Скоро в небе нарисовалась пара крылатых теней, и орлы опустились на плиты двора.
– Не полечу я на них, – пробормотал Гортхауэр, неприязненно косясь на птиц.
– Не лети, – легко согласился Эонвэ. – К утру дойдешь. Так что советую сразу на Маханаксар двигаться – успеешь занять хорошее место. К тому же кто тебя одного пустит в Ильмарин? Или мне тебя на входе полночи ждать?
– Твоя правда, да и к чему нам, темным, проявлять излишнюю щепетильность, – усмехнулся черный майа. – А они не слишком идейные для того, чтобы таскать на себе вражье отродье? – добавил он с ехидством.
– Мы на службе, – лениво процедил ближайший орел. – Куда и кого прикажут, туда того и доставим. А позволишь себе лишнее в полете – не обессудь.
– И много таких спорных случаев было? – поинтересовался Гортхауэр. – Ведь если кто с орла свалился, поди докажи – загляделся он или…
– А-а, ты об этом, – протянул Эонвэ. – Ну вообще-то никто ниоткуда просто так не падает…
Майа знал о слухах, ходящих в Блаженных землях, относительно такого метода расправы с неугодными. И хотя реально таких случаев, само собой, не было, его Повелитель не спешил опровергать досужие домыслы. Страх – великая сила…
Гортхауэр, подчеркнуто равнодушно пожав плечами, направился к орлу и осторожно, но вполне уверенно уселся на мощную спину. Курумо, не вступая в пререкания, собрался было последовать его примеру, но остановился.
– А как же вы? – спросил он. – Орлов-то двое осталось, а нас – четверо, или я что-то недопонял?
– Просто Аллора понесу я, – усмехнулся Эонвэ, подавая руку Эльдин.
Впрочем, девушка с легкостью почти взлетела на место. Герольд Манвэ, сосредоточившись, приготовился к перемене облика, и через пару минут на площадке красовалась еще одна крупная птица с золотистым оперением и ярко-синими глазами.
Подмигнув, что выглядело весьма странно, новоиспеченный орел сделал приглашающее движение крылом и даже шаркнул когтистой лапой, выбив из камня искры. Эльдин взвизгнула от восторга. Аллор, рассмеявшись, с помощью Курумо расположился на мягких перьях, и вся компания поднялась в воздух.
Вскоре впереди ледяной свечой замаячили чертоги Ильмарин…
* * *
Порывшись в шкафу, Варда протянула супругу темно-синюю, с отливом в сталь, рубаху, покрытую причудливой вышивкой.
– Надень, а то эта вся в пыли – где ты так умудрился?
– Эонвэ ловил – дабы у него не сложилось ложное убеждение, что падение с подоконника является закономерным окончанием любого самостоятельного полета, – усмехнулся Манвэ, проскальзывая в ворот.
Успевшая привести в порядок разметавшиеся пряди Варда увидела в появившихся из рукава пальцах супруга серебристо поблескивающий цветок – он напоминал Телперион, но лепестки были острее и венчик более удлиненный. Не дожидаясь, пока она что-либо скажет, Манвэ вплел его в только что восстановленную прическу.
Выразительно покрутив пальцем у виска, Варда уцепилась за его локоть, и они вышли из залы.
Войдя в покой, где оставлены были теряться в догадках Мелькор и Златоокий, они застали там обширную компанию. Аллор, задумчиво дымя самокруткой, возлежал на ложе Златоокого, Эльдин курила, сидя у него в изголовье. В ногах расположился Эонвэ. Златоокий, сидя у стены, что-то объяснял Гортхауэру, разводя руками, а Курумо и Мелькор, забравшись в угол, общались безмолвно, глядя друг другу в глаза, и по лицам понять что-либо определенное было затруднительно – видно было лишь, что это не самый приятный разговор в их жизни.
Все, включая Аллора, встали, приветствуя царственную чету, явно пытаясь понять, чем закончилась приватная беседа. Впрочем, Манвэ счел, что вопросы все же задает он.
– Что привело в мои чертоги столь изысканное общество? – тихо и ехидно поинтересовался Владыка, высокомерно-ледяным взглядом одарив вновь прибывших.
Те почтительно помалкивали, собираясь с ответом. Эонвэ отчаянно пытался донести до окружающих и до Короля в первую очередь ощущение, что его, Эонвэ, вообще тут нет.
– Прошу извинить столь наглое вторжение, – заговорил Аллор, – просто я воспользовался случаем, чтобы поблагодарить тебя, Владыка, за оказанную милость.
– Не рано ли? – процедил Манвэ.
– Я имею в виду то, что было. Дальнейшее – это дальнейшее. А Гортхауэр предпочитает моему обществу общество сотворившего – ума не приложу, как он выдержал эту пару часов.
– А я просто провожал их, – проговорил Курумо, глядя на Манвэ темными, непроницаемыми колодцами глаз: он явно полагал, что его просто-напросто погонят, и не особенно ждал защиты от кого бы то ни было, хоть от приятелей, хоть от сотворившего.
Затянувшуюся паузу прервало появление Вардонэли.
Тихо постучав, она заглянула в комнату и доложила о появлении Ауле.
– Он просит принять его, Владыка, – закончила майэ. Манвэ вскинул бровь.
– Прелестно, скоро сюда весь Валмар сбежится, – пожала плечами Варда.
Эонвэ мстительно покосился на Курумо. «А что я говорил?» – мысленно обратился он к майа Ауле. Тот вздохнул.
– Видимо, ему не терпится узнать, что произошло в чертогах Ниэнны, – мурлыкнула Варда.
– Спросил бы у Тулкаса, – бросил Манвэ.
«Наверное, интересуется, осталось ли что-нибудь от его майа», – безмолвно предположил Эонвэ, обращаясь к Манвэ.
– Проводи Великого Кузнеца в мою приемную, – обернулся Владыка к Вардонэли. – Жестоко обрекать уважаемого Ауле на томительное беспокойство о судьбе его помощника. Думаю, именно это волнует его в первую очередь. – При этих словах Курумо дернулся к двери. – Нет, раз уж пришел сюда, а не в его чертоги, хотя, по-моему, перепутать сложно, то, сделай милость, посиди здесь.
Курумо, закусив губу, поклонился.
«Расскажешь ему?» – спросила Варда без слов.
«Посмотрим», – усмехнулся Манвэ, пожал ей руку и, кивнув остальным, покинул помещение.
Ауле ждал в приемной, пытаясь сосредоточиться на предстоящем разговоре.
«Все, сколько можно издеваться?! – думал он с возрастающим раздражением. – Раз использовал, два использовал, теперь опять зачем-то вызвал… Он что, так ненавидит Мелькора, что до сих пор отыгрывается на Курумо, или решил припомнить майа Средиземье? Лишь бы в грязь втоптать! После того как он с Мелькором расправился, кто ему слово поперек решится сказать? Так мало ему! Думает, если я смирился и сломался, то из меня можно до Второй Песни веревки вить? Если он что-то сделал с Курумо, я с ним самим не знаю что сделаю, пусть потом Единому жалуется!» – Гнев Кузнеца медленно закипал, подобно раскаленной лаве, и, когда высокая фигура Повелителя Валинора возникла на пороге, Вала с трудом сдержался, чтобы не броситься на него. Все же взяв себя в руки, он приветствовал Владыку: гнев – плохой советчик, главное – узнать, что с Курумо.
Манвэ, стоя напротив кипящего от возмущения Ауле, стер с лица усмешку и неторопливо разглядывал ночного посетителя. Потом все же поинтересовался, что привело досточтимого Мастера в столь неурочный час.
– Я хочу знать, что с Курумо, – тяжело проговорил Ауле. – Ты призвал его сегодня, и его до сих пор нет.
– При чем тут я? Ты в других местах искал?
– Где, например? – нахмурился Кузнец.
– Допустим, в Лориэне. Или, скажем, в Залах…
– Ах ты… – Ауле не мог дальше сдерживаться, глядя на это непроницаемое лицо, копившийся тысячелетиями гнев выплеснулся наружу. – Ты… Что ты с ним сделал?! Думаешь, тебе все с рук сойдет? Я тебе этого не спущу, слышишь, ты?! – Ярость душила его. – Тебе мало унижений, мало крови… – Он вцепился в ворот одеяния Владыки, потянул на себя. – Я тебя с Таникветиль спущу, можешь звать хоть Всеотца… Братоубийца!
Глаза Повелителя Арды заледенели, он прищурился, отчего они стали похожи на тускло блестящие кинжалы.
– Ну? – проговорил он тихо, подойдя вплотную. – Ударь, что же ты стоишь? Или и впрямь до окна дотащить решил?
Ауле, разжав пальцы, стоял, тяжело дыша, словно вспышка гнева отняла последние силы. Поднял руку, опустил, почему-то не в состоянии нанести удар. Манвэ выжидательно смотрел на него, скрестив руки на груди.