Он помолчал немного и заявил, что все никак не может разобраться, кто же заварил всю эту кашу в его районе. Жили спокойно, а потом началось черт знает что. И жильцы нашей квартиры постоянно оказываются в центре событий – все вертится вокруг нас. Но папа Сулейман любит порядок и умеет его наводить и поддерживать. Наведет он его и в этом случае.
Он никак не мог признать тот факт, что две старушки – божьих одуванчика, хоть и с боевым прошлым, дед, водящий крепкую дружбу с зеленым змием, одиннадцатилетний ребенок и его мама, хоть и многоборка ГТО, могут взяться за передел сфер влияния в районе.
– Да какое нам дело до ваших сфер влияния! – заорали мы все хором.
Но папа Сулейман продолжал говорить, словно и не слышал нас. Он очень долго думал, взвешивал все «за» и «против», анализировал. Мы – я, в частности, – появлялись во всех «горячих» точках. И у него возник естественный вопрос: а на кого я работаю? На кого мы все работаем? И что нам за это обещали?
Рашидов заявил, что не уйдет из нашей квартиры, пока не получит ответы на свои вопросы. Он должен знать, что происходит у него под носом.
Мы молчали, то и дело переглядываясь. Вернулся Сережка со своими тапками, а также с обувью Ивана Петровича. Сын уже зевал во весь рот.
– Марина Сергеевна, вы же педагог! – внезапно воскликнул Сулейман Расимович. – Почему у вас ребенок до сих пор не спит?
– Я на каникулах, – тут же отозвался сын. – А мама не только в школе работает.
– А я ребенка не насилую. Хочет спать – пусть спит, не хочет – пусть бодрствует. Он в состоянии сам решить, когда и что ему делать, тем более на каникулах, – заявила я.
– А почему вы вмешиваетесь не в свое дело, молодой человек? – подала голос Анна Николаевна. Рашидов раскрыл рот, наверное, его давно никто не называл молодым человеком. – Это не ваш ребенок. И Марина как-нибудь обойдется без ваших советов. У нее в любом случае и без вас найдутся советчики.
Рашидов пришел в себя, усмехнулся и спросил у старшей Ваучской, почему же она не скажет своей соседке, что детям в третьем часу ночи следует давно видеть сны.
– У меня дела были, – ответил Сережка вместо бабы Ани.
– Ребенок перед сном дышал свежим воздухом, – сказала Анна Николаевна.
– Вижу, – кивнул Рашидов, оглядывая отобранный у нас арсенал. – Иди спать, Сережа.
Я сделала попытку пойти вместе с сыном – как бы его уложить, но мне не дали этого сделать. Папа Сулейман заявил, что если мой сын достаточно взрослый, чтобы ходить с воровским ножом и сопровождать маму в ее ночных вылазках, то уж читать сказки на ночь ему никак не требуется. Сережка поцеловал меня и ушел.
– Итак, приступим, – сказал Рашидов и взял в руки пистолет с длинным стволом. – Чей? – спросил он.
– Наш, – хором ответили жильцы нашей квартиры.
– Андрюхин, – сказал полуголый молодой человек в трусах.
– Так чей же все-таки? – усмехнулся Рашидов.
Мы не успели ответить: из угла послышался стон – это наконец пришел в себя молодой человек с клеем. Он приподнялся, сел и обвел собравшихся мутным взглядом, – по-моему, парень снова собрался отключиться.
– Дай-ка ему нашатыря, Оля, – повернулась старшая Ваучская к сестре.
– Может, ему чайку лучше? – предложила Ольга Николаевна.
– А мне поесть можно? – робко обратился ко мне сидящий рядом со мной молодец в трусах. – Вы же обещали…
Рашидову, по всей вероятности, очень не нравилось, когда на него не обращают внимания, тем более не отвечают на его вопросы. Он грохнул кулаком по столу – инструменты и пистолеты с ножичками подпрыгнули, а моя любимая чашка с остатками кофе слетела на пол и приказала долго жить.
Тут я уже пошла грудью на Рашидова. Сестры Ваучские также вскочили. Ольга Николаевна первым делом запустила тарелкой в лицо ближайшего от нее телохранителя. Молодой человек в семейных трусах на этот раз, естественно, сражался на нашей стороне, как и его товарищ, мгновенно пришедший в себя и со всей силы саданувший ребром ладони по лодыжке одного из рашидовских телохранителей. Телохранитель взвыл, пошатнулся – и, матерясь, рухнул на Рашидова. Папа Сулейман произнес несколько фраз на родном языке, общий смысл которых был в принципе понятен.
Ольга Николаевна, в свою очередь, не пожалела еще одну тарелку для ближайшего от нее бравого парня. Эх, наверное, нам на выданные Валерием Павловичем средства (или заработанное мной в «Жар-птице») придется закупить посуды. Специально следует тарелки попрочнее выбрать, а то теперь и не знаешь, сколько еще схваток ждет нас на коммунальной кухне. Может, есть такие, что не бьются о пуленепробиваемые лбы?
Тарелка, выбранная Ольгой Николаевной, содержала в себе остатки каши, которую сестры Ваучские ели на ужин. Каша стала растекаться по лицу и плечам врага.
Молодой человек в трусах успел схватить пистолет своего друга (который мы теперь называли «нашим») и, не раздумывая, направил дуло на ближайшего к нему рашидовского телохранителя. Однако выстрелить он не успел: был скручен еще одним противником. Но я тоже не стояла – сплела пальцы замком и что было сил опустила обе руки на затылок одному из парней Рашидова. Правда, он воздействия моей силы не заметил: так, бабочка крылышком коснулась. Дядя Ваня также сцепился с одним из рашидовских молодцев. Но, к сожалению, силы были неравны, хотя сосед очень старался. Не повезло, под рукой не оказалось бутылки; хотя я не уверена, что бутылка помогла бы, – уж слишком прочные головы оказались у наших противников.
Рашидов успел схватить со стола второй пистолет и опустил его на голову одному из спасенных нами парней. Тот мгновенно отключился. Но и Рашидову не повезло: он, оступившись, свалился на своего телохранителя, валявшегося на полу. На пару они, наверное, смогли бы посоперничать и с Райкой Белоусовой – столько было выдано колоритных эпитетов в адрес жильцов нашей квартиры. С кем нас только не сравнивали…
Ивана Петровича и парня в семейных трусах уже тоже отключили. Я слышала дикие вопли старушек, оравших, как молодым бугаям не стыдно насиловать пожилых женщин. По-моему, об изнасиловании (по крайней мере, старушек) речи не было, но пожилые дамы все равно вопили как резаные. С Ольгой Николаевной справился молодец, по которому она с таким успехом размазала кашу, но тогда ей помогла внезапность нападения. Однако в конце концов враг оказался сильнее. На запястьях Ольги Николаевны защелкнулись наручники, как и на запястьях ее старшей сестры. Старушек посадили в уголок на лавочку; измазанный кашей молодец стоял над ними с перекошенной физиономией, то и дело слизывая стекающую с волос жижу.
– Вы ее недосолили, – послышалось мне в пылу битвы.
– Соль – это белая смерть, – резонно ответила Анна Николаевна.
– Русская народная мудрость гласит: недосол на столе, пересол на спине, – добавила менторским тоном Ольга Николаевна и высказалась в том смысле, что зря она парню в глаза соли не бросила. Ну ничего, в следующий раз…
Мысль была интересная, до ящичка с солью я могла без труда дотянуться и успела выдернуть его из навесного шкафа как раз вовремя. Отключивший Ивана Петровича молодец нацелился на меня. Не пожалев для непрошеного гостя соли, я швырнула ему в глаза целую пригоршню. Он дико взвыл. Но соль следовало использовать экономно, чтобы хватило на шесть пар глаз, вернее, теперь уже на пять.
Ко мне повернулся тот, которого я огрела по затылку. Удар мой оказался неэффективным, а вот соль – более чем. Парень взвыл, изрыгая проклятия, и тут же получил локтем в живот от нашего союзника в пестрых трусах, который как раз в этот момент пришел в себя. Правда, союзнику тут же досталось от врага, с которым он сражался вначале, – и наш с грохотом рухнул на пол, увлекая за собой протирающего глаза молодца. Образовалась куча мала.
И в этот момент закончилось мое везение. Разъяренный враг, справившийся с нашим союзником в семейных трусах, рухнул на меня, сгребая в объятия. Падая, я ударилась головой об угол табуретки и отключилась.