Однако, несмотря на все рациональные доводы Гарроуэя, компьютер упрямо продолжал отображать на дисплее кольцо из двухсот пятидесяти десантных модулей, отмечая их виртуальное местонахождение по мере того, как они проскальзывали все глубже и глубже внутрь гравитационного колодца, с каждой секундой падения набирая скорость. Затем изображение помутнело, на экране появились две светящиеся точки, которые, как казалось, совершают прыжок под воздействием огромного ускорения. В следующее мгновение они исчезли совсем. Боже, прибавь им скорости!

Следующим в пасть Врат должен был ворваться пенетратор ‹Дельфин› Р-8 под командованием капитана Белкина. Этот корабль не был ни истребителем, ни крейсером. При своей длине сорок метров и массе восемьсот тонн ‹Дельфин› в начале своей карьеры нес службу в качестве десантного транспорта, однако затем его решили модернизировать и превратить в ракетоносец. ‹Дельфин› также имел камуфляжное нанопокрытие, снижавшее риск обнаружить себя по ту сторону Врат. Однако его достаточно крупные размеры позволяли Гарроуэю видеть корабль оптически – сигарообразная тень с неуклюжими утолщениями и под-фюзеляжными гондолами шасси. Она четко выделялась на фоне ярко освещенной части гладкой внутренней поверхности стены Врат.

– ‹Дельфин›, говорит Триполи! – прозвучал голос по командной линии связи. – Уточните параметры дрейфа!

– Понял вас! – Тень замедлила ход, удерживая позицию относительно гравитационного притяжения Врат.

Позади ‹Дельфина› находились еще два корабля – ‹Орел› и ‹Лира›, а также штатный комплект МЗЭП из двадцати двух космических истребителей морской пехоты, которые давали о себе знать при помощи электронных маркеров, оставаясь при этом оптически невидимыми.

Хватит ли всего этого?

При этой мысли Клинт Гарроуэй нахмурился. Должно хватить, потому что уже слишком поздно вносить какие-либо коррективы в сам план или в механизм его исполнения. Он посмотрел в боковой иллюминатор и заметил, что ‹Бесстрашный› занял исходную позицию и находится в двух световых часах от ‹Гендерсона›.

Они были преисполнены решимости. Спасение человеческого рода зависело теперь как от операции ‹Морской огонь›, так и от множества неизвестных причин – мощности ксулской крепости, быстроты ответных действий врага, способности его космического флота адекватно реагировать на внезапное нападение, его гибкости и самое главное от проявлений пресловутого закона Мерфи, то есть банальной случайности.

Выигрывает тот, кто совершает меньше ошибок. Такова аксиома боя. Офицеры штаба, разрабатывавшие план сражения, сделали все, что в их силах.

Теперь исход зависел от горстки морских пехотинцев, втиснутых в свои десантные модули как рыба в консервные банки.

– Удачи, Трэвис, – мысленно пожелал он. – Нам всем суждено пройти через это… Или никто не останется в живых.

‹Дельфин› растворился на экране и исчез, последовав за первой волной внутрь Врат.

Штурмовая группа ‹Триполи›, Подразделение ‹Альфа›, Звездные врата системы Край Ночи, 09:35 по местному времени

Совсем недавно Гарроуэй видел перед собой знакомые звезды и созвездия, и вдруг эта картина поблекла, расплылась, пошла рябью и полностью изменилась. Словно кто-то переключил канал на огромном, во всю стену телеэкране. Одновременно он почувствовал внутреннюю дрожь. Пересекая этот почти незаметный порог в космическом времени, он в один миг перемахнул пропасть шириной пятнадцать тысяч световых лет.

Пятнадцать тысяч световых лет.

Конечно, он ознакомился с видеофайлами, доставленными беспилотными разведывательными зондами, однако совсем другое дело увидеть это собственными глазами, почувствовать всем своим естеством, а не через ментальное окно.

Край Ночи. Весьма уместное поэтичное название. Впереди простиралась во всей своей необъятности галактика, вид на которую открывался с точки, соответствовавшей местоположению корабля Гарроуэя, который находился чуть выше одного из спиралеобразных рукавов, протянувшихся в бесконечную даль, сжатую и выровненную перспективой, создавая горизонт, подернутый голубоватой дымкой на фоне пустоты абсолютной ночи.

Чуть в стороне располагалось ядро галактики. Оно находилось в гуще спиральных рукавов, разбухшее, розовато-красного оттенка, обрамленное темными завитками газа и пыли, которые в одних местах отражали, а в других поглощали ярко-красное свечение, исходившее из самого сердца галактики. В пустоте за спиральными рукавами и над ними виднелись отдельные пятна звездного света. Слабые его пучки казались пушистыми и оттого несколько нереальными – свидетельства существования других галактик. Их источниками являлись скопления звезд. Они тесно жались друг к другу, напоминая гроздья сферической формы.

У Гарроуэя появилось безумное ощущение падения в бесконечную ночь, однако он тут же избавился от него, заставив себя перевести взгляд на монитор, на котором высвечивались функциональные параметры системы управления десантным модулем.

Успокоившись, он опять посмотрел в иллюминатор и заметил, что одна звезда явно отличается от других. Она была не такой расплывчатой и неясной, как те звезды, из которых формировались созвездия и галактики, и настолько яркой, что от ее света едва ли не резало глаза. Странный оранжевый оттенок придавал ее свету некоторую жесткость. Мысль о том, что это единственная одинокая звезда, которую он мог видеть на всем небе, солнце, находившееся в центре этой звездной системы, причем так далеко, что свету, исходившему от нее, требовалось пять часов, чтобы достигнуть роговицы его глаз, окончательно вернула душевное равновесие.

Гарроуэй встряхнулся и приказал себе больше не думать о бесконечном падении в бездонные глубины межгалактического пространства. Поглазеть на красоты открытого космоса можно будет и позже, а пока он должен думать только об одном: постараться выполнить задание и уничтожить Звезду Смерти.

Эта мысль вызвала у него насмешку. Большим шишкам, то есть всем тем, кто по званию и должности был выше его, очень не понравилось это прозвище, которое приклеили ксулскому монстру морпехи-срочники. Происхождение прозвища было для Гарроуэя делом темным – наверное, его корни тянулись из глубины веков, как некая быль, обросшая легендами и ставшая мифической, или какие-то штампы теперь уже забытой научной фантастики, однако его почтенный дядюшка и другие высокопоставленные армейские чины явно считали, что упоминание смерти слишком преувеличивает силовые возможности звезды, делает ее слишком страшной в психологическом отношении, и следовательно, это опасно для боевого духа морской пехоты.

Полная чушь, разумеется. Большинство морских пехотинцев, как мужчины, так и женщины, даже испытывали некую едва ли не извращенную гордость: ведь это им, горстке морпехов, доверено такое задание, по своему значению, возможно, не имевшее аналогов в истории Земли, истории ее отношений с инопланетными расами. Ведь им предстояло покончить с чем-то грандиозным в смысле разрушительного потенциала, с такой угрозой, с которой человечеству еще не приходилось сталкиваться. Ясное дело, эта гребаная звезда была опасна. Будь это не так, разве сюда стали бы посылать морскую пехоту?

– Цель ‹Филадельфия›! Вот она!

Это была чертова Звезда Смерти, и морпехи собрались расправиться с ней так, как она того заслуживает.

Гарроуэй отдал пульту управления ментальную команду изменить курс, и звездный пейзаж полетел кувырком. До этого корабль Гарроуэя поднимался вдоль вертикальной поверхности кольцевого колодца звездных врат, а перемена курса привела к тому, что он выскочил за край и стал двигаться параллельно плоской грани за пределами выходного отверстия. Цель ‹Филадельфия› находилась впереди и чуть правее, аккуратно рассеченная пополам абсолютно плоским горизонтом, которым служила лицевая поверхность звездных врат. Она была размером с полную луну, наблюдаемую с Земли. Достигнув внешней поверхности Врат, другие десантные модули следовали примеру Гарроуэя. Они делали поворот в девяносто градусов и рассредоточивались по всей внешней поверхности звездных врат. Гарроуэй откорректировал свой курс так, чтобы Звезда Смерти переместилась левее, пока она не повисла в небе прямо по курсу. Все остальные корабли морской пехоты, располагавшиеся по окружности Врат, также изменили курс, устремившись к одной цели, до которой оставалось теперь от шестидесяти до восьмидесяти километров в зависимости оттого, в какой точке они оказались, вылетев из внешнего отверстия Врат.