Уверенной походкой он зашагал через луг. Собаки бежали впереди. Пруденс наблюдала за ними. Она прихватила с собой фотоаппарат — Эллиот хотел заодно получить и снимки. Вот он первый кадр! Как жаль, что камера в сумке! И вдруг внезапно ощутила страшную усталость — разом сказалось все напряжение последних дней и долгого бессонного перелета. С трудом поплелась к замку и зашла в него через боковой вход, который, оказывается, вел прямо в кухню. Там стояла маленькая женщина неопределенного возраста — на вид ей можно было дать от шестидесяти до восьмидесяти — и резала помидоры на грубом сосновом столе.

— Вы, наверное, Мэри Эдмонд? — спросила Пруденс. — А меня зовут Пруденс Эдвардс.

Женщина улыбнулась, прядь волос упала ей на лоб.

— Очень приятно, — произнесла она с шотландским акцентом.

— Боюсь, что не проснусь до ужина, хочу попросить у вас сандвич.

— Нет-нет! Не могу этого позволить, тем более в день вашего приезда, — запротестовала Мэри. — Я сейчас принесу вам поесть.

Пруденс поблагодарила и пошла наверх.

Через несколько минут Мэри постучалась в дверь. В руках у нее был поднос с жареными помидорами, колбасой и горячим хлебом. Девушка с удовольствием принялась за еду. Потом, усталая, свалилась на кровать, даже не надев ночную рубашку.

Утром, когда они с Колином сидели на кухне и пили кофе с тостами, она спросила, можно ли позвонить матери в Коннектикут и сообщить, что жива и здорова.

— Конечно, — ответил он. — Я отвезу вас в деревню сразу после завтрака.

— Куда?

— Здесь нет телефона. Мой отец затворник, помните?

— Нет телефона?

Колин покачал головой. Он был в джинсах и темно-зеленой рубашке. Солнце медленно начинало пригревать, постепенно рассеивая туман, но Пруденс никак не могла согреться. Она надела чистые белые слаксы и белый пуловер с длинными рукавами, но теперь жалела, что не взяла более теплые шерстяные вещи.

— Ну, тогда не надо отвозить меня в Питлохри. Родители подождут, — сказала она.

— Родителям не терпится узнать, как там их дочь в далекой и дикой Шотландии, — добродушно заспорил Колин. Похоже, их вчерашнее разногласие было забыто.

Не успели они собраться, как солнце уже стало припекать, и Колин уверенно заявил, что, хотя туман может не рассеяться весь день, дождя не будет. Поэтому можно пойти пешком.

Путь их проходил по дамбе и дальше в направлении Питлохри, вдоль склона горы, поросшей вереском и окутанной туманом. В деревне Пруденс насчитала десять домишек, крытых еще соломой, один паб, заправочную и магазин.

— Жизнь в горных деревушках, — сказал Колин, когда они шли по брусчатке, — не намного изменилась за последнее столетие. Хотя теперь здесь принимают телевидение, и вряд ли кто говорит на галльском диалекте…

Оказалось, что позвонить можно из магазина, Колин остался поджидать на лавочке.

— Помните, никаких подробностей, — предупредил он.

Она виновато кивнула.

По местному времени был полдень, значит в Штатах — раннее утро. Сначала Пруденс набрала номер родителей. Мама как раз купала собаку, поэтому ни о чем не расспрашивала, только пожелала приятного отдыха в Шотландии и попросила по возможности привезти плетеные коврики. Затем девушка позвонила Эллиоту Арнольду Тромбли в его летнюю резиденцию в Ньюпорте.

Ответила жена и пошла его звать.

— Пруденс?

— Как вы догадались?

— Ты единственная молодая женщина, которая может позвонить мне в столь ранний час. Как дела?

Она вздохнула:

— Мне все удалось.

— Где ты?

Поколебавшись, девушка все же ответила:

— Неподалеку от Питлохри.

— Это о многом мне говорит, Пруденс!

— Севернее Перта.

Эллиот молчал.

— В Грампианских горах. Севернее Эдинбурга. Как раз в центре Шотландии. Тут вереск во всю цветет. Вы были когда-нибудь в Шотландии?

— Лондон, Париж, Рим, Вена. Что с Монтгомери?

— Меня зажали меж двух огней.

— Ты видела Хейли?

— Совсем недолго. Мы должны начать работать с понедельника, если я продержусь до этого времени.

— Продержись, Пруденс! — Голос издателя "Манхэттен мансли" звучал как приказ. — Расскажи о нем.

— Он отрастил бороду и в прошлом году начал опять писать, признается, что не совсем уверен в своих силах. Это не поэзия — здешние места не способствуют пробуждению лирического настроения. Живет в затерянном, изолированном замке, на острове, рядом сохранились развалины старинного аббатства.

— А сын?

— Подозревает! Ему не нравятся совпадения, которые привели меня к этой работе.

— Тогда какого черта он тебя нанял?

— Из-за моей великолепной фигуры, — саркастически заметила Пруденс. — По той же причине, Эллиот. Из-за подозрений. Решил, если меня заманить на забытое Богом озеро в центре Шотландии, я не смогу никому ничего разболтать в самом Нью-Йорке. Я так понимаю, что все остальные претенденты и понятия не имели, на кого им предстояло работать. А я знала.

— Да, нам здорово повезло!

— У меня такое же мнение, — сказала она.

— А ты ничего не слышала о его бывшей жене, своем преподавателе?

— Нет, а что?

Она услышала, как Эллиот вздохнул.

— Вчера она заходила в редакцию.

— Эллиот!

— Интересовалась, где ты, хотела пригласить на ужин. Приставала к Бобу с дурацкими вопросами. Он направил ее ко мне… Ее просто так не проведешь, Пруденс!

— Я знаю. И что дальше?

— Страшно хотела узнать, почему студентка, отличница, неожиданно бросает занятия и исчезает неизвестно куда. Сказала, что пыталась застать тебя на квартире, но там ее убедили, что ты выехала. В редакции она никакой информации не получила.

— О Господи, Джоан догадалась!

— Я сказал ей, что ты на специальном задании.

Пруденс застонала:

— И она спросила: "Где, в Шотландии?"

— Не совсем так, просто поинтересовалась где. Тогда я дал ей понять, что это служебная тайна и даже твоя мать не знает, где ты. И в свою очередь задал ей вопрос, почему ее это так интересует. Профессор ответила, что, дескать, беспокоится о молодой женщине, которая ей симпатична.

— Тоже мне, хитрец! — засмеялась Пруденс. — Вероятно, она пыталась связаться с Колином, и хорошо, что он улетел на день раньше. Но мне-то что теперь делать?

— Не переживай! Половина статьи у тебя, считай, уже есть. Попробуй перехватывать все послания на имя Хейли и опасайся ее приезда. В любом случае постарайся выиграть время.

— Они утопят меня, а потом четвертуют.

— У тебя больное воображение.

— Вас бы на мое место!

— Жизнь репортера не обязательно должна быть легкой. Как говорил мой предшественник сотрудникам: когда все летит в тартарары — прикиньтесь ослами.

— Ну, спасибо!

— Всегда пожалуйста. Жена кидает на меня странные взгляды. До свидания, Пруденс.

Она повесила трубку.

На лавочке Колина не было. Пруденс постояла около заправочной станции, просматривая в оба конца улицу, но его не увидела. Напротив, у ограды дома полная, немолодая женщина вдомашнем халате поливала кусты роз. Двое мужчин вышли из паба. Пруденс нахмурилась. Может, Колин зашел выпить чашку чая? Она решила посидеть на лавочке и подождать.

Меньше чем через минуту он показался из переулка, ведущего к заправке. На руках у него сидела черноволосая девочка лет двух, одетая в свитер и юбочку. Сзади шли мужчина с женщиной, видимо, ее родители.

Девочка что-то пронзительно прокричала.

— А я подумал, что вы уже сбежали, — сказал Колин. — Познакомьтесь с моими друзьями. — Он приподнял ребенка повыше. — Это Венди. Это ее родители, Пауль и Бренда Макголины. А это Пруденс Эдвардс.

Пруденс постаралась забыть свой разговор с Эллиотом и поздоровалась с новыми знакомыми. Венди решила побегать, Колин опустил ее на землю.

— Надеюсь, вам понравится Шотландия, — сказал Пауль.

— Не сомневаюсь! — заявила Пруденс, но улыбка получилась неестественной. — Замечательная деревня!

— Зимой у нас довольно холодно и сыро, — сказала Бренда, подхватывая дочь, направлявшуюся к дороге. — Но мы прожили тут всю жизнь, и нам не надо места лучше. Колин сказал, что вы из Нью-Йорка.