– А кто же еще? Уже не раз вызывала за последние недели. Куда пропал-то?

– Я ненадолго уезжал из Москвы. Что там стряслось?

– У тебя неприятности с милицией.

– С Годуновым, что ли?

– Нет, с Шевченко. Он объявил розыск «Жигулей» и дал твои приметы как водителя.

– Ах, это, – вздохнул я с облегчением, – тогда все в порядке. Мы все еще разматываем то происшествие. Меня не было всю ночь. Он, наверное, беспокоится, не случилось ли что-нибудь.

– Ничего этого я не знаю, но в ориентировке на розыск говорится, что ты вооружен.

– Прекрасно. Верочка, я сейчас у дома на набережной. Можешь приехать ко мне?

– Нет. Я же на работе.

– Попроси кого-нибудь подменить тебя. Я в затруднении, не знаю, как быть. Мне нужно с тобой посоветоваться.

– Не могу я никак. А что Юрий? Позвони ему.

– Дело как раз в нем. Пожалуйста, это очень важно, ты даже не представляешь, насколько важно.

– Хорошо, Коля. Сейчас выезжаю, жди.

От одной мысли, что сейчас я увижу Веру, в животе у меня сладко заныло. Я устроился на скамейке и начал засекать время. Прошло четверть часа, полчаса. Я курил сигарету за сигаретой, теряя всякую надежду, как вдруг заметил ее изящную фигурку, лавирующую среди толпы.

Оказывается, ее задержали пробки на дороге из-за первомайской демонстрации. Вера внимательно слушала мои приключения и злоключения. Я спросил ее, что мне делать дальше.

– Не могу тебе этого сказать. Даже не представляю, Коля, как к этому подступиться. Кстати, раньше ты меня вообще не слушал. Что же изменилось?

– Положение у меня просто безвыходное, – ответил я, улыбнувшись. – Любой, кто столкнулся бы с теми документами, которые ты мне передала, пожалуй, сразу бы и не разобрался в них. Кстати, забыл поблагодарить тебя за них. Если бы не они, то ничего бы не было.

– Сама удивляюсь, как умудрилась достать их.

– И все-таки как же?

– У меня подруга работает в общем отделе, где регистрируют входящие и исходящие документы. Она передо мной в неоплатном долгу. Ей удалось перехватить конверт с документами, когда его принесли на отправку. – Вера махнула рукой. – Ты все еще хочешь, чтобы я дала тебе совет?

– А ты можешь?

– Могу.

– Ну и что же посоветуешь? Идти мне в монахи или как?

Она фыркнула и отбросила на плечи длинные волосы.

– Будь тем, кто ты есть. Это тебе в самый раз подходит.

– А кто же я теперь есть?

– Да вроде ты ничуть не изменился.

– Зато кругом все как-то изменилось. Раньше что я знал? Долдоны в Кремле – это плохие ребята, а мы – хорошие. А теперь все смешалось.

– Положись на свои чувства, на интуицию, верь им, и все будет в порядке, Николай. Лучшего совета я не знаю. – Она смущенно улыбнулась и бросила взгляд на часы. – Мне нужно бежать. – Она повернулась, чтобы уходить, но помедлила и бросилась мне в объятия. Глаза ее так и сияли. – Господи, как я по тебе соскучилась. Ты позвонишь?

– Если ты этого хочешь.

– Ой, как хочу, Коленька. – И она чмокнула меня в щеку.

Я смотрел ей вслед, пока она не исчезла в толпе, затем потопал вдоль набережной, глубоко задумавшись. Только через полчаса вернулся к «жигуленку» и не успел открыть дверь, как услышал чьи-то шаги. Обернувшись, увидел, что ко мне спешат сразу четверо, размахивая на ходу пистолетами.

– Милиция! – выкрикнул один. – Повернуться кругом и положить руки на крышу машины!

– Я без оружия, – ответил я, выполняя приказ. – Пистолет лежит в бардачке.

Какой-то милиционер достал его. Они обыскали меня, забрали бумажник и ключи от машины и только после этого разрешили повернуться.

– Вы Николай Катков?

Я устало кивнул.

– Вас ждет следователь Шевченко.

Вдвоем они затолкнули меня в патрульную машину, двое других сели в «жигуленок» и поехали следом. Водитель патрульной машины, избегая ехать по улицам, заполненным демонстрантами, помчался к управлению милиции в объезд. Через четверть часа мы уже шли по коридору здания на Петровке, 38.

– Катков? Катков, с вами все в порядке?! – с тревогой воскликнула Скотто, когда меня ввели в кабинет Шевченко.

– Да вроде все в норме.

– Ну и слава Богу. Готова убить тебя, черт проклятый. Теперь-то что случилось?

– Случилось? – начал я выворачиваться. – Что вы имеете в виду?

– Да ладно тебе, Катков! – рявкнул Шевченко, вскакивая со стула и подходя ко мне. – Что, двенадцать часов надо было проверять свои подозрения?

– Кое-кому понадобилось бы еще больше.

– Нужно так понимать, что вы завершили свое расследование и нашли злополучный контейнер? – с иронией в голосе спросил он.

Я молча кивнул, лихорадочно соображая, что сказать в ответ.

– И где же он? – Теперь он уже рычал.

Я молчал. Настала такая тишина, что стало бы слышно муху, если бы она пролетела. Я долго молчал, не зная, что ответить. Потом решился и нехотя выдавил:

– Я ошибался.

– Вас куда-нибудь подбросить? – резко спросила Скотто, когда мы направились к стоящим во дворе «Жигулям».

– Спасибо, не надо. Я только возьму свои вещи из машины и пойду ловить такси.

– А может, передумаете? У меня до отлета масса времени.

Судя по всему, Скотто так и кипела от негодования. Без сомнения, она предложила это от чистого сердца. Я понял, она что-то задумала и хотела переговорить наедине.

– Ну ладно, – согласился я. – Мне нужно к Юрию, это недалеко.

Несколько кварталов мы проехали в полном молчании. Скотто по-прежнему думала о чем-то своем. Лишь когда мы остановились перед светофором, она взглянула на меня.

– Ну как, все-таки нашли его, Катков?

– Вы говорите так, будто заранее знаете ответ.

– Знаю. – Она резко кивнула.

– В таком случае, видимо, нет необходимости отвечать.

– Вы кого-то выгораживаете?

– Ну, Скотто, вам ведь хорошо известно, что я на такое никогда не пойду.

– Так почему же сейчас идете?

– Потому что получилось все совсем не так, как я предполагал. Все… все запуталось и оказалось более сложным, нежели мне представлялось. Тут не действует обычный принцип: вот – черное, а вот – белое.

– Ну, спасибо за ясность, – шутливо заметила она. – Вроде бы я не тупица, почему бы не рассказать мне подробности? Как знать, может, я и пойму, что к чему.

– У меня лучшее предложение. Сверните-ка туда, за угол.

Повернув на Тверскую, она остановилась у гостиницы «Москва». Там мы вышли из машины и пошли к Красной площади. Оттуда доносились какие-то выкрики, эхом отражаясь от каменных стен и башен Кремля. Это был день твердолобых коммунистов. Их набилось на площади, наверное, сотни тысяч. В центре ее стоял грузовик. В его кузове возбужденные люди через портативные мегафоны выкрикивали, как Ленин в свое время, подстрекательские призывы, накаляя страсти. Старые усатые вояки, пожилые полные женщины, дети с красными флажками в руках – все в унисон выкрикивали: «Ле-нин! Ле-нин! Ле-нин!». Море советских символов, флагов, знамен, плакатов и транспарантов заполонило всю Красную площадь. Повсюду серп и молот, зловещие для меня портреты Ленина и Сталина. Масса людей, не желающих свержения тирании и пришествия свободы. Совершенно поразительное зрелище! Было от чего прийти в ужас.

– Пройдет еще немало времени, прежде чем Россия хоть чем-то станет походить на Соединенные Штаты, Скотто.

– Не спорю, но согласны ли вы с этими шутами гороховыми или не согласны, шаг в верном направлении сделан. А инакомыслие, свобода выражать свое мнение и есть основа свободного общества.

– Спасибо за разъяснение, – склонил я голову.

Она слегка зарделась.

– Мое мнение по этому поводу таково: не важно, сколь бурно и яростно люди выражают свое несогласие, важно, как побудить их работать и жить лучше. Это же не скопище неорганизованных американцев, высылавших на улицы с протестами против демократии.

– Во всяком случае, уже сейчас, а не потом, любой ценой нужно защищать это право – отстаивать свои взгляды, которые я, может, и не разделяю.