Вас. Белов. Дерзость везде нужна. Вот и тебе, Володя, желаю быть таким же дерзким и бескомпромиссным, каким я тебя помню с давних времён. Без дерзости человек не сможет ничего путного сделать. Он начинает стесняться, и даже мысли у него начинают путаться. Стесняться можно в быту. А в деле своём, если хочешь сделать что-то настоящее, если замахнулся на громадное, обязательно надо быть дерзким. Вот я и дерзил, как мог.

Вл. Бонд. Дерзким было в своё время "Привычное дело", даже Твардовский этой дерзости похоже испугался. Дерзким был и роман "Всё впереди".

Вас. Белов. Всё связано ещё с моим крестьянским происхождением. Я хотел первым делом защитить своих земляков, простых русских людей, которым уж совсем невмоготу было. Я всё-таки и с Мишей Лобановым спорю, и с Прохановым, и с тобой насчёт Иосифа Сталина. Надо признать, Сталин выкрутился за счёт русского крестьянства, но его же и погубил. Тут можно говорить очень много и долго. Я считаю, что нам коллективизация обошлась не менее трагично, чем Великая Отечественная война. Которая тоже, прежде всего, по деревне ударила – обезмужичила деревня после войны окончательно. Да и в послевоенные годы нужда и лишения не покидали крестьянскую Русь. Конечно, Сталин много сделал для государства, и то, что от троцкистов избавился, – большое дело. Но возился он с ними довольно долго, и в отношении деревни все-таки их линию долго тянул. Да, он их потом обманул и прижал как следует. Но за то, что прижал и крестьянство и загнал его в колхозы на нищую жизнь, я его осуждаю. Не то, что я совсем колхозы отрицаю. И там работали честные люди. И в партии немало честных тружеников было. Я ведь сам короткое время побывал партийным работником. Работал секретарём райкома комсомола. И даже членом ЦК КПСС был. Но это уже в горбачёвское время. Ведь тоже стыдно и за такое участие. Ещё как стыдно. Стыжусь своей работы в ЦК КПСС в горбачёвское время, будто я в развале страны поучаствовал.

Вл. Бонд. И всё же вы себя считаете советским человеком?

Вас. Белов. А какой иначе? Я не буржуазный человек. Советский человек, по-моему, – это прежде всего и русский человек. Потому что вне национальности людей не существует. Возьмём хоть еврейскую братию, она вся насквозь национальна. Они же все гордятся своими корнями. А что нам, русским, гордиться нечем? Вот я и горжусь своими крестьянскими русскими корнями. И я всегда был за национальную советскую Россию, а не за интернационально-еврейский айсберг, который должен был неминуемо распасться на осколки и потянуть за собой, к сожалению, многих русских людей...

(Полностью беседа опубликована

в книге В.Бондаренко “Серебряный век простонародья”)

На днях в атриуме Большого театра состоялось очередное, уже пятое по счёту, вручение ежегодной литературной премии "Ясная поляна", учреждённой знаменитым толстовским заповедником, возглавляемым неутомимым подвижником русской культуры Владимиром Ильичём Толстым, и южнокорейской корпорацией "Самсунг". Премия вручается по двум номинациям. 20 тысяч долларов за выдающийся вклад в литературу ХХ столетия, за современную классику. 10 тысяч долларов за новое слово в литературе ХХI века. Современными классиками в предыдущие годы были объявлены Виктор Лихоносов и Василий Белов, Анатолий Ким и Тимур Зульфикаров. В этом году премию за выдающийся вклад в литературу ХХ века присудили Леониду Ивановичу Бородину за самую нежную и чистую повесть-сказку "Год чуда и печали", написанную в заключении и впервые опубликованную в издательстве "Посев".

Новым словом в литературе ХХI века был признан строгим жюри роман нижегородского писателя Захара Прилепина "Санькя".

Роман, одновременно и бунтарский и наивно-простодушный, о суровых днях из жизни молодого русского патриота, которого бабушка называла по-деревенски: Санькя. И виноват ли он в том, что со своей святой простотой и наивностью заканчивает жизнь в нынешней России с автоматом в руках, отстреливаясь от наседающих омоновцев?

Так неожиданно на вручении премии "Ясная поляна" судьба свела двух русских бунтарей – советского времени и постсоветского. Впрочем, бунтарём всю жизнь был и великий яснополянский мудрец Лев Николаевич Толстой.

На мой взгляд, пятое награждение яснополянской премией было самым удачным. Даже в таком сведении воедино двух русских бунтарей разных эпох. К тому же, бунтарей ярких и талантливых.

У Леонида Бородина "Год чуда и печали" – несомненно, самая яркая и талантливая книга, сродни "Маленькому принцу" Антуана де Сент-Экзюпери. Когда-то в начале перестройки я приносил по просьбе недавно вернувшегося из лагерей Леонида Бородина эту чудесную сказку в журнал "Москва" Владимиру Крупину, тот отказался печатать, мол, пусть несёт нам что-нибудь жареное, из лагерной прозы. А жаль. Эта повесть-сказка о детстве 12-летнего мальчика, живущего на берегу Байкала и встречающегося с чудом, одновременно и самая автобиографичная – о детстве самого Бородина, и самая романтичная, светлая, загадочная, мистическая.

За премию в номинации "ХХI век" было самое настоящее сражение среди членов жюри. Искренне горжусь, что именно я оказался номинатором романа Захара Прилепина на яснополянскую премию. Уверен, это – уже живая классика ХХI века. И дело не только в радикализме позиций автора, одного из лидеров национал-большевиков, пославшего своего молодого героя на сражение с ОМОНом. Есть и покруче сюжеты. А вот такой художественной силы, такой живой образности, и такого реального героя наших дней в современной прозе пока ещё не было.

Половина членов жюри выдвигала на премию рассказ Бориса Евсеева "Живорез", талантливый эстетский, языкотворческий рассказ, который, если честно, вряд ли вписывается в стилистику толстовского реализма. Думаю, он ещё завоюет признание эстетов и иные премии. Другая половина упорно держалась за прилепинского "Санькю". Мощно поддержал Прилепина Игорь Золотусский, вряд ли большой поклонник нацболов, но верно определивший яркое мужественное начало, главенствующее в прозе молодого нижегородского писателя. Когда мнения членов жюри разделились поровну, своё слово сказал председатель жюри Владимир Ильич Толстой. Он выбрал "Санькю"…

Огорчённый Борис Евсеев ушёл из зала, когда услышал имя победителя.

А два бунтаря, два писателя с обострённым чувством справедливости, два мужественных человека два "террориста", как бы назвали их воинствующие оппоненты и прокураторы, два патриота России, два государственника стояли рядом на сцене, и было ясно: жива русская литература, жива Россия!