Американцы уже давно по Луне ходили, так что это непреложный факт, не имеющий к вере никакого отношения.

— Я имел в виду летающие тарелочки, внеземные цивилизации и тому подобное.

— Ах, вот вы о чем… — грустно улыбнулся он. — Нет, не верю. То есть в то, что где-то в необозримом космосе существуют цивилизации разумных существ, я верю, но вот в контакт с ними… Вселенная настолько многообразна, что, несмотря на свою бесконечность, не терпит повторения биологических видов. А это первостепенное условие для контакта, поскольку интересы даже очень близких между собой биологических видов редко пересекаются. Второе немаловажное условие — одинаковая, а лучше всего близкая ступень развития. Ну о каком контакте может идти речь, скажем, между нами и питекантропами?