* * * Т. и А. Фесенко Мой город грозный, город грандиозный, Под небом звездным, сам, как небо, звёздный. Он весь в кометах, весь он в метеорах, И сполохов на нем навален ворох. В прожекторах, в светящихся рекламах Он полыхает, как волшебный замок. И Млечный путь не возгордился чтобы, Есть Встречный путь — ночные небоскребы! Каскадом, звездопадом, светопадом Автомобили мчат по автострадам. И проносясь в автомобильном гуде, Мы за рулем кентавры, а не люди. Аэропланы, блещущие хромом, Соперничают с молнией и громом, И океанский пароход нежданно Просвечивает четверть океана, И входит в порт качающимся, длинным, В пять этажей пылающим камином. А мы всю ночь валом куда-то валим По вертикалям и горизонталям. В такую высь нас подымают лифты, Откуда слышны ангелов молитвы. Но лифтов металлические кубы Не к ангелам несут — в ночные клубы, Где джаз звенит на крыше небоскрёба И негр поет с завывом и захлёбом. Мы по ночам все выброшены вверх, В какой-то многоцветный фейерверк Арен, эстрад, экранов, галерей, В мой город всех ветров и всех огней, В мой город всех огней и всех ветров, Где погибаем мы от катастроф… * * * Жил Диоген в бочке — Битник прямой с виду. Носил, подвязав шнурочком, Латаную хламиду. Лепешка да кружка воды На камушке под рукой. И окромя бороды — Собственности никакой. Простите, забыл совершенно: Фонарь был у Диогена. И этот чадящий снаряд Таскал Диоген упрямый. Что было, на мой взгляд, Сущей саморекламой: Дескать, народ, кумекай, Куда это мы прём. В поисках человека Шествуем с фонарём. Эх, Диоген, приятель, Эх, Диоген, дружок! Даром ты время тратил, Зря фитили ты жёг! Послушай-ка, Диоген, — Выброси свой рентген! Зряшным ты занят делом: Человек не бывает целым. Человека на сто черепков Время ломает сразу, А потом в теченье веков Собирают его, как вазу. Начнут собирать с осколка, А этих осколков сколько? Шел я Английским парком, Осенью шел я мюнхенской — И сероглазой баварке Прямо в зрачки я плюхнулся. Когда-нибудь вам придётся, Искатели черепков, Вытаскивать, как из колодца, Меня из ее зрачков. Бессонно сереют лица, И без единого проблеска Всё еще где-то длится Ужас ночного обыска, И всё еще под наганом Я у стены стою. Где? Под каким курганом Найдут эту ночь мою? Какою землечерпалкой Разворошат они Набросанные вповалку Ночи мои и дни? И кто-нибудь интересной Находкою изумлён, Скажет: смотрите, треснул По сердцевине он! В пазухе темной ямы Юность найдут мою. Разве я тот же самый В баре нью-йоркском пью? Лихо бокалом звякая, Празднично пью при свечах. Со мною поэт — гуляка, Бабник и весельчак. Девочка из Боготы Смеется за нашим столом, И годы идут, как готы, В снегу за ночным стеклом. Звезды в бокалы капают, Тонут в вине сиреневом, И кто-то уже откапывает Нас, занесенных временем… Куда тебе, Диоген, С твоею коптилкой зряшной! Попробуй, найди мой день Вчерашний иль позавчерашний, – День, что уже прожит И отбыл во тьму веков. Кто же меня сложит, Как вазу из черепков? ДРАКОН НАД КРЫШЕЙ * * * Сурово и важно Ветки скрипят на весу. Как деревьям не страшно Ночью, одним, в лесу? Валится тучи темная башня, А им не страшно! Птица ночная крикнет протяжно, А им не страшно! Ветром они ошарашены, А им не страшно! Только вздохнут тяжко, Да месяц блеснет — стекляшка, Словно смахнет слезу. Как деревьям не страшно Ночью, одним, в лесу? А может — не в силах сдвинуться И потому стоят, не бегут, А я вот живу в гостинице, А зачем — понять не могу. Гостиница многоэтажна, И мне в гостинице страшно. Кругом какие-то темные шашни — Страшно! Заревом красным окно закрашено – Страшно! И чего я мытарюсь? Пойду к нотариусу, Постучу в дверь его. Войду и скажу: Я хочу, чтобы было заверено, Что такой-то, такой-то — дерево И отказался от человеческих прав. В зелень себя разубрав, Он теперь стоит у ручья На страже. И ему по ночам Не страшно. |
