ЧЕРНОВИК Мелким почерком ветер писал по воде. Промчался ветер, в травах просвистя, И заводь зябко сжалась от испуга. Ты — судорог и сумерек дитя — Вечерняя озерная кольчуга. И вдруг мне показалось, что вода Несет гигантских пальцев отпечатки. О, это дело рук Твоих, Господь. Ты уличен. Ты создал этот мир. СКРИПАЧ Звуки тончайшей выточки Соскальзывали с плеча, Как будто тянул он ниточки Из солнечного луча. Лежала на скрипке щека еще, Дрожала еще рука, И звук всплывал утопающий За соломинкою смычка. И ноту почти паутинную Он так осторожно сужал, Что скрипка казалась миною, Которую он разряжал. * * * Еще рассвет. Еще туманный хаос. Еще, передрассветно колыхаясь, Деревья — еле видимые в дымке Похожи на рентгеновские снимки Еще рассвет. Но из туманных грядок Весь город выпадает, как осадок. Выходят, как из мутного раствора, И памятник, и выступы собора. И дом обозначается за домом, Чтоб стать на небе каменным изломом, Чтоб стать на небе четкой и упрямой Извечной городской кардиограммой. * * * Над мальчишкой крепким и румяным На скамейке суетится мать. Вырастет и станет хулиганом, Будет грабить, жечь и убивать. А быть может (колесом раздавлен!), Мальчуган поселится в раю, Будет Богом в ангелы поставлен, Чтобы жизнь замаливать мою. * * * Я это молчание выбил, как пробку, И залил бумагу лиловым вином… Веселого месяца тонкую скобку Повешу над самым высоким окном! И только рукою взмахну я надменно, И город столпится у этой реки, — Смотри — на балконах стоят джентльмены И к звездам бросают свои котелки! И небо прожектором залито синим, И, кажется мне, я по крышам иду. Какая-то женщина в платье павлиньем По небу ночному летит, как по льду! И рвутся ракеты, и гаснет каскадом За красной струей золотая струя… Ну что ж, ты довольна своим маскарадом, Ответь мне, бессонная совесть моя? Мы все столковаться с тобой не умеем, Я спорил с тобою до боли в висках, Водил по театрам, таскал по музеям И скрипками мучил в ночных кабаках! Мне все в этом мире казалось забавой, Зачем же, и мир от меня заслоня, Прощальные слезы ирландки картавой, Как капельки лавы, сжигают меня. * * * Пятнадцать тысяч ночей Меня приходили проведать, И всё до последней звезды Они приносили мне. Пятнадцать тысяч ночей — Земное богатство моё. Хочешь, тебе отдам Всё до последней звезды? Вот черного мрамора ночь В белых прожилках звёзд, — Ты выстроишь из неё Сонные города. А хочешь вокзальную ночь, Железнодорожную ночь, Забившую в прорезь моста Заклепанный болт луны? Возьми океанскую ночь, Ночь плавающих звёзд, Ночь шатких, черных зеркал, Вздохов соленых ночь. Я дам тебе белую ночь В городе над Невой. И ты ощутишь звезду, Как ощущают укол. Есть еще у меня Ночи — ты их не тронь — Ночи, когда я хотел Понять, что такое смерть. Такие ночи темней Каменноугольных шахт. * * * Снова смерть дала мне повод Убедиться и понять, Что земную жизнь, как провод, Надо где-то заземлять. Слишком много было молний, Ударяющих в пути, В глубь кладбищенских безмолвий Надо молниям уйти. И очистившись от гнева, Наконец смирясь во всём, Мы сверкающее небо В гроб с собою унесём. * * * Хлопочет сердце где-то в глубине. Как моль в шкафу, оно живет во мне. От жизни, как от старого сукна, Осталась только видимость одна. Всё перетлело, чтобы жить могло Заносчивое маленькое зло. * * * Сколачивали тучи в складчину В горах вечернюю грозу, Весь потемневший и взлохмаченный, Лес беспокоился внизу. И там, где камни наворочены, Там, над дорогою кривой, Осины сбились у обочины, Тряся испуганной листвой. По небу отсветами плещется Жар-птицы молнии перо. Пошло трещать, земля-помещица, Твое зеленое добро! И над бобровою запрудою, Ворвавшись в мертвый бурелом, Как будто палицей орудуя, Прошел многоэтажный гром! И вновь, вверху, собравшись с силами, По тучам с грохотом полез, И наконец, ударив, выломил Ворота всех семи небес. И сразу, через все пробоины, Сверкая, зыблясь и галдя, Пошли, колоннами построены, Косые полчища дождя. |