Лицо коронера горело. Иза опять наполнила его стакан в отчаянной надежде, что он отключится, но вино лишь еще больше возбудило его. Изу ужаснуло то, что она прочла в его глазах.

— Вы хотите, чтобы ради вас я пошел на огромный риск, — продолжал он. — В ответ я хотел бы получить доказательство вашей лояльности… — В лицо Изидоре ударил запах перегара.

— Чего же вы хотите?

— Я посвятил жизнь этой работе, позволяя женщинам стать счастливыми. Я прожил одинокую жизнь… — его глаза шарили по ее груди, скоро он пустил в ход и руки. — В ответ я прошу небольшого утешения. Несколько мгновений в обмен на долгие годы будущего счастья с вашим ребенком. — Фолд как будто задыхался. Он протянул руку, чтобы стянуть бретельки с плеч Изы, по дороге опрокинул бутылку, липкая рука схватила ее за грудь. — Ваш муж так далеко…

И он поволок ее к кровати.

Иза не сопротивлялась, скинула туфли, платье и шарф, а Фолд пожирал ее глазами. Тяжело дыша, он начал раздеваться, его жирный живот трясся от вожделения, пока он стягивал с Изы колготки и трусики.

Казалось, мысли и чувства ее застыли; она покорно легла на спину, а Фолд, тиская ее за грудь, заставил поднять руки над головой, взял ее шарф и стал привязывать запястья к спинке кровати. Чем больше Иза сопротивлялась, тем сильнее он распалялся.

Фолд навалился на нее, как кусок китовой туши. Он был омерзителен, но она ведь знала, идя на эту встречу, чего он потребует, и убедила себя, что это ничтожно малая плата, что это ради Бэллы, в конце концов, она взрослая женщина, а не невинная девушка, так какая разница?

Думай о Бэлле, говорила она себе, чтобы отвлечься, и внезапно отчетливо увидела лицо дочери, ее кудрявые волосики, ясные глаза, мягкую припухлость губок… Она потянулась, чтобы дотронуться до руки дочки, вот сейчас они снова будут вместе…

И вдруг начала падать в какую-то бездонную яму, и образ Бэллы отдалялся от нее, исчезал, улетал. Из горла Изы вырвался вопль боли и отчаяния, той боли, которую способна понять только мать.

— Я был неплох, дорогая? — Лицо Фолда лоснилось от пота и самодовольства. — Кажется, вам понравилось.

— Развяжите меня, — прошептала Иза.

Он насмешливо улыбнулся, замахнулся на нее концом шарфа, развязал один узел, предоставив ей самой развязывать другой.

— Боже, мне надо еще выпить, — воскликнул он, скатившись с нее на другой конец кровати. Иза застонала от облегчения.

— Вы были великолепны, просто великолепны, — похвалил Фолд, прихлебывая вино. — Я тоже был хорош, ведь так? Мы снова предадимся любви, но попробуем что-нибудь позатейливее.

Иза заставила себя сделать глоток вина и попыталась стереть его пот со своего тела.

— Полагаю, что у такого мужчины, как вы, было много женщин. Полетт — одна из них? — спросила она, стараясь говорить как можно небрежнее.

— Полетт? О нет! Она из хорошей семьи, когда-то была хорошенькой девушкой, но… — Фолд не договорил и налил себе еще вина, расслабляясь, теряя бдительность.

— Мне показалось, что она не все время живет в Лондоне, просто приехала по делам?

— В-верно. — Фолд с трудом ворочал языком. — Она глупая сучка. Приезжает в Лондон прятаться.

— А разве в этом городе можно скрыться?

— Понятия не имею. Она все время перемещается. Я просто звоню… Послушайте, а что это за интерес к проклятой Полетт? — В голосе Фолда сквозила подозрительность. Иза поняла, что лучше отступить. — Ревнуете к молоденькой?

— Может быть, немного.

— Послушайте, я пришел сюда не для того, чтобы беседовать об этой чертовой Полетт. Я хочу развлечься, и именно этим мы и займемся через минуту. — Он положил потную ладонь на бедро Изе, подумал немного и опять потянулся за шарфом. Но она его опередила.

— Теперь моя очередь, дорогой. Расслабьтесь, а я уж сумею ублажить вас.

Фолд покорно лег на кровать и поднял руки. Иза крепко привязала их к спинке кровати, намеренно делая ему больно.

— Я хочу получить все, по полной программе, — заявил он. — Используйте воображение, а не руки. А то у вас слишком острые ноготки!

— Вы и не догадываетесь, что вас ждет, — ответила Изидора, улыбаясь. — Я это называю «игрой в слепого». — И она завязала ему глаза салфеткой, так, чтобы он ничего не мог увидеть.

— Что происходит? — заволновался он.

— Не торопитесь.

Иза направилась к столику с напитками, взяла бутылку с ликером «Айриш Бейлис». Ирландским ликером. «Родина Дэнни», — подумала она, и эта мысль причинила ей еще большую боль.

— Что такое? Где вы?

— Вам никогда еще не было так сладко, — заверила она Фолда, открывая бутылку, и начала лить ликер, медленно, каплю за каплей, на грудь, живот, ниже, ниже… Эффект оказался потрясающим. Не зная, куда упадет следующая капля Фолд напрягался и вздрагивал, возбуждение его достигло предела. Он начал кричать, издавая низкие стоны, выражающие удовольствие, то жалуясь, то восхищаясь, слепой, связанный, беспомощный.

А Иза лихорадочно просматривала его записи, переходя от надежды к отчаянию. Ей требовалось время, ведь одной рукой она продолжала мягко втирать ликер в тело Фолда.

Не найдя имени Полетт, она попробовала поискать на «Деверье», а Фолд становился все нетерпеливее, все требовательнее.

И вдруг она нашла. «Деверье». Со всеми данными. И рядом — «Полетт». Ничего, кроме номера телефона. В Лондоне. Она нашла. Она добыла его!

— Давай, давай, только не утопи меня в этой чертовой штуке, — донесся до нее издалека голос Фолда.

Но Иза уже запихивала свои колготки и белье в сумку.

— Что ты делаешь, куда?..

— Не волнуйся, милый. Я на минутку отлучусь в ванную. У меня есть еще один сюрприз для тебя. А пока — вот. — И она капнула ликеру ему на губы. — Жди меня. Я могу чуть-чуть задержаться.

Иза положила книжку на место — он не должен заподозрить ее истинных мотивов — схватила туфли и платье. Ей потребовалось десять секунд, чтобы втиснуться в платье, — все остальное подождет. Накинула пальто, рукой поправила прическу. Последний взгляд на тело Фолда… Выскользнув из номера, она задержалась, чтобы повесить на ручку двери табличку с просьбой не беспокоить клиента.

Ее переполняли ярость и отвращение, она должна была навсегда вычеркнуть Фолда из своей памяти. Еще когда она бежала по холлу гостиницы, у нее мелькнула мысль. Она подошла к телефону и набрала номер.

Деверье развалился на обитой зеленой кожей скамье правительства, небрежно поставив ногу на подставку. Шли прения по экономическим проблемам. Казначей защищал правительство, утверждая, что большинство событий в политическом мире подчиняются теории вероятности, а не являются следствием заговора. Конечно, ведь заговоры могут устраивать только умные люди, а Деверье не знал таковых среди своих коллег. Хорошо пообедавшие представители оппозиции зло дразнили докладчика, припоминая его оптимистические ошибочные прогнозы, сделанные во время последней предвыборной кампании.

— Вы обещали нам новые ростки на засыхающем дереве нашей экономики! — издевался над ним депутат от Уэльса. — Если какая трава и пробилась, вы, скорее всего, ее выкурили!

Деверье скрывал веселость под мрачной гримасой. Он должен поддерживать казначея. На публике. Даже если тот роет себе политическую могилу.

Распорядитель появился у кресла спикера и отправил по рукам зеленый конверт, предназначавшийся Деверье. Тот открыл его, недовольный, что ему помешали, но раздражение немедленно перешло в отчаяние, как только он прочел записку.

Дочь ждала его в центральном холле. Зачем? Поклонившись спикеру, он быстро ушел.

Деверье нашел Полетт за статуей Гладстона. У него перехватило дыхание: за те недели, что он не видел дочь, она еще больше похудела и выглядела ужасно неряшливо. Бледная рыхлая кожа, усталое лицо, которое она попыталась накрасить и явно перестаралась. Кричащая, почти клоунская маска, ярко накрашенный рот. Она пыталась что-то сказать.