Надо было срочно действовать, пока транш не разорвала на клочья стая этих прожорливых пираний, и он поехал в Кургузовку.
Кортеж из бронированных «Мерседесов», ничем не уступающих кортежу премьер-министра, устремился по правительственному шоссе. Гаишники по обочинам, вытянувшись в струну, отдавали честь. Все было как всегда.
Чума смежил веки, заново переживая события последних дней. Не успел он вернуться из Женевы с победным известием, как ему позвонили из администрации президента и сообщили безрадостное известие, что он выводится из состава правительства. Кургузов пронюхал что-то и стремился обрезать ему крылья, не подозревая, что делать это нужно было раньше.
При переводе у него не отобрали ничего: ни правительственного кортежа, ни особняка. Более того, оставили даже охрану, в которой он оперативно сменил начальника, назначив своего доверенного человека: майора ГРУ Александра Ивановича Бузаева.
Майор ехал с ним в одной машине. По пути он связался с президентской охраной, у него были все знакомые в бывшем Четвертом управлении, и когда они подьехали, то их пропустили без слов.
Кортеж проехал по саду и остановился у следующего, внутреннего, кордона. Дальше Чума пошел один.
У клумбы с цветами стояла дочь Кургузова Татьяна. Чуть поодаль в гамаке расположился ее муженек.
Увидев Анатолия Борисовича, Татьяна неподдельно обрадовалась. Чума приблизился, взял ее за руку и поцеловал. При этом он заметил, что гамак стремительно опустил, муженек предусмотрительно скрылся. Но если бы ему вздумалось прямо тут пялить старую любовницу, он бы только стоял и посмеивался. Абсолютный ноль. Даже отрицательная величина.
— Я так соскучилась, — сказала Татьяна.
— Я тоже. Обустроюсь на новом месте, и мы обязательно встретимся, — он достал из кармана бархатную коробочку и передал ей.
Когда она открыла ее, то увидела утопленную в уютном гнездышке колечко с ярким, невероятно чистым бриллиантом.
— Какая красота!
— Коллекционная вещь. Раньше принадлежала принцессе Диане. Купил ее по случаю на благотворительном аукционе Сотбис. Где Борис Николаевич?
— Папа на корте.
— Играет? — удивился он. — Ему же врачи запретили.
— Нет, только смотрит. В последнее время с ним что-то происходит. Ты что-то должен предпринять, Толя. На папу хандра напала. Ничего его не интересует, все время сидит в своем кресле и смотрит на всех с непонятной тоской. Так нельзя себя вести в настоящий момент. Думе необходимо все время давать понять, кто хозяин в стране.
Чума, соглашаясь, покивал головой, а сам подумал: «Глупая девочка. Мы уже давно не хозяева в своей стране. Ты никак не поймешь, что твой отец просто постарел, и ему нет никакого дела до всех этих аппаратных игр и политических интриг. В его возрасте о душе пора подумать. Впрочем, может, он о ней и задумался. Кто знает, что у Папы на уме?»
А каким он был!
Чума вспомнил последний съезд Единой партии, где он присутствовал еще как молодежный лидер. Тогда он испытал настоящий шок, когда в огромном колонном зале, вместимшим в себя многотысячную толпу не последних людей в новой Росии, Папа вдруг встал и заявил в лицо всей этой толпе, что они скопище воров, и что он не намерен оставаться более в партии.
После чего шмякнул квадратным кулаком об трибуну и пошел сквозь возмущенно гудящий зал. Чуму еще поразило, что он ни разу не оглянулся.
Анатолий Борисыч был уверен, что Папа кончился, но уже через месяц в страну вполне легитимно вошли миротворческие силы НАТО. Армия была распущена, Единая партия тоже. Впрочем, своей распущенностью она славилась и раньше. Чума усмехнулся.
А Папа всплыл как дерьмо в проруби на самый верх!
Но это было давно. Сейчас, глядя на сидящего в кресле президента, он думал лишь об одном, как же тот постарел!
Это было его любимое кресло, и охрана таскала его за президентом по всей Кургузовке. Рядом замерла медсестра.
— Чего встал, садись, раз пришел, — сказал Кургузов своим скрипучим голосом, скрипу в нем в последнее время становилось все больше. — По делу или просто так зашел?
— Проведать зашел. Как ваше здоровье?
— Здоровье… — загибать президент всегда любил, а сейчас загнул с особым удовольствием.
— Как игра?
На корте разминались начальник личной охраны президента и Перцев, прихлебатель из новой волны, умудривший завалить все дела, которые ему поручали. Тот сделал вид, что слишком занят игрой и Чуму не заметил.
— Игра хорошая, да игроки… — Кургузов применил более крепкий синоним к слову «никудышные». — Ты что пришел? Говори, а то сейчас я на процедуры ухожу.
— Я хотел поговорить насчет транша МВФ. Надо оформить некоторые формальности, — сказал Чума, а про себя подумал. — Мне нужна твоя подпись, старый осел.
Кургузов сделал жест, к нему тотчас подошел секретарь с толстой кожаной папкой и вынул из нее мелованный лист. Президент на лист даже не взглянул.
— Ему, — сказал он, указав пальцем на Чуму.
Анатолий Борисович взял лист и увидел, что это бланк указа, только без текста. Внизу стояла размашистая подпись Кургузова и его личная печать.
Героя что ли себе присвоить?
Президент встал, покачнулся, но был сразу поддержан медсестрой. Маленькими шажками он ушел с корта. Секретарь предупредил:
— Как напишите, зарегистрируйте, пожалуйста, в канцелярии.
Едва президент покинул корт, как теннисисты с облегчением забросили игру. Перцев подошел и стал вытираться полотенцем. От него сильно воняло потом.
— Правду Папа сказал, теннисист ты хреновый, — заметил Чума и, не оборачиваясь, ушел.
Транш пришел в «РТТ» в понедельник.
Кабинет директора располагался в пентхаусе тридцатиэтажного небоскреба. Чума приехал на работу в десять часов и в сопровождении свиты поднялся к себе. Фаина Сергеевна предупредила его о текущих делах. Секретаршу Чума подобрал из пожилых и везде переводил за собой, когда менял посты. Не доверял молодым, все они слабы на передок и думают только об одном, если им вовремя подложить подходящего самца, продадут с потрохами.
Диппочта прибыла перед самым обедом.
Два курьера в сопровождении охраны принесли два объемистых белых «дипломата» с документацией.
— Где контейнер? — поинтересовался Чума.
— На Петербургской правительственной таможне под охраной группы «Альфа».
Чума поставил несколько подписей, удостоверяющих получение, тем временем, из канцелярии принесли гербовую печать.
Выпроводив всех из кабинета, открыл чемоданы. В одном из них лежали документы, предназначенные лично ему. Как и договаривались, транш был разбит на две неравные части: миллиард и три миллиарда.
Его миллиард, готовый к употреблению. Анатолий Борисыч чуть не кончил.
Чума вызвал к себе Бузаева и вручил ему документы на получение груза.
— Заберете груз, мою расписку оставите. Потом отвезете контейнер в Пулково и передадите Бельцову.
Это был командир личного борта Чумы.
По плану, согласованному до мельчайших подробностей, груз должен был следовать через Исламабад, где Бельцов должен был передать контейнер майору Карверу и его людям. Далее в Европу, там Чуме отпиливалась четверть.
После принятия груза Бузаев позвонил хозяину.
— Видны следы вскрытия. Также, судя по маркировке, груз шел через Москву.
— Ты с ума сошел! Какая Москва? Это закрытый город!
Слова соответствовали действительности. В современную Москву трудно было проникнуть, а еще труднее выбраться из нее. Глубоко эшелонированная граница, наземные и воздушные патрули, стреляющие без предупреждения во все, что движется.
Чума позвонил Жанвье.
— Решили меня кинуть? Что вас привело в Москву? Москалям решили отстегнуть мои денежки?
— Что за жаргон, дорогой Чума? Никто вас кидать, как вы грубо изволили выразиться, не собирается. В Москве наоборот мы кое-что доложили.
— Что?
— Это вас не касается! Выполняйте свои обязательства, а мы выполним свои.