— Я не хочу, чтобы ты сдох, а еще я не хочу, чтобы кто-нибудь сдох вообще. Я сюда за тем и послан, чтобы сдохло как можно меньше людей.

— Хорошо сказано. Только не говори о других людях-сдохли.

— Извини. Ты первый начал. Чем я тебе могу помочь?

— Оставь мне машину, я немного оклемаюсь и обратно поеду.

— Куда это ты собрался?

— К родителям. Хочу там умереть.

— Ты думаешь, они бы это одобрили?

— Теперь это не имеет никакого значения.

— Ошибаешься. Это всегда имеет значение, — Картазаев огляделся вкруговую, ища машину, зря старался. — Ладно, будь по-твоему. Машину я тебе дам. Только не для того, чтобы ты в ней загибался. Возвращайся и жди меня. Я за тобой вернусь.

— Правда? — спросил Раевский, он даже на миг взбодрился, глаза неожиданно сверкнули. — Ты вернешься, обещаешь?

— Сказано, вернусь. Только не трогай сразу, отдохни. И не гони, а то в кювет вылетишь.

Дальше он пошел пешком. Сразу напомнила о себе простреленная нога. Он вынужден был ее подволакивать, шаг сделался тяжел. Хоть ботинки теперь у него имелись на обеих ногах, через час немилосердно разболелись пятки. Каждая имела несколько благоприобретенных в разное время травм, теперь все они ныли на разные ноты. Со временем правда боль притупилась. Создалось ощущение, что к подошвам привязали по куску наждака, не больно, но и приятного мало.

На первый взгляд развилка казалась рядом, рукой подать, но добирался он до нее больше двух часов. Сразу стало ясно, что произошла катастрофа. Шоссе на протяжении сотни метров перестало существовать. Остались только воронки в выжженных проплешинах. Сброшенный с эстакады выстрелом прямой наводкой, автобус, вернее, его обгоревший остов оказался не под мостом, а отлетел метров на пятьдесят. Сбивший его танк пострадал не меньше. Распустив гусеницы по всей длине, ему еще удалось съехать с обочины, но тут его везению пришел конец. Оторванную башню отнесло далеко в лес. Кругом просматривались многочисленные следы пожарищ. Повсюду лежали трупы десантников и "кротов". Последние оказались неплохо экипированы: автоматическое оружие, включая крупнокалиберное, гранатометы, огнеметы. Кругом валялись гильзы и использованные выстрелы из всех видов вооружения. В одном месте на кусте повис использованный презерватив. Картазаев допускал, что дурачившие солдаты подвесили его раньше заварушки. Теперь возможно хозяин, его использовавший не по назначению, лежал со свернутой шеей неподалеку.

Прав был Мошонкин, подумал Картазаев, зло вышагивая мимо бывшего Кордона. Тысячу раз был прав. Жизнь слишком коротка, чтобы заставлять забывать о любви даже во время войны. Танцы-шманцы-обжиманцы должны быть всегда. А то, что же получается? Бегать с перекошенной харей и задроченным автоматом ты можешь всегда, а прижать к себе пахнущую яблоками и свежей росой девушку ты, оказывается, права не имеешь.

По пути через еловник Картазаев вооружился. Прихватил пистолет у офицерика. Автомат брать не стал. Тяжелый, а толку нет. Если "кроты" обложат, тут уж автомат не выручит. Иголки все также хрустели под ногами, но казалось, прошла целая бездна времени, как он покинул это место.

Вскоре он подошел к домику лесника. Некоторое время постоял, прислушиваясь, что казалось совершенно излишним. Вокруг была такая тишина. Надо было постоять еще, повникать в ситуацию, может быть, что-то припомнить, но за время, проведенное в Вольде, он как-то подрастерял свои навыки, незаменимые в обычном не выморочном мире. И он пошел.

В избе было прибрано, что тоже должно было его насторожить, но не насторожило. Всегда прохладно относившийся к уборке, он не знал, за какое время должна была собраться новая пыль. Первым делом он поднялся на второй этаж к себе в комнату и взял пистолет. Это тоже сыграло в дальнейшем свою роковую роль. Вооружившись, он спустился на первый этаж и прошел под лестницу. Раскидал наваленные дрова и вскрыл пол. Аккуратно укрытый тряпицей серебристо блестящий чемодан стоял на месте. Картазаев вынул его бережно, словно атомный заряд, который там находился, мог сдетонировать сам по себе. В настоящий момент у него не было более дорогой вещи на свете. Поэтому когда сзади раздался шорох, он выстрелил на шум, не задумываясь.

И увидел оседающего на пол Мошонкина, которого из последних сил старалась удержать Маша. Но это ей не удалось, и парень рухнул как подкошенный. Из своего стреляного-пристреляного пистолета Картазаев не промахивался никогда. Уж лучше бы он промахнулся!

"Кроты" пошли на приступ ночью. Неизвестно, как им удалось обвести вокруг пальца разведку. Хотя, конечно известно. Одни мертвяки кругом, солдат спит, служба идет, раслабуха, вот они и расслабились. "Кроты" двигались ночами и группировались в близлежащих лесах. Выждав момент, когда группа Картазаева отбыла в Вольд, они в следующую же ночь пошли на штурм.

Маша проснулась от далекого рева тысяч глоток. Прогремело несколько залпов, но организованная стрельба быстро прекратилась и перетекла в фазу отдельных выстрелов. Против ожиданий бой не остановился на Кордоне, а стал энергично приближаться. Вой стал громче. Как выяснилось впоследствии, нападавшие скрытно подползли вплотную и сожгли танки из гранатометов, после чего стали добивать мечущуюся в панике пехоту. Лощекину удалось поднять в атаку 42-й воздушно-десантный полк, однако в лесу в условиях ограниченной видимости полк сразу напоролся на целые полчища "кротов". Огневое столкновение оказалось кратким, и сразу перешло в рукопашную. Десантники клали "кротов" сотнями, но те брали навалом, сплошной катящейся лавиной, заваливая десантником своими телами. Десантники, не привыкшие сдаваться, держались до последнего солдата. Выживших не было.

Покончив с последним препятствием, "кроты" вырвались на оперативный простор и устремились вглубь Кордона. У нападавших сразу обнаружился четкий план действий и строгая роспись ролей. Лавина "кротов" разделилась на две части. Одна двинула к штабу, другая — вдоль шоссе, по пути сметая все живое.

Маша торопливо одевалась, когда по оконцам палатки забегали всполохи от загоревшегося в разных местах леса. Огонь был ярко-алый, и в его зловещем свете в объятом пламенем лесу метались обезумевшие от ужаса люди.

Опомнившись от первого шока, Маша кинулась в медчасть, где вместе с остальными прибывшими врачами и сестрами стала готовиться к приему раненых. Они еще не представляли всех масштабов катастрофы. Прибывшие второпях мужчины были в спортивных брюках и майках, женщины в халатах, накинутых поверх ночных сорочек. Вой и крики тем временем приближались. Казалось, к дрожащим от неизвестности и ночного холода людям движется стадо голодных безжалостных волков.

Внезапно полог палатки, едва не оторвавшись, откинулся в сторону. В палатку вихрем ворвался Мошонкин. Растрепанный, в крови, в изорванном комбинезоне и босой. В руках дымящийся автомат, куда десантник пытался вставить запасной магазин, не замечая, что пытается это проделать не той стороной.

— Вы чего здесь сидите? Бегите отсюда! Скоро они будут здесь! — крикнул он.

— Прекратить панику, боец! — прикрикнул главврач, седой степенный мужчина. — Где ваше место согласно штатного расписания? Ступайте туда, иначе я буду вынужден вас арестовать!

Мошонкин лишь махнул на него рукой.

— Маша! Зоя! — крикнул он. — Собирайтесь! Я за вами!

— Отставить! — крикнул главврач, и девушки испуганно замерли. — Вы арестованы как дезертир! Взять его!

Мошонкину повезло, что выполнять команду было некому. В палатке было восемь баб и всего два парня, да и то врачи, понятия не имевшие о боевой подготовке. Десантник отпихнул их обоих, схватил женщин за руки и потянул за собой, но в последний момент главврачу удалось вцепиться и оставить Зою.

— Ну и ладно, крысы бегут с корабля, — брезгливо сказал главврач. — Трус!

Он приказал окружению готовить операционную.

— Сейчас раненых повезут, — сказал он, но вместо раненых в палатку вошли "кроты".