Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– А то, что на самом деле пропало.

– Что это, игра в угадайку? Говори дальше, черт бы тебя побрал, что же украли?

– Не знаю, – ответил Сергей, стараясь не глядеть мне в глаза.

– Ты ставишь под сомнение мои сведения, Сергей, не раскрывая свои. Если этот парень был вместе с ней, то он знает, что пропало.

Он как-то сконфуженно качнул головой, затем вздохнул и нехотя признал:

– Да, ты прав. Шевченко просил нас не публиковать твой репортаж. Он не хотел будоражить тех психов, которые всегда признаются в совершении преступлений, к которым никакого отношения не имеют.

– Ради Бога, расскажи все.

– Да не волнуйся ты так. Учитывая сегодняшнюю обстановку, я не могу не доверять тебе. К тому же меня не интересуют уличные происшествия. Некрологи я публикую, поэтому поместил и этот, на Воронцова Лучше тебе самому поговорить с Шевченко.

– Ха, с ним-то я переговорю, но сейчас говорю с тобой. У нас с ним есть уговор, Сергей. Это мой газетный материал, и я…

– Нет, нет и нет, Николай. Мы не публикуем любой материал. Мой парень раскопал факты, они противоречат твоим, и я выбросил твою писанину из номера.

– Но ты же должен был известить меня.

– Не думал я, что тебе захочется видеть свою подпись под некрологом.

– Почему же? Все зависит от того, на кого некролог.

– Это что, угроза?

– Думай как хочешь.

Он упер руки в бока, покачал головой и глянул на меня как-то испуганно.

– Ты даже не чувствуешь, когда тебе хотят сделать добро.

– Зато я чувствую, когда мне дают под зад коленом.

– Мне жаль, что ты так все понимаешь.

– А тебе надо бы это знать.

Кипя от негодования, после Сергея я нацелился обложить берлогу, где залег медведь по имени Шевченко. От редакции «Правды» до Главного управления милиции по прямой примерно километра полтора, но поездка на городском транспорте увеличивает это расстояние втрое. Ледяной наст, сковавший за ночь мостовые, превратился в мокрую снежную кашу. Такси как не бывало. Запахнув потуже теплую куртку, я затопал пешочком к центру города, у гостиницы «Минск» свернул налево и дворами прошел к узенькому Успенскому переулку, выходящему прямо на Петровку. И вот я у здания № 38. Весь путь занял полчаса.

Не знаю почему, то ли Шевченко оформил на меня пропуск, то ли краснощекому дежурному милиционеру не терпелось забраться обратно в свою теплую будку, но я миновал проходную без задержки. В вестибюле дежурный сержант объяснил, что Шевченко еще не приходил, и предложил подождать его в месте для посетителей.

Стряхнув снег с куртки, я закурил сигарету и принялся расхаживать взад-вперед. Вращающиеся двери пропускали непрерывный поток продрогших сотрудников. Я выкурил уже пяток сигарет, когда наконец-то появился Шевченко. Он мельком глянул на меня и направился прямо к лифтам.

– Товарищ Шевченко! – крикнул я, скачками догоняя его.

– Катков? Ну чего вам?

– А я думал, у нас была договоренность, – напомнил я умышленно громко, чтобы все слышали.

Он остановился и недовольно оглянулся вокруг.

– Ну как? Все в силе? – тихонько и с нетерпением спросил я.

– Была – это слово имеет преходящее значение и действует в определенной обстановке, – проговорил он сквозь зубы, подводя меня к укромному уголку в вестибюле. – Я ведь тоже кое-что поставил в этой игре, помните?

– А потом кто-то посулил вам лучшие условия.

– Не так. Меня тоже послали куда подальше, как и вас, Катков. Такого нагоняя от своего шефа я еще никогда не получал.

Он швырнул портфель на стол и пошел в гардероб снимать пальто.

– Кто же вам посулил больше моего?

– А никто. Тут был один репортер из «Правды», когда дочь Воронцова приезжала на опознание отца. Вот он…

– Знаю. Его фамилия Древний. Вы бы лучше отправили его погулять.

– И тем самым нарушить его права?! – с притворным возмущением воскликнул Шевченко. – Вот уж никак не ожидал от вас услышать такое. Конечно; я мог запереть его в комнате и где-нибудь затерять ключ. Но времена теперь в корне изменились. Разве не так?

– Не думаю, что Вера Федоренко согласилась бы с вашим утверждением. А вы как считаете?

– Федоренко… Федоренко, – повторял он, сверля меня взглядом и прикидываясь, что он не знает эту фамилию. – Нет, что-то не припоминаю. Хотите еще что-нибудь сказать?

– В некрологе в «Правде» говорится, что у Воронцова украли ценности. Мы с вами знаем, что ничего не пропало. Поэтому я хочу знать, в чем тут дело?

Он заиграл желваками и резко ответил:

– Это оглашению не подлежит.

Внутри у меня все закипело, и я переспросил:

– Что значит не подлежит?

– Ну, похитили его награды. Его и убили из-за них.

– Его награды?

– Да, да. Они из чистого золота, очень редкие и чрезвычайно ценятся на черном рынке. Там за них отвалят хороший куш. Убийца не стал срывать их с пиджака Воронцова, чтобы не повредить, поэтому он…

– Он?

– Кто знает, может, и она, – снисходительно согласился следователь. – Так вот, преступник подтащил тело к стене, где мог без опаски аккуратно снять ордена и медали. Такая версия выглядит довольно гладкой. А что вы скажете по этому поводу?

– А как насчет расхождений во времени? Теперь там тоже стало все гладко?

– Все совпадает идеально. Воронцов вовсе не час и не два ходил по магазинам и не стоял в очередях. Он купил все без всякой очереди, потому что у него висели награды на пиджаке.

– Рассказывайте сказки кому-нибудь другому. У нас сейчас награды никто не носит, они ушли в прошлое. Ордена да медали уже не в почете.

– Позвольте не согласиться. Вам знакомы имена Кричевский, Комарь и Усов?

– Ну это те бедолаги, которых убили, когда они протестовали против путча. Да, знакомы. Я тогда был там. А вы где были? Подбадривали заговорщиков?

– Дело в том, что ваш демократ Борис Ельцин, который говорил, что он не аппаратчик и выступает за свободный рынок и за демократию, он, как вы помните, посмертно присвоил им звания Героев Советского Союза.

– Ну что ж, здесь отклонения во мнениях вполне допустимы.

– Нет тут никаких отклонений, Катков. Наши люди помешались на наградах еще с царских времен. Нравится нам или нет, но эти побрякушки стали частью нашей культуры. У нас награждают за что угодно: за рождение детей, за храбрость в бою, за высокий урожай капусты. А мы носим ордена и медали, словно разбогатевшие на нефти арабы, увесившие себя драгоценностями. Что же вы думаете, новые власти намерены изменить эти обычаи?

– Да, рассчитываю, что изменят.

– Не будьте простодушным дурачком. На прошлой неделе увидел в одном западном журнале фотографию советских евреев, эмигрировавших в Израиль. На снимке их целая дюжина. Все они твердолобые отказники и уехали из страны, чтобы поселиться в жалкой пустыне. Так вот, все они, у кого есть награды, с гордостью их носят. Советские ордена и медали.

– Сдается мне, у вас какие-то нелады с евреями, товарищ следователь.

– Полегче, Катков.

– А ведь Маркс был еврей. Вам это известно?

– Известно, – буркнул он, обнажив пожелтевшие от табака зубы.

– Далеко не все из них хотят уехать в Израиль, уж поверьте мне. Евреи на той фотографии предпочли бы остаться здесь и устроить вам ту еще жизнь.

– Не надо, Катков, не переходите на личности.

– Да это вы переходите на личности. Вы хотите, чтобы я признал, будто у этого убийства нет никакой политической подоплеки, только потому, что вы так утверждаете.

– Нет, не поэтому. А потому, что факты не подтверждают такой версии.

– По вашим словам, эти факты будто бы говорят о том, что некий убийца выследил, как жертва, на груди которой сверкали ордена и медали, вышла из подъезда дома, верно? И последовал за ним? И выстрелил? И утащил все награды?

– Да, я так и заявляю. Жертва, между прочим, была под мухой, – заметил Шевченко и вынул из портфеля листок бумаги. – Таков предварительный анализ на алкоголь, – пояснил он торжественным тоном. – У Воронцова в крови обнаружили алкоголь на достаточно высоком уровне. Он был пьян.

11
{"b":"131252","o":1}