* * * Когда надоест вам по-старому жить, Тогда поспешите весь мир удивить. Как хиппи, повесьте на ухо серьгу, На годик махните с подругой в тайгу. В киоске купите обычный брелок, А после повесьте его на пупок. Когда пирсинг ваш надоест животу, На девственный зад нанесите тату. В новаторстве будьте своем велики — На ноги кривые наденьте чулки. Любовью займитесь на клумбе в саду, У всех проходящих людей на виду… Спешите, спешите весь мир удивить — И этим и тем… чтоб по-новому жить. * * * И взгляд твой станет чужим, И я тебе стану чужой… Так страшен ликом своим Город зимой. Пойму – ведь это не то, В стынь, в мороз убегу. Черною птицей пальто На белом мелькнет снегу. Качнется безгубый фонарь — Зимы безымянный мертвец. Раскинет в небе январь Звезд ледяной венец. А жизнь – лицедей и мим — Скользнет по тропе немой… Темен ликом своим Город зимой. * * * Я прощаюсь с тобой, журавлиная Русь, С твоей высью на долгие годы… Что случилось – ответь! Я судить не берусь, — Вижу дали твои сквозь невзгоды. Вижу рощи ночные и берег пустой, За рекою вечерней закаты… Не закончилось все той последней войной, Не последними были утраты. Не вчерашними были печали твои И от слез побелевшие сланцы. Снова в нашей судьбе – гарь и смутные дни, Снова в отчих краях самозванцы. И опять под ногами могильный песок, Стынет неба купель в сникших травах… Кто назначил стране час кончины и срок, — Сгинуть в бедности, в далях кровавых?… Я к тебе лишь одной своим сердцем стремлюсь И люблю за страданья, невзгоды… Машет белым крылом журавлиная Русь Сквозь сиротство и дни непогоды. * * * Мне нравится в сырую полночь С тобой вдвоем молчать о прошлом… Забыв о суетном и пошлом, Твою лишь принимая помощь. Часы ночные, словно птицы, Несут на черных крыльях время. И непосильно это бремя, Кому в безмолвный час не спится. В затихшей комнате теплее… А за окном сырая полночь. И свет луны, как желтый обруч, Упал на черные аллеи. * * * Смолкнет дня полнозвучная скрипка… Но останется в шуме берез, В листьях солнечных чья-то улыбка, Неба синь, желтизна твоих кос. В листопаде осин столько денег, — Покупай золотые деньки! Будет красным твой сказочный берег Над туманом вечерней реки. Что случится потом, я не знаю. Может, в сумерках гаснущих дней Облака лебединою стаей Закружат над долиной моей. Над недолгой надеждою зыбкой, Над раздольем опавших берез… Смолкнет дня золотистая скрипка И в душе не останется слез.
* * * Над заводью тихой Листва закружит Воспоминаньем иным… И вспыхнут на миг любви миражи Сиянием золотым. О чем-то забытом И нежном скажи Добрым словом простым… И оживут любви миражи Заревом золотым. И кто-то вздохнет: «О, друг, не тужи, — Все призрачно здесь, словно дым…» И заискрятся любви миражи Пламенем золотым. Всё… пройдены Ласковых лет рубежи Так быстро – один за одним… Мерцают ушедшей любви миражи Раскаяньем золотым. * * * Останется горечь от губ Твоих… и кольцо на руке. А голос серебряных труб Как эхо замрет вдалеке. И будут, дымясь, облака Лелеять холодную сень. По-прежнему сердцу близка Твоя уходящая тень. Ведь радость потерянных дней Сильнее разлук и вины, — Останься невестой моей, Сестрою печальной луны! Пусть голос архангельских труб Костер возвестит вдалеке… И месяца стынущий труп Скользнет по зеркальной реке. * * * Когда стихает в сумерках заря, Я ночи внемлю. А мерзлые подковы октября Летят на землю. Померкнут в полночь осени холмы, — И все забудем. Перед улыбкой странницы-зимы Немеют люди. А речь твоя в обиде горяча, Движенья резки. Горит в окошке месяц, как свеча, Сквозь занавески. Неужто счастье минуло давно, — Куда девалось? О чем мерцает позднее окно, — Что нам осталось? За белым полем зимняя заря? Иные земли?… Стучат в окно подковы октября, Разлуке внемля. |
