Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Это подтолкнуло меня поделиться собственными впечатлениями о моем годичном Фулбрайтовском пребывании в тех местах, о которых было бы приятнее вспоминать не здесь, сопровождая свой рассказ кратким обоснованием тех соображений (касающихся литературы и музыки), которые могли оправдать мое предпочтение Германии всей остальной Европе (я молчаливо признал их различие).

— Рильке-Шмильке! — сказал Мордикей, когда я закончил. — Книги вы могли бы читать и здесь. Согласитесь, восхищаться Германией нынешнего столетия — равносильно восхищению мерзостью. Туда отправляются нюхать смрад, который все еще висит в ее воздухе. Скажите мне одну вещь — делали вы вылазку в Дахау, да или нет?

Я сказал — да. Ему захотелось, чтобы я описал город и лагерь; я удовлетворил его просьбу. Его жадный интерес к подробностям был шире того, что могла дать моя память, хотя сам поражался обстоятельности, на которую оказался способен: с тех пор прошло так много времени.

— Я спрашиваю только потому, — сказал Мордикей, когда убедился, что вычерпал колодцы моей памяти досуха, — что последнее время много думаю о немецких лагерях. Вполне понятная озабоченность, вы не находите? Правда, это всего лишь аналогия нашего маленького домика здесь, на западе. За исключением того, что я узник, и того, что намечен к истреблению, у меня нет оснований выражать недовольство. Его ведь нет и ни у кого другого, несмотря ни на что?

— Узник? У меня частенько такое же ощущение — да.

— Нет. Я имею в виду, заклейменный для забоя. Разница состоит в том, что мне не посчастливилось увильнуть от возможности заглянуть в приказы о казнях, в то время как большинство людей отправлялись в печи, полагая, будто они идут принимать душ. — Он резко засмеялся и перекатился на бок, чтобы лучше видеть меня, потому что я теперь стоял в другом конце комнаты около тикающего, как часы, механизма модели планетарной системы.

— Не только Германия, — сказал он. — И не только лагерь «Архимед». Целая вселенная. Вся эта проклятая вселенная — концентрационный лагерь для каждого.

Мордикей снова перекатился в груду украшенных кисточками подушек, закашлялся и рассмеялся, заметив, что опрокинул наполовину опорожненный термос на персидский ковер, который покрывал керамический пол. Он поднял его, убедился, что термос пуст, и с проклятием швырнул через всю комнату, продырявив одну из створок разрисованной ширмы, которая отгораживала дальний угол комнаты.

— Не нажмете ли кнопку у двери, Саккетти? Мне надо еще немного этого отвратительного подслащенного пойла, которое они называют здесь кофе. Будьте молодчиной.

Почти сразу же, как только я позвонил, прибыл охранник в черной униформе (это был Порывистый) с кофейником на тележке-подносе, нагруженном кондитерскими изделиями, из которых Мордикей отобрал то, что ему было необходимо. Другой сопровождающий протянул мне три фарфоровые миски, наполненные ломтиками свежей моркови.

Мордикей отодвинул завал из книг и бумаг с кромки своего рабочего стола, расчищая место для кроличьего корма и блюда с кондитерскими изделиями. Он вонзился зубами в большой шоколадный эклер, выдавливая с другого конца крем на лист бумаги с напечатанными на машинке цифрами.

— Меня не покидает желание, — сказал он с полным ртом, — чтобы это было мясо.

Тем временем кролики запрыгнули на письменный стол и осторожно принялись грызть каждый свою морковь. Даже при свете свечей я смог отчетливо разглядеть дорожки гноя, которые они оставили на открытой книге и папке с грифом «СЕКРЕТНО».

— Не стесняйтесь, не стесняйтесь, — сказал Мордикей, засовывая в рот кусок сдобной ватрушки.

— Спасибо, но я действительно не голоден.

— В таком случае не обращайте на меня внимания, я хочу есть.

Мне тоже хотелось не обращать на него внимания, но для этого надо было переключить его на что-нибудь другое, поэтому, пока он справлялся с двумя чашками кофе и четырьмя большими пирожными, у меня была возможность произвести выборочный осмотр самого верхнего слоя залежей на рабочем столе Мордикея. Представляемая ниже инвентарная опись не включает того, что лежало за пределами трех кругов света от свечей, так же как всего, что было погребено в слоях более ранних троянских войн его мысли.

Я разглядел:

Несколько книг по алхимии — «Tabula smargdina»[45] Бенедикта Фьюля, трактат Гебера «Золотая священная шкатулка чудес Природы», «Николас Фламел» Пойзона и т.д. — многие в последних стадиях живописности их состояния.

Таблицы случайных чисел.

Три или четыре оригинальных тома по электронике, самый большой из них — «Инженерия ДНК» калифорнийского вундеркинда от биоинженерной технологии Курта Фредена — машинописная рукопись с обворожительным ярлыком «КОНФИДЕНЦИАЛЬНО», приклеенным к картонному переплету.

Несколько цветных вкладок, вырванных из книг по искусству Скира, главным образом работ фламандских мастеров, хотя среди них были фрагмент из «Школы в Афинах» Рафаэля и разорванная гравюра Дюрера «Меланхолия».

Пластмассовый череп, очень декоративный, с глазами из искусственного рубина.

«Биография Рембо» Энида Старки и томик поэта издания Плеяд.

IV том «Энциклопедии Хастинга», открытый на страницах, где Мордикей (или один из кроликов?) опрокинул пузырек с чернилами.

«Логико-философский трактат» Витгенштейна со следами тех же чернил на кожаном переплете (теперь, когда я составляю этот инвентарный список, мне вспомнилось, для чего пузырьки с чернилами использовал Лютер).

Ветки тысячелистника.

Несколько папок различных цветов, оранжевых, рыжевато-коричневых, серых, черных; их напечатанные на пишущей машинке ярлыки едва можно было различить при слабом освещении, кроме ближайшей ко мне — «Книга расходов» Дж. Вагнера. Из нее торчал (бывший одной из ее страниц или использовавшийся в качестве закладки, не могу сказать) листок хрустящего пергамента с черновым рисунком, выполненным цветными чернилами, не многим лучше, чем граффити в любом мужском туалете. На той части рисунка, которую я мог видеть, был изображен бородатый мужчина в короне, с высоким скипетром в руке, на котором, посаженные одна на другую, было еще шесть корон. Король стоял на необычном пьедестале, который, подобно цветку, вырастал из виноградной лозы, переплетавшейся над головой короля в виде причудливой решетки. В просветах этой решетки было шесть других голов, прорисованных еще хуже и почти не отличавшихся одна от другой; около каждой была изображена буква алфавита от D до I. Левая часть этой головоносной лозы изгибами уходила в закрытую книгу Джорджа.

Поверх всего этого — груды рукописных творений Мордикея, среди которых было несколько рисунков, выполненных еще небрежнее, чем тот, что я описал.

Конец инвентарной описи.

Если не считать непроизвольных, ничего собой не выражающих поглаживаний кроликов (которые, покончив с кормом, обнюхивали блюдо с пирожными), Мордикей был спокоен, но не переставал с жадностью поглощать кондитерские изделия. Однако после завершающего трапезу куска земляничного торта он снова разговорился, если не сказать — стал маниакально болтливым.

— Достаточно жарко для вас? Конечно, мне следовало бы выключать печь, когда собирается компания, но потом я буду дрожать всем телом. Вам доставит удовольствие взглянуть на гениальное философское яйцо? Без него не может обойтись ни один алхимик. Вы, конечно, можете. Пойдемте, сегодня я торжественно раскрою вам все тайны.

Я последовал за ним к дальнему, отгороженному ширмой углу комнаты, по мере приближения жар увеличивался. Скрывавшаяся за ширмой приземистая кафельная печь нагревала воздух до температуры сауны.

— Вот он! — нараспев проговорил Мордикей. — Ата-нор! — С полки на стене он сиял две тяжелые защитные маски и подал одну из них мне. — Они необходимы, когда открываются эти брачные покои, — объяснил он с бесстрастным выражением лица. — Вы должны снисходительно отнестись к моему атанору: он электрический, что не вполне comme il faut.[46] — (Мордикей произнес это как come — ill — phut[47]) — Не стану отрицать, что это плохо, но так много легче поддерживать жар, который должен быть парящим, варящим, равномерным, неяростным, неуловимым, обволакивающим, воздушным, ограждающим и разлагающим. Мы здесь неотступно следуем традиционным принципам алхимии, но благодаря использованию определенных современных средств я позволил себе некоторые отступления. Теперь, если вы наденете эту маску, я позволю вам заглянуть во чрево матери, как мы, профессионалы, его любовно называем.

вернуться

45

* Изумрудные доски (лат.).

вернуться

46

* Прилично (франц.).

вернуться

47

** Заболел и фьють! (англ.).

73
{"b":"131267","o":1}