Не зазывай меня лучистым взглядом,

Не верь коротким, золотистым дням.

Уже зима холодным конокрадом

Крадется по темнеющим полям.

Смотри – вокруг безмолвие и воля,

В низинах спят отжившие года.

Пусты глазницы брошенного поля,

И нет уж тех, кто сгинул без следа.

О чьей судьбе поет сегодня ветер,

Не помня тех, кто тосковал любя?

О чем тебе сказать в ненастный вечер?

Чем нынче успокоить мне тебя?

И все же… позови прощальным взглядом

Навстречу новым песням и огням,

Когда зима бездомным конокрадом

Крадется по неласковым полям.

Вы, отплакав, спокойно уснете, —

Долгожданный наступит покой…

Ранним утром меня отпоете

В белой церкви за тихой рекой.

В этот день, позабыв о работе,

На былое махните рукой…

Вы меня навсегда отпоете

В белой церкви за синей рекой.

Что ж, живите всегда, как живете, —

Пусть не будет страды никакой…

Вы, простившись, меня отпоете

В белой церкви за сонной рекой.

Обо мне через годы вздохнете:

«Жил когда-то на свете такой…»

Вы одна лишь меня отпоете

В белой церкви за нашей рекой.

Неприметное утро среды, —

Ты развеешь обыденность дня

И меня от недавней беды

Уведешь в неземные края.

Всех ушедших на вечный покой

Коростель будет с горечью звать.

У избушки за тихой рекой

Встречу я постаревшую мать.

У отца даже брови седы —

Он обнимет, утешит меня…

Лучезарное утро среды,

Светом стань незакатного дня.

Мне вчера на прощанье сказали,

Что проходит со временем боль.

Вы ушли в незнакомые дали,

Вы забыли земную юдоль.

И когда все надежды померкли

Пред иною, ненастной порой, —

Я случайно увидел вас в церкви,

В бедной церкви за белой горой.

Вы стояли, как Божия матерь,

Что-то чудное слышалось вновь…

И взошел я на древнюю паперть,

Чтоб воспеть неземную любовь.

И лицо ваше вдруг озарилось

Красотою весны неземной…

Оказалось, все это приснилось

Пред осенней ненастной порой.

И давно голоса отзвучали,

Стали прошлыми – радость и боль…

Вы ушли в журавлиные дали,

Вы забыли земную юдоль.

Проплывут облака над рекою стадами,

Опустеет в ночи, затуманится брег.

Журавлиная Русь с голубыми садами

Позабудет навеки свой дом и ночлег.

И кому ее песни потом отзовутся

Средь бескрайних лесов да багряных одежд?

Никогда, никогда мне теперь не вернуться

В золотистую даль отшумевших надежд.

Распрощаюсь и я с молодыми годами

И с любимыми тоже расстанусь навек.

Журавлиная Русь с неземными садами

Вспомнит песней случайной мой тихий ночлег.

Безутешен отчий дом

В глубине ночных полей

И тоскует о былом,

О прошедшем все сильней.

Было это так давно:

Тайну время сторожит…

Затаенное окно,

Занавеска не дрожит.

Никнут в полночь тополя, —

Никого уже не позвать.

Будут лунные поля

Об ушедших вспоминать.

Забываясь нежным сном,

Радостью далеких дней…

Безутешен отчий дом

В тишине ночных полей.

Жизнь не прекрасна и не удивительна,

Она, скорей, цинично-холодна:

Обманет и хохочет заразительно,

Как мужу изменившая жена.

А мы порой надеемся мучительно,

Что вдруг подарит счастье нам она.

Все ждем – и на нее глядим почтительно,

От лживых слов пьянея без вина.

Она лишь улыбнется снисходительно,

Всю душу иссушая нам до дна.

Проходят годы – в ожиданье длительном,

А оглянешься – старость уж видна.

Она – непостоянством упоительна,

В ней ветреность беспечная видна.

И не прекрасна, и не удивительна,

Но быстротечна… и всегда – одна.

Никнет пламя вечернего сполоха,

Гаснет день в голубой высоте.

И молчит у дороги черемуха,

Как невеста, застыв в темноте.

Те надежды, что были потеряны,

Светят в душу огнями Стожар.

Нежной памятью дали овеяны,

Над полями закат, как пожар.

Словно слышу за рощею мглистою

Чей-то голос, до боли родной.

Ночь зовет тишиною росистою

И мерцает холодной травой.

Скоро, может быть, тучи развеются,

Веселей станет тем, кого ждут.

И от звезд тоже радостью греются,

Когда отчие дали зовут…

Жаль, что в спину стреляют без промаха

Тем, кто ищет свой путь в темноте.

Жаль – осыплется ночью черемуха,

О погибшей грустя красоте.