* * * По земле шатаюсь я давно, И везде вожу с собой окно. Хоть люблю я в жизни перемену, Но окно всегда вставляю в стену. Приглашаю я в окно закат. Птицы пусть в окне моем летят. Ветку на окно мое кладу, Рядом сбоку вешаю звезду. Или, чтоб увидел целый свет, Создаю ночной автопортрет — В раме, за стеклом, стою в окне, Свет фонарный шастает по мне. Пусть стоит вселенная вверх дном, Мне не страшно за моим окном! Я поеду в городок морской, Я мое окно возьму с собой И у волн поставлю непременно, Пусть окно окатывает пена, Пусть там волны ходят ходуном, Хорошо мне за моим окном! Я от океана отделён, В раме океан, и застеклён! Каждым утром, сразу после сна, Я выбрасываюсь из окна И лечу на камни мостовой, В мир невыносимо-деловой. * * * Анатолию Сапронову Как только на шахматы брошу я взгляд, Всегда загораюсь веселым огнём: Готовые к бою фигуры стоят, И каждая пешка на поле своём. Как в жизни — расписано всё по ролям, У всех свое место, и всем свой черед. И можно назад отступать королям, Но пешки идти могут только вперёд. Мой день, моя ночь еще крепко стоят, Как белый квадрат и как черный квадрат. Я тоже на шахматном поле стою, Я тоже игру защищаю мою. Еще мое сердце стучит и стучит На стыке маневров, атак и защит! Но с поля когда-нибудь снимут меня Каким-нибудь каверзным ходом коня За то, что я, силы своей не жалев, Кидался по следу чужих королев, За то, что с позиций, разгромленных вдрызг, Я шел на предсмертный, восторженный риск! За то, что сыграть не умел я вничью, — За всё это гибелью я заплачу! Навстречу мне — вражеских пешек навал, И вот он, король мой, на смертном одре… Но если я даже игру проиграл, Я всё же участвовал в этой игре! * * * Хоть возьми и с тоски угробься, Чтоб конец положить опекам. Колоссальнейшее неудобство: Оказался я человеком! Я от нежных забот правительства Как суконный пиджак повытерся. Не живи, а всю жизнь готовься К торжествам олимпийским неким. Колоссальнейшее неудобство: Оказался я человеком! Оказался таким нелепым: За мечтой волочусь прицепом. Пирамидищею Хеопса Шла волна над моим ковчегом. Колоссальнейшее неудобство: Оказался я человеком! По субботам с женой и сыном Проплываю по магазинам. С панталыку я сбился вовсе! Ни звезды над моим ночлегом. Колоссальнейшее неудобство: Оказался я человеком! А во сне я как в звездопаде: Звёзды спереди, звёзды сзади! Неудобство, что человеком, Человеком я оказался, Кривосабельным печенегом В мою полночь кошмар врубался! Колоссальнейшее неудобство Человеком быть, а не мопсом! Как ты к миру не приспособься, — Быть поэтом — сверхнеудобство! Говорят, что поэт — поёт, Да не верю я фразам дутым. Говорю, что поэт — полёт С нераскрывшимся парашютом. * * * Вечера ненастные. Ветры неутешные. Парни коренастые Бомбами увешаны. Потрясают автоматом, Предъявляют ультиматум! Кто тут против? Кто тут за? Дымятся из темных ободьев У атамана глаза. И брякает он фразу Басом допотопным: — Если против — сразу Тут же вас и шлёпнем! Если с нами солидарны, Выражаем похвалу, Но ухлопают вас парни, Что стоят на том углу! Кто-то голосом корявым Добавляет в простоте: — Нейтралистов мы дырявим, И дырявят парни те! В доказательство потряс Он ручной гранатой… Современники! У нас Выбор пребогатый! * * * Ученый умно втолковывает, Где точка, а где тире. А поэт сидит и приковывает Петуха к заре. Что точка в земном пути? Жить от нее не легче. А у поэта, как ни крути, Певчий петух. Певчий. Поэт облюбует площадь, Солнцем ее полощет. Тут ведает всем булыжник, И голубь — его сподвижник. А ночью, как на параде, Поэт красоваться рад, И у поэта во взгляде Уличный звездопад. Слышен ветра окрик, Ветер-хореограф Пляшущих огней, Скачущих теней. Уже серебрятся Огни на мостах, Уже декорации Все на местах, И в светопаде и в блёстках Поэт стоит на подмостках. И, начиная кидаться В прожекторную струю, Поэт в своих декорациях Ставит драму свою. И встает метеором В световом ореоле Та — которая В главной роли. В небе первозданном Техникой наплывной Лицо ее крупным планом Ложится на город ночной. Он глянет наверх — И гибнет заранее. Он — человек, А она — сияние. Пытается он втереться В мерцающее соседство. Но со своею тяжестью И с кряжистою тенью, Никак он не развяжется С законом тяготенья. Ему — расстояние, Ему — отречение, А ей — сияние, А ей — свечение. И, обдавая сиянием, Она проплывает над зданием, А он соскользнувшим лучом Закалывается, как мечом, И на своей арене, На перекрестке ночном Истекает стихотвореньем — Светящимся красным пятном. |
