Тут Мак-Даган не выдержал и высказал Босуортувсе, что давно думал, глядя на его выходки последнего времени.

— Попридержи узду, Дерлок! Сам себя загонишь. — заявил Йен. — У королевы есть муж, что странного, что она с ним живет? Если между тобой и ее величеством что-то и было, то это только твое дело. Разве мы служим Гранару, потому что ты спишь с его хозяйкой? Вспомни, что ты говорил нам, когда мы спускались с гор: нас ждет земля, мы едим сражаться за равные права горцев и других сальвских племен, мы такие же гранарцы, как и они, у нас общий враг. Мы тебе верили. До сих пор ты не обманывал нас. Возьми себя в руки.

— Если я проглочу эту обиду, — мрачно сказал Босуорт, — она решит, что со мной можно делать все, что угодно. Я не могу остаться. Кто со мной?

Но желающих не нашлось. Горцы любили своего командира, однако сейчас склонны были скорее согласиться с Мак-Даганом, чем с ним.

— Мы готовы сопроводить тебя, куда ты пожелаешь, — сказал Йен, — Но службу не оставим. И ради чего? Снова скитаться по горам, как разбойники? Нападать на ничего не сделавших нам людей, ради куска хлеба? Голодать?

— Конвой мне не нужен. — презрительно бросил Босуорт. — Когда сальвы здесь в Гранаре скрутят вас в бараний рог, вы еще пожалеете обо мне. Предатели.

Он уехал, оставив бывших товарищей в тягостном раздумье и породив в их сердцах недоверие к королеве. Будет ли она без Босуорта по прежнему милостива к горцам? Не лишит ли их всех приобретенных прав?

По первому снегу гранарские войска, как и предупреждала Хельви, отправились к границе с Западной Сальвой, чтоб быть готовыми в любой момент прийти на помощь восставшим сородичам, если Дагмар начнет вырезать сальвов.

Деми вел армию в горные крепости и собирался поставить там на зимние квартиры. Впервые после свадьбы он посещал свои старые владения и к естественному чувству гордости примешивалась грусть. Слишком много тяжелых воспоминаний было связано с событиями полугодовой давности, когда герцог потерял большую часть своих наследственных земель.

Королева выехала проводить мужа за городскую стену. Ее присутствие явно ободряло южногранарских рыцарей, кричавших «ура!» Но у Харвея, первый раз увидевшего жену в доспехах, сердце сжалось от боли. Она носила свои простые латы без украшений не так, как большинство женщин носит мужскую одежду — щеголевато и с легким вызовом. А буднично, словно стоптанные домашние туфли.

Привычно вскочив в седло, Хельви не воспользовалась даже подставленной рукой д’Орсини. Кажется, сейчас ей было все равно, как она выглядит. «Приравняй десять лет войны к десяти годам в поле», — вспомнил Харвей ее слова. Нет, он больше никогда не допустит, чтоб она еще хоть год, хоть день…

Деми все еще стоял на земле, глядя на королеву снизу вверх, и вдруг, понял, какого цвета на самом деле ее глаза — вороненая сталь с синим отливом, как у доспехов. По-норлунгски русые волосы Хельви сейчас казались особенно светлыми, на фоне черного нагрудника.

— Равнение на Западные ворота! — раздался зычный голос д’Орсини.

В воздухе заколебались легкие флажки и плюмажи, всадники ровными рядами потекли из города.

Сэр Энтони Кросс, посол Беота при гранарском дворе, собирал свои вещи. За окном мелко моросил дождь, временами превращаясь то в град, то в снег. Начало декабря в Гранаре никогда не было особенно теплым. Холодный воздух сходил с гор, встречаясь на равнине с влажными морскими ветрами, и зима устанавливалась в Сальвской долине не сразу.

В больших плетеных коробах, заботливо выложенных изнутри мягкой тафтой, поместились книги дипломата, его деревянный глобус, медная сфера звездного неба, подзорные трубы, приборы для вычисления расстояний по карте, забавная коллекция заспиртованных уродцев — лягушки с двумя головами, зародыши обезьян, летучие мыши. Вазы, картины и другие предметы роскоши сэр Энтони приказал заколотить в специальные деревянные ящики и уже отправил в Беот.

Пару недель назад посол получил от короля Дагмара повеление немедленно возвращаться в Плаймар. Миссия Кросса вызвала неудовольствие монарха, и он извещал дипломата, что намерен прислать ему замену. Такой внезапный поворот карьеры не мог не опечалить пожилого вельможу. И хотя Гранар был вражеской страной, лишь недавно подписавшей с Беотом мир, сэр Энтони чувствовал себя при дворе королевы Хельви в большей безопасности, чем дома, под тяжелым подозрительным взглядом короля Дагмара.

На прощальной аудиенции ее величество тепло сказала ему:

— Друг мой, мы искренне сожалеем, что вы, столько сделавший для прекращения войны между нашими государствами, вынуждены покинуть Гранар. Знайте, мы сохраним о вас самую добрую память и с нетерпением будем ждать обратно.

Тронутый ее словами посол поклонился.

— К сожалению, Ваше Величество, бывают дипломаты, которые, стремясь изгладить вражду и непонимание, оказываются в конце концов более ко двору в тех странах, где служат, чем у себя дома. — сэр Энтони вздохнул. — Никогда не думал, что я попаду в их число.

Хельви встала и, сама подойдя к беотийцу, ласково улыбнулась ему.

— В этом не ваша вина, сэр Энтони. Вы любите свою родину и дорожите ее интересами, в чем я не раз имела возможность убедиться. Но, — она помедлила, — бывают такие поручения монарха, которые порядочный дипломат просто не может выполнить.

Посол поклонился. Он прекрасно понимал, о чем идет речь. Именно его неумение или нежелание хорошенько надавить на лорда Деми и напомнить ему, что он всего лишь беотийский ставленник на гранарском престоле, вызвало гнев короля Дагмара. Теперь владыка Беота отзывал не справившегося с «таким простым делом» дипломата и высылал ему на смену человека, действительно знавшего, как «посбивать спесь с этого вчерашнего квартиранта Цитадели».

Навестившему посла перед самым отъездом принцу-консорту, коронация которого была назначена на весну, сэр Энтони с легкой укоризной сказал:

— Сир, если бы вы сохранили в своем сердце хоть каплю любви к Беоту — стране, которая вас вырастила — и были чуть податливее на мои предложения, мне бы сейчас не пришлось паковать вещи.

Харвей грустно улыбнулся.

— Сэр Энтони, я искренне сожалею о случившемся. Ваш отъезд для меня утрата, потому что в новом после я едва ли встречу столько понимания и терпения к моему абсолютному равнодушию к нуждам короля Дагмара. Но вы прекрасно знаете, что иначе вести себя я не мог.

Да, Кросс знал, что покажи лорд Деми хоть малейшее пристрастие к Беоту и он потеряет всех своих гранарских друзей. Уже и приглашение беотийских мастеров было со стороны консорта смелым поступком. Но даже его Харвей предпочел совершить в обход посла Беота, обратившись прямо к королеве Хельви. Поэтому, оправдываясь перед Дагмаром, сэр Энтони вряд ли сможет поставить случай с корабелами себе в заслугу.

Глядя на этого исполненного достоинства молодого правителя, Кросс вспоминал его в форме беотийского адмирала, в день победы в Березовом Зунде, когда ликующая толпа была готова нести Деми на руках, и он выглядел таким счастливым! Кто бы мог подумать тогда, как быстро герцог Западной Сальвы осознает себя гранарцем, словно сбросит изношенную старую одежду.

Если б сэр Энтони не повидал столько на своем веку и не был так мягкосердечно мудр, он бы, наверное, с неприязнью отнесся к перерождению Деми. Но сейчас посол чувствовал только большую печаль от того, что Беот потерял такого слугу, а Гранар приобрел такого государя. Однако не испортить бывшему адмиралу настроения дипломат не мог.

— Вы правильно сказали, сир, вряд ли новый посол с таким же пониманием и терпением, как я, будет относиться к вашим отказам помогать Беоту. Я должен сообщить вам имя моего преемника. Его зовут сэр Джозеф Кларенс, до последнего времени он исполнял должность Королевского прокурора и личного докладчика короля. Вы его знаете?