Или взять военно-стратегические проблемы. Оборона Советского Союза строилась исходя из потребностей защиты всей его территории. Разумеется, приграничные районы имели особое значение. Прибалтика составляла один из флангов страны, где наряду с другими располагались и стратегические объекты, так как все наши бывшие западные территории ранее подвергались агрессии. Все это требовало самого серьезного обсуждения и решения.
Как в Уставе Организации Объединенных Наций, так и в документах СБСЕ определены критерии самостоятельности и суверенности государств. Во всех послевоенных соглашениях основополагающим считался принцип нерушимости границ. Если требовался пересмотр этого главного принципа, почему не был созван соответствующий международный, форум? Почему не были задействованы даже внутрисоюзные процедуры для урегулирования всего комплекса непростых вопросов до или после известных событий августа 1991 года?
Спешка и непродуманность царили в переговорах по «переподписанию» союзного договора до августа 1991 года. После августа Горбачев был готов пойти на все и с легкостью соглашался на любые требования, особенно со стороны Прибалтийских республик. Главное — удержаться у власти. Предоставление независимости было осуществлено без урегулирования ключевых проблем и без разграничения полномочий. Что бы ни говорили нынешние сторонники Горбачева, его решения были противозаконными, антидемократичными и несправедливыми. Именно он, первый Президент СССР, который выступал за демократические методы в процессе принятия политических решений, вел себя авторитарно, когда речь заходила о прочности его личной власти.
Выиграла ли Россия от развала Советского Союза? С самого начала было ясно, что нет. Большинство бывших советских республик тоже ощутили на себе утрату преимуществ экономической интеграции. Существовали ли у республик СССР объективные интересы для политического обособления? У меня нет оснований для таких предположений. Договориться с республиками было вполне возможно. Политическая атмосфера в 1990–1991 годах позволяла добиться согласия, но, к сожалению, крикливая настойчивость сепаратистов нашла благодатную почву в безграничной уступчивости центра.
Поведение союзного руководства оказалось безответственным, а победа республик — пирровой, поскольку экономическая ситуация во всех без исключения регионах ухудшилась, хозяйственные связи нарушились, не говоря уже о бедственном, а порой и трагическом положении национальных меньшинств, прежде всего русских.
Было ли это бегством от коммунизма? Думаю, что нет. Пересмотр главы 6 Конституции СССР о руководящей и направляющей роли коммунистической партии в Москве и столицах союзных республик прошел безболезненно. Такие же, как и я, члены компартии не имели ничего против свободной конкуренции с другими общественно-политическими течениями в борьбе за более справедливую политику с точки зрения интересов трудящихся. Другое дело, что руководство КПСС к политическому плюрализму в стране было абсолютно не готово.
Если брать международное окружение, то у нас имелись надежные данные о том, что США и НАТО очень рассчитывали на ослабление Советского Союза. Но столь быстрый коллапс главного противника явился даже для них неожиданным подарком. Больше всего наши оппоненты опасались возрождения великой социалистической державы в новом, демократическом качестве.
Главной целью внешней политики любого государства является защита своих национальных интересов. Важнейшей задачей разведывательных органов страны были и всегда будут ориентирование высшего политического руководства о возможностях достижения этой цели и максимальное содействие ему с использованием специфических средств.
Когда меня в 1989 году назначили заместителем председателя и начальником Второго главного управления КГБ, ответственного за контршпионаж, в мои обязанности было включено, в частности, предотвращение утечки информации, составляющей государственную тайну. Каналы утечки такой информации из республик Прибалтики, в том числе через зарубежных «консультантов» народных фронтов, были установлены. Об этом доложили Горбачеву. Частично факты были преданы огласке через средства массовой информации. Наряду с доказанными случаями имелся целый ряд серьезных оперативных сигналов, требовавших дальнейшей работы. Как бывший разведчик я не мог не почувствовать «по почерку» особого интереса ЦРУ к приглашениям в ознакомительные поездки за американский счет целых групп советских народных депутатов и представителей региональных элит. Их обрабатывали и деликатно, и не очень. Попытки оказать влияние на происходившее в Советском Союзе явно прослеживались в действиях западных специальных служб. Может быть, Горбачев, Яковлев или Шеварднадзе и не были прямыми агентами влияния американцев, но ставку на них в Вашингтоне определенно делали. Американцы, конечно, приложили руку к расколу Советского Союза. Это подтвердится сведениями из архивов американских спецслужб, если когда-нибудь они будут рассекречены. Но нам и в самом начале 90-х годов их цели были ясны. Они походили на планы в отношении Югославии. Содействовать росту местных националистических настроений вплоть до выдвижения требований о «самоопределении» и помогать им в международном признании новых государственных образований, не учитывая критериев ООН или Европейского совещания по безопасности и сотрудничеству. В Советском Союзе американцы поддерживали любое устремление к сепаратизму под прикрытием лозунга демократизации.
Промахи Горбачева наиболее отчетливо проявились, пожалуй, в области внешней политики. В вопросах разоружения, вопреки мнению наших экспертов, он шел на неоправданные уступки. Стремление к разрядке напряженности и уменьшению уровня военного противостояния встречало широкую поддержку в нашем обществе и среди профессионалов спецслужб. Однако от вопросов симметрии и сбалансированности уровней нельзя отмахнуться. Переговоры об ограничении стратегических вооружений и разоружении требовали особенно тщательного подхода по многим причинам. Именно здесь Горбачев продемонстрировал свое понимание «нового мышления» на практике. Он исходил из того, что все стороны будут проявлять гибкость, открытость и миролюбие. На деле же конструктивные предложения с советской стороны жестко блокировались Западом, в результате чего «компромиссы» раз за разом оказывались односторонними, не в нашу пользу. В Советском Союзе внешнеполитическая линия Горбачева в начале 90-х годов стала вызывать растущую критику.
Наиболее одиозным было поведение Горбачева в так называемом «германском вопросе», который, как известно всем международникам, составлял суть послевоенного урегулирования.
Основные принципы устройства мира были заложены еще во время второй мировой войны. Союзники по антигитлеровской коалиции решили, что их вооруженные силы будут оставаться на германской территории и после победы для исключения новой агрессии с ее стороны. В 1945 году Германия была поделена на оккупационные зоны между США, Великобританией, Францией и Советским Союзом. Именно державы-победительницы должны были решать, что будет происходить на территории поверженного «третьего рейха».
Многочисленные инициативы урегулирования германского вопроса за прошедшие десятилетия привели лишь к частичным результатам: признавался факт существования двух немецких государств и особый международный статус Западного Берлина. Стремление нации к объединению должно было сопоставляться с интересами международного сообщества с целью поддержания геополитической стабильности.
В этой связи естественным было полагать, что процесс объединения двух немецких государств через 45 лет после окончания войны будет тщательно контролироваться союзниками, особенно в плане ограничения вооружений и иностранного присутствия.
С советской стороны проект такого варианта был разработан Валентином Михайловичем Фалиным, ведущим экспертом по германским делам, ставшим при Горбачеве секретарем ЦК КПСС по международным вопросам. Фалин работал ранее, в третьем, европейском отделе МИД, а затем, во второй половине 70-х годов, был советским послом в Бонне.
