От него санитары из зэков и узнали, что часть расформирована, произошла перестрелка, двое его товарищей погибли, и двое зэков погибли. Куда делись двое других, никто не знал и не знает до сих пор. После получения предложения поучаствовать в охоте в качестве дичи зэк решил, что убийство тех двух охотниками (а он не сомневался, что их убили) списали на побег, и их закопали где-то в лесу. Для начальника колонии все сложилось удачно, и про прошлогоднюю охоту никто не узнал. За смерть заключенных тоже отписываться не пришлось – прапорщик признавал, что они с вертолетчиком и солдатом отстреливались.

Зэк решил идти своим путем. Раз часть расформирована, там делать нечего. Раз он узнал про дела, которые творятся, то в живых его скорее всего не оставят – даже для следующих охот. Другие найдутся, в особенности если охота проводится нечасто. А попытка побега раз в год, тем более если находить беглецов, начальство устраивает.

Карта оказалась неправильной, компас барахлил, его ранили… Он уже не надеялся ни на что и приготовился умирать – и тут его нашел Афанасий.

Зэк вспомнил про Ивана Захаровича Сухорукова, про журналистку Юлю, которая часто освещает инициативы крупного бизнесмена и мецената, а в прошлом – вора в законе, и попросил Афанасия до нас добраться. Он знал, где находится особняк Ивана Захаровича (как и многие из его мира), у Афанасия была бумага, ручка, зэк смог нарисовать грубый план и написать записку. Афанасий передал записку Ивану Захаровичу. В ней в краткой форме излагалось все, что Афанасий рассказал нам в подробностях.

«Дичью» на этот раз служили два человека. О судьбе второго погибшему не известно ничего – они решили сразу же разделиться. Охотились четверо – два иностранца и два наших гражданина, один из них – замминистра.

Часть охранников зоны была введена в курс дела. Они явно получили за молчание хорошие деньги и рассчитывали получать их в дальнейшем. Интересно, сколько же отвалили иностранцы за эту охоту? И ведь наши чиновники могли какие-то деньги перечислить зоне – из денег налогоплательщиков.

Будто читая мои мысли, Афанасий сказал, что умерший у него на руках зэк интересовался у начальника колонии, каким образом он обеспечивает молчание довольно большого количества людей. Неужели так много платят? Начальник ответил, потому что, вероятно, был уверен: зэк – не жилец.

Начальник пояснил, что за такие дела вверенной его попечению колонии идет спонсорская помощь, а в нынешние времена это очень важно. Теперь начальник колонии должен быть хорошим менеджером, потому что рассчитывать на государство не приходится. Нужно «дружить» с отдельными его представителями. Все сотрудники это понимают. Есть приказ сверху (как говорил начальник колонии) – принять делегацию, за это будет спонсорская помощь. И принимают. И лишних вопросов не задают. И помощь приходит. Все довольны. А что два зэка пытались сбежать, воспользовавшись ситуацией… Так контингент такой, всегда пытались, пытаются и будут пытаться. Возможно, большая часть сотрудников на самом деле не знала, что господа приехали на охоту. Может, иностранцам экзотики захотелось? На русскую зону на Севере посмотреть? Заскучали они в своей сытой стране, вот и потянуло на экстрим.

Иван Захарович рассказал Афанасию, что группу зэков под охраной вывозили на остров для какого-то строительства. Могли, по его мнению, вывозить для строительства охотничьих домиков?

– Не знаю, – ответил Афанасий. – В тех местах я никогда не был, хотя про часть ПВО, конечно, знал. Там у нас на сотни километров все всё знают. Но много зэков использовать не будешь. Не отмазаться, не отписаться, несмотря ни на каких покровителей.

– Есть гастарбайтеры, бомжи, – заметил юрист. – Если захотеть поставить «охоту» на поток, то и «дичь» можно найти. Я не вижу в этом проблемы. К сожалению.

Афанасий тяжело вздохнул, потом посмотрел на Ивана Захаровича.

– Вы можете остановить охоту на людей?

– По всей России – нет. В одном конкретном месте могу попытаться.

– Вот поэтому я и ушел жить подальше от этого мира, погрязшего в грехе, – сказал Афанасий. – Я живу в единении с природой, я не вижу людей с их пороками, которые не могу принять. Ну, война – это понятно, хотя ведь все вопросы можно решить за столом переговоров. Сколько людей погибло во время войн! Сколько мирных людей! Потеряли кров, родню… Но нынешний мир и то, что происходит в нашей стране и со страной, я принять вообще не могу. И бороться с этим не могу. Да, я слаб. Но я не грешу.

– Да кто ж спорит-то? – посмотрел на него Иван Захарович. – Большое вам спасибо, что дошли до меня. Чтобы у вас не возникло проблем по пути назад, ребята вас отвезут на машине до того места, которое вы укажете.

Юрист спросил, где Афанасий похоронил зэка. Тот сказал, что в лесу, место без труда найдет. Чтобы выйти на Афанасия, следовало оставить сообщение его двоюродному брату, только ответить он может и через месяц, и через два – когда придет за солью и порохом.

– А про клады вы ничего не слышали? – с ничего не выражающим лицом поинтересовался Иван Захарович.

– Про клады?! – удивился Афанасий. – Вообще, конечно, слышал. И про то, как папоротник должен цвести, слышал, но ни разу не видел, хотя рядом с моей избушкой их много растет. Может, кладов нет, поэтому и не цветет? И заговоры знаю, которые помогут взять клад в руки, хотя он все равно может не даться. Или один дастся, а другой – нет. Это целая наука. Иногда живую душу надо отдать.

– Человеческую? – уточнила я. Я про душу уже слышала от Татьяны, и мы это обсуждали.

– Необязательно. Петуха можно. Говорят, что вроде бы только черного. Не знаю, не пробовал.

– Может, нам петуха с собой взять? – спросил Виталя у Ивана Захаровича.

– У тебя что, крыша поехала? – рявкнула на него Татьяна, с которой они никогда не ладили, и те полгода, которые Виталя жил у меня, подруга каждый день капала мне на мозги.

– Не верите? – посмотрел на нее Афанасий. – Зря. Просто так клад не найти. Он дается за что-то или ради чего-то. В награду за испытания, как искушение, чтобы проверить человека. Вы можете найти клад, а потом всю жизнь мучиться кошмарами – или мучиться, пока не отдадите его. Вы можете проклясть тот день, когда его нашли, потому что все в вашей жизни изменится.

– То есть лучше кладов не находить? – уточнила я.

– И не искать даже. Если не хотите, чтобы ваша жизнь изменилась. Если вас устраивает ваша жизнь, живите, как жили, и даже не приближайтесь к тем местам, где они могут прятаться. Это очень опасно.

– Это предупреждение? – спросила я.

– Над вами всеми витает опасность. Вас окружает аура опасности. Я ее чувствую.

– Так это наше обычное состояние, – заметил Виталя. – Вон Юлька вечно в какое-то дело влезает, за ней лезет Татьяна, Пашку они даже не спрашивают, а мы их вызволяем.

– Все не совсем так, – заметила Татьяна. – Мы сами выпутываемся. И Иван Захарович именно нас отправляет в пекло, потому что мы можем докопаться до сути!

– Но я всегда обеспечиваю вам страховку, – заметил Сухоруков и посмотрел на Афанасия: – Так что там с опасностью?

– Есть опасность. Я когда увидел всех, кто приехал в ваш дом сегодня – включая тех, кто сейчас от нас отделился, – понял: над этими людьми нависла угроза.

– Можете считать, что только что махнули красной тряпкой перед быком. После таких слов Юля с Таней точно поедут, – хмыкнул Виталя.

– То есть мы можем не вернуться с острова? – серьезно спросила я.

– Вы лично вернетесь, Юля. И в течение полугода выйдете замуж.

– Да мне не за кого!

– Предложение будет неожиданным. А потом выйдете еще раз. И третий брак будет не по нужде, как два первых, а по любви.

Я хлопнула глазами. Он не может знать, что я была замужем за немецким бароном, потому что это требовалось Ивану Захаровичу! И значит, и второй раз я выйду, потому что Иван Захарович в приказном порядке отправит меня в ЗАГС? Интересно, а мой второй муж будет жить с Татьяной, как жил немецкий барон, у которого с моей подругой случилась любовь, и никто не понимал наших весьма своеобразных отношений?[5]