В этот вечер Деми зашел к жене без всякого твердого намерения переговорить. Хельви сидела на низенькой скамеечке у огня, положив на колени громадный фолиант Древней Сальвской Истории с яркими картинками и разрисованными золотом буквами — свою любимую рукописную книгу — и осторожно перелистывала пергаментные страницы. На ее гладких, разделенных прямым пробором волосах, играли отблески пламени. При виде этой мирной картины сердце Харвея защемило. Ему захотелось сесть рядом с ней на пол, обнять колени, положить голову поверх книги, и чтоб она рассеянно ерошила его волосы, думая о своем…

Женщина подняла лицо, ее глаза зажглись такой теплотой и тихой радостью, что Деми сразу стало легко, словно все темное и тяжелое на время отступило, позволяя ему расслабиться.

— Хельви. — он действительно сел перед ней на корточки и улыбнулся. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. — королева сама обхватила руками его за шею и положила голову на плечо. — Я стала очень толстая?

— Нет. — он засмеялся. — Нет еще… Почему тебя это беспокоит?

— Не знаю. — она покачала головой. — Мне кажется, я похожа на корову. С каждым днем все больше и больше.

Хельви уже не носила корсета, а по своим покоям ходила в свободных складчатых платьях с завышенной талией. Пока это выглядело всего лишь как новая мода, но скоро…

— Неужели тебя тревожат такие простые вещи? — удивился Харвей. — Говорят, рожать для женщин естественно.

— Только не для меня. — королева вздохнула. — Ты не понимаешь, я всю жизнь вела себя иначе. Меня уважали за ум, за хладнокровие. Впрочем, многие совсем не уважали. Не знаю, как тебе объяснить? В общем, все это для меня… противоестественно. Я же не животное!

Деми улыбнулся. Как он и предполагал когда-то в горах, сразу после их свадьбы, Хельви в роли обычной женщины чувствовала себя крайне неуверенно. И именно в этот момент ее заела гордость. Ну как же? Такой светлый ум! Такая государственная воля! И вдруг ходит из угла в угол, прислушиваясь к утробным шевелениям в своем теле. Это было и дико, и оскорбительно, и… страшно.

— Я совсем не хочу ребенка. — призналась она. — Думаешь, я чудовище? И лишена всяких человеческих чувств?

Харвей ласково погладил ее по голове.

— Успокойся и не терзай себя. Если б ты была простой женщиной, ну женой купца или богатого лорда, и в твоей жизни не было ничего, кроме хозяйства и развлечений, то ребенок — ожидание его, роды, хлопоты вокруг малыша — стали бы для тебя центром мира. А ты? — Деми поцеловал ее в припухшие губя. — И какие только глупости не лезут тебе в голову? Сколько стоит пенька в Даллине, на какие товары поднять пошлину, как сохранить союз с Фомарионом, сколько кораблей даст Мальдор и так далее и тому подобное. Я прав?

Она взъерошила ему волосы.

— Ты всегда прав. Не осуждай меня, пожалуйста.

«Ты б меня не осудила», — подумал Харвей.

Он взял ее уже слегка округлившуюся белую руку и не слишком уверенно посмотрел в глаза.

— Хельви, я хотел спросить.

Женщина вскинула ресницы.

— Ты не станешь… ненавидеть нашего ребенка, если… со мной что-нибудь случится?

Деми сказал совсем не то, что собирался. Королева внимательно посмотрела на него.

— Что за мысли приходят тебе в голову? — удивилась она. — Обычно перед родами умереть боятся женщины и просят мужей позаботиться об их общем ребенке, если те выберут себе новую супругу.

— Я не о том.

— Ты вообще ни о чем. — Хельви ласково погладила его по руке. — Пока я рядом, с тобой ничего не случится.

Через два дня к Деми неожиданно явился Линций в полной расстройстве чувств.

— Меня обокрали! — брякнул он с порога. — И знаешь, так по-хамски, что просто диву даешься!

Маленький инженер был потрясен до глубины души. До сих пор ему казалось, что в гостеприимном Гранаре живут такие милые, порядочные люди! И на тебе.

— Воры есть везде. — остановил его излияния Харвей. — Что у тебя пропало? Деньги? Драгоценности?

— Какие драгоценности? — взвился Петерс. — Я что дама? Стану я тащить с собой на стройку из Плаймара ценные вещи! Думай, что говоришь!

Харвей, которому сейчас не хватало только упреков друга, все-таки промолчал и сделал внимательное лицо. Ведь именно он пригласил Линция в Гранар и должен был оказать помощь.

— Так что украли-то? — спросил Деми, усаживая инженера на стул и наливая ему горячего форрадского шоколада в чашку. — Успокойся и рассказывай по порядку.

— Какой там порядок! — опять возмутился Петерс. — Дверь выломали, окно вышибли, рылись в бумагах, перевернули вест кабинет, поломали все мои макеты!

Ах, вот оно что! При этих словах Харвею действительно стало жаль друга. Линций имел обыкновение после разработки чертежей клеить большие макеты из толстого картона и любовно раскрашивать их. «Для наглядности», — как пояснял он. Герцог всегда считал, что Петерс просто не доиграл в детстве, а тут кто-то сломал его драгоценные игрушки.

— Зачем им понадобилось портить макеты? — искренне удивился Деми.

— Они хотели их спереть! — затопал ногами инженер. Он сидел на стуле с чашкой в руках и чуть не плакал. — Спереть! Вытащить через окно. А оно узкое! А макеты большие!

Петерс подавился горячим шоколадом и начал кашлять. Деми пришлось постучать его по спине.

— Тогда они стали их рвать на куски, а потом выпихивать. — наконец, смог выговорить инженер. — Их спугнул сторож, и они все побросали. Прямо в снег. Естественно, они бедные размокли. Я говорю о макетах.

«Уж конечно, не о ворах», — усмехнулся Деми.

— А кроме макетов, потери есть? — вслух спросил он.

— Тебе мало? — Линций уставился на друга с обидой. — Думаешь, это свистульки? Одного картона… Знаешь, что они украли? — вдруг осекся он. — Не поверишь, какая глупость: старые чертежи и рисунки тех двух фортов на Заячьей Губе, которые сгорели. Спрашивается, ну не идиоты ли?

— Не знаю. — протянул Харвей. История ограбления Линция начала приобретать для него совсем новое, зловещее значение, хотя пока он еще не видел смысла ни в варварском уничтожении игрушек Петерса, ни в воровстве старых, уже никому не нужных чертежей, которые Деми отдал другу просто так, для ознакомления.

— А новые не тронули? — мрачно спросил консорт. — Ну те, что мы с тобой начали уже здесь, после пожара?

— В том-то и дело, что нет. — покачал головой инженер. — И главное, лежали на видном месте, а нет — полезли за старыми, весь кабинет перерыли.

— Значит искали готовые. — задумчиво протянул Деми. — Слушай, Линций, — вдруг спросил он, прямо посмотрев в лицо инженера, — а ты в последнее время общался с новым беотийским послом?

Петерс побледнел.

— С сэром Джозефом Кларенсом? — быстро переспросил он.

— Только честно.

— Ну я… — промямлил Линций. — Он приходил сюда. И такой вежливый…

— Знаю я, какой он вежливый. — буркнул Харвей. — Сначала сломает тебе руки, а потом попросит подать чаю.

— Прости. — еще тише проговорил Линций, виновато глядя на друга. — Но я ему отказал. Во всем. Решительно отказал. — скороговоркой выпалил он. — Я знаю, что ты сможешь меня защитить. И я ведь на самом деле не собираюсь возвращаться в Беот… Только переведу деньги через мальдорские вексельные дома… Мы с Энид…

Деми махнул рукой. Скорый брак между Линцием Петерсом и старшей дочерью казначея

Энид был для всех при гранарском дворе тайной полишинеля. Совершенно естественно, что молодая семья собиралась остаться в Гранаре. Нет, инженер любил свой дом в Беоте, любил пиво, сосиски и теплую сырую погоду Плаймара, иногда скучал, натыкаясь глазом на такие разные, но в сущности одинаковые для него сальвские лица. Однако перспектива возвращения под тяжелое крыло короля Дагмара не могла обрадовать и менее чувствительного человека, чем Линций, который и так натерпелся страху за месяцы ареста своего друга Деми.

— Ну? И чего ты квохчешь? — осведомился Харвей. — Все это я знаю. Что он сказал-то?