провожает потертым взглядом зады туристов;

плохо быть куском лепнины, купидоном или химерой,

с одной стороны, бесспорно повезло, что не растерли

в пыль, а с другой, всё же неловко перед собратьями,

которым повезло гораздо меньше, что, если вдуматься,

уже не столь бесспорно, поскольку само существование

уцелевших представляется им абсолютно бесцельным,

что совсем уж как-то по-человечьи, нет, тяжело;

плохо быть фотографией на стене над диваном,

потому что все проходящие, в конце концов, смотрят

исключительно на тебя, тычут пальцами, как самые

близкие родственники, спрашивают экскурсовода,

подлинная ли ты, и, прищурившись на мгновение,

наконец находят то, что и запомнится им на долгие годы:

сходство "этого мальчика в первом ряду, на коленях"

с соседским мальчишкой (собственной дочкой, внучкой,

первым учеником, просто кого-то напоминает);

плохо быть самим этим мальчиком-юношей-молодым

человеком-господином в шляпе-стариком в каталке, который

не помнит точно, где стоял его дом, но да-да, где-то в этом

районе города, который тоже, в каком-то смысле, часть

развалин, увезенная в детстве в благополучное место и

утерявшая, среди других потерь, и место в общем ансамбле

(слева-справа), и язык, на котором ему называли когда-то

предметы, стоящие тоже не на своих местах, и самое право

вернуться сюда через парадное, а не во флигель, как водят

туристов, которого и отличает от прочей группы лишь

смутное подозрение, что всё здесь было иначе, не так,

как рассказывает эта девочка.

МОЙ СОБУТЫЛЬНИК

Подражание Ф.Х. Даглардже,

как если бы он был и вправду эллином

Фрэнку Лайону, русскому танкисту

***

Мой собутыльник, не знаю про душу, но совесть,

Думаю, в печени нашей живет — и печень ее производит.

Ты же, чем далее пьешь, тем более печень сажаешь —

Так что и ей все трудней для тебя вырабатывать совесть.

Вот отчего у тебя проявления свинства, понятно.

***

Мой собутыльник, я понял, зачем человек истязает

Ближних своих и себя: боль — ты задумайся! — освобождает.

Зуб, например, разболится — неужто ты вспомнишь о мелких

Дрязгах житейских, которые часто в стакане ты топишь?

Нет! Так позволь тебе вмазать — и думай о вечном, о боли...

***

Мой собутыльник, ты лезешь ко мне целоваться.

Я же не знаю тебя, и любви твоей тоже не знаю.

Больше скажу: протрезвею — ты станешь мне просто противен.

Свойство любви опьянять, увы, отягчает похмелье.

Что ж... будем пить без конца, ведь любовь это дело святое!

***

Мой собутыльник, взгляни, как танцует вон та молодица!

Сколько экспрессии! грации! Так бы она и в постели

Самозабвенно любви предавалась! Но знаю — не станет...

Верно, она из таких, для которых глаза представляют

Большую ценность, чем всё остальное в мужчине.

***

Мой собутыльник, супруга меня упрекает,

Что я всегда допиваю бутылку до капли последней.

"Нет бы оставил", — она говорит. А сама не оставит

Склянку с духами, пока не нацедит последнюю каплю.

В противоречиях женских я вижу причину всех гендерных споров.

***

Мой собутыльник, выпьем здоровье политиков: это святые

Люди. Они выполняют неблагодарную миссию: служат козлами

Наших грехов отпущенья, а сами вполне безобидны: ни бомбы,

Ни ятагана в руках. Только слово дано им. И что же мы слышим?

Что и повсюду, где двое беседуют: "Ты уважаешь меня?" — "А ты уважаешь?"

***

Мой собутыльник, с тобой ли такое бывает:

Выпьешь немного — и хочется выпить побольше,

Выпьешь побольше — о малом теперь помышляешь,

Малую справишь нужду — и счастья большого захочешь,