По ту сторону Атлантики продюсер европейского отделения «Уорлд Кейбл ньюз» довольно улыбнулся. Ему было двадцать восемь лет, и он впервые получил возможность выйти на авансцену. Если он справится, если все получится, они не станут тратить лишние деньги и присылать нового корреспондента, признают наконец его талант. Это серьезный шанс, и он не собирается упускать его. Возможно, следует связаться с кем-нибудь, сообщить об исчезновении Изидоры, запросить полицию, но ведь он должен выполнить работу, заказать билет на самолет, а времени так мало. Иза могла отправиться в любую страну… А ему еще надо постричься.

Мысленно продюсер уже проговаривал то вступление, которое произнесет перед камерой, стоя у большой черной двери на Даунинг-стрит, 10.

Он бы не возражал, если бы Изидора Дин исчезла навсегда.

Никто не заметил повреждения селезенки. Удар ремня безопасности пришелся как раз пониже ребер и привел к небольшому разрыву мягкой ткани, из которого медленно сочилась кровь. Не так сильно, чтобы вызвать серьезные проблемы, но вполне достаточно, чтобы приборы зарегистрировали постепенное понижение уровня кислорода в крови. Нарушились рефлексы, но врачи считали, что причиной тому отек мозга. Кровотечение размягчало ткани вокруг разрыва, и селезенка в конце концов не выдержала. Селезенка — сепаратор крови, она производит белые кровяные тельца и уничтожает отработанные красные. Если кровь попадает в брюшную полость, пациенту остается жить не больше двух часов.

Примроз была расстроена. Прошло минут сорок с тех пор, как по коридору к отделению интенсивной терапии прошествовали хирурги, анестезиологи и физиотерапевты, как это всегда делалось трижды в день. Обычно они отпускали глупые шутки в адрес младшего медперсонала, особенно сестер-практиканток. Зачем же сейчас анестезиолог, блондин с искусственным загаром, вызывает ее к телефону? Примроз и не подозревала, что ему известно ее имя. В чем дело? Она что-нибудь не так сделала?

Другие сестры обменялись понимающими улыбками: этот врач был самым большим сердцеедом в их больнице.

Сообразив, зачем она нужна анестезиологу, Примроз терпеливо объяснила, что на этой неделе дежурит в ночную смену, так что ничего не выйдет. Впрочем, ей не хотелось отпугнуть его, и она пыталась придумать какой-нибудь выход из положения. Внезапно тишину отделения интенсивной терапии Уэчестерской клинической пронзил резкий настойчивый звук тревоги. Сигнал раздается, если пациент повернулся и сдвинул датчик, или сестра случайно задела какой-нибудь прибор. Но пациенты, находящиеся в коме, не ворочаются.

Примроз бросилась к кровати пациентки, но Макбин опередила ее и уже проверяла датчики. Давление катастрофически падало. Дыхание, еще час назад такое спокойное, внезапно стало очень поверхностным и затрудненным. Подал сигнал тревоги и электрокардиограф — резко участилось сердцебиение. Типичное состояние шока, смерть вот-вот вступит в свои права.

— Не торопись туда, дорогая, — выдохнула Макбин. Все случилось слишком внезапно и неожиданно, но она явно не собиралась отказываться от борьбы. — Продержись еще чуть-чуть. Одни мы не справимся.

Вызвав докторов, старшая сестра продолжала обследовать пациентку, ощупывать ее своими чуткими пальцами, пытаясь понять, о чем вопят датчики, выяснить причину кризиса.

Она быстро обнаружила ее. Вздутый как барабан живот.

— Готовьте все для операции, — резко скомандовала она. — И немедленно!

Вернувшись к пациентке, Макбин начала поглаживать ее руку.

— Может, мы тебя все-таки вытащим и тогда узнаем, кто же ты такая.

Тротуар напротив знаменитой двери по Даунинг-стрит был заполнен репортерами, в основном мужчинами среднего возраста один потрепаннее другого, выкрикивавшими свои заковыристые вопросы проходящим мимо политическим деятелям. Они были похожи на рыбаков, выстроившихся вдоль берега реки.

— Это традиционная британская игра, которую здесь называют перетасовкой в правительстве. — Так многозначительно начал свой первый репортаж молодой продюсер АКН. В этот час большинство журналистов анализируют меню близящегося ленча, но приступы голода молодого американца заглушало осознание того факта, что в Штатах раннее утро, новости смотрит максимальное число зрителей, а он работает в прямом эфире.

— В дверь дома номер 10 по Даунинг-стрит за последние несколько часов вошли самые способные и самые честолюбивые британские политики. Для некоторых из них это путь наверх, к еще большей власти; для других — разверстая пасть печи крематория. Попробуем угадать, кто «получил прибавку», а кто стал «политическим трупом». Один из министров, покидая Даунинг-стрит несколько минут назад, едва ли не плакал. Люди реагируют по-разному. Когда часто подвергавшийся критике, но такой разговорчивый в прошлом министр обороны появился на пороге после беседы с премьер-министром, он смог выдавить из себя лишь: «без комментариев», а министр транспорта вообще испарился. Он вошел через парадную дверь, а удалился через черный ход.

Корреспондент обернулся, а оператор взял в кадр узкую улицу, залитую солнечным светом поздней осени. Кто-то тронул тяжелую тюлевую занавеску в окне первого этажа — какой-то любопытный чиновник наслаждался зрелищем. А может, министр транспорта интересовался, не убрались ли журналисты. Внимание оператора привлекла высокая фигура человека, направлявшегося к репортерам от тяжелых кованых ворот, ограждавших вход в резиденцию.

Даже издалека его манера держаться обращала на себя внимание. Многие сегодняшние посетители Даунинг-стрит просто излучали энергию, другие были напряжены, шли сжавшись, настороженно оглядываясь по сторонам. Этот же был раскован и естественен, как на загородной прогулке. На нем был безупречно сшитый костюм-тройка, золотой брелок от часов — явно фамильная драгоценность — выдавал состоятельных предков, в начищенных ботинках тускло отражался солнечный свет.

Как только политик подошел достаточно близко, камеры крупно показали зрителям его обветренное лицо с тем сдержанным выражением, которое безошибочно выдает человека скрытного и осмотрительного. Густые, с сильной проседью, зачесанные назад от висков волосы позволяли предположить, что он перешагнул порог пятидесятилетия. Тип мужчин, которые с возрастом становятся только привлекательнее. Влажные бледно-голубые глаза наверняка разили наповал женщин-избирательниц.

— Вот человек, который, кажется, получает удовольствие от сегодняшней игры, — бодро комментировал американец, не поняв, по неопытности, что его зрители наверняка не расслышали имени политика из-за шквала вопросов, обрушившихся на вновь прибывшего. — Он не прячется от камер явно не собирается прятаться и на обратном пути. Слишком смел или слишком оптимистично настроен? Впрочем, ходят упорные слухи, что этого человека повысят в должности.

Герой этого комментария повернулся лицом к камерам, стоявшим в дальнем конце улицы, помахал рукой, но не улыбнулся.

Новоиспеченный корреспондент АКН пытался разобрать, что кричит ему в наушник голос Грабба. Что-то об имени этого ублюдка.

— На своей прежней должности министра по вопросам занятости он считался твердым орешком, ему удалось сорвать одну из самых упорных за последние годы забастовок железнодорожников. В министерстве здравоохранения он выступал как радикальный реформатор…

В наушнике вновь раздалось сердитое бормотанье.

— …и, какой бы пост ни занял он завтра, многие полагают, что в один прекрасный день здание на Даунинг-стрит станет его личной резиденцией.

Дежурный полицейский отдал министру честь, дверь распахнулась, и политический деятель исчез за ней. В это мгновение голос Грабба наконец прорвался в наушнике комментатора, причем текст был весьма далек от протокольного.

Бывший продюсер набрал в грудь побольше воздуха и произнес, артикулируя намеренно четко:

— Вероятно, мы еще не раз услышим о Поле Деверье.