После освобождения дела в городе заметно пошли к лучшему. Хотя война не закончилась, страна по-прежнему лежала в руинах и угроза голода не миновала, было ясно — час Победы над немецкими фашистами близится.

Я вместе со своими школьными товарищами с энтузиазмом начал работать на заводе, не получая никакой заработной платы, но внося небольшой вклад в довольствие семьи за счет пайка. Не забуду, как однажды принес домой заработанные честным трудом пряники с глазурью. «Посмотрите, — воскликнула довольная бабушка, — вот и кормилец пришел. Что бы мы без тебя делали!» Хоть я и понимал, что бабушка шутит, гордость переполнила мою грудь.

Упоение победой имело свои и не столь привлекательные стороны. Не все приспешники фашистов и полицаи смогли убежать вместе с оккупантами из города. Их ждало заслуженное наказание. Но то, что случилось, потрясло меня. Около десятка немецких пособников было приговорено полевым судом к казни через повешение. В городе было объявлено, что казнь состоится на Банковской площади. Я тоже пошел туда. Собралось очень много народу. Толпа ликовала, царило чуть ли не праздничное настроение. Скажу откровенно: такой восторг разделить я не мог. Вывод, к которому я пришел, был прост: насилие рождает насилие, жажду мести, жестокость. Для меня это тоже часть картины войны, любой войны.

В то время как мать и я оказались в оккупации в Таганроге, отец вместе с заводом по производству артиллерийских вооружений был эвакуирован из подмосковных Подлипок в уральский город Пермь. Он работал там не щадя себя и, добившись заметных успехов, получил ряд наград за участие в создании новых видов оружия. В 1945 году ему было поручено изготовить три миниатюрные пушки, сконструированные в войну при его участии. Их собирались преподнести в подарок Тито, Эйзенхауэру, Монтгомери, что впоследствии и сделали от имени И.В. Сталина. Макеты должны были быть действующими, только стрелять вместо снарядов винтовочными пулями.

Мини-пушки были сделаны в цехе, который к тому времени возглавлял отец, и после капитуляции Германии он поехал в Москву, чтобы показать их народному комиссару вооружений — одному из самых молодых членов правительства, впоследствии маршалу Дмитрию Федоровичу Устинову. Устинов пришел в восторг от увиденного и, в свою очередь, показал мини-пушки Сталину. Тот одобрил идею. Устинов поинтересовался у моего отца, какое вознаграждение он хотел бы получить за проделанную работу. «У меня в Таганроге остались жена и сын, — сказал отец. — Прошу предоставить десятидневный отпуск, чтобы я смог проведать их». «Хорошо, — ответил Устинов. — Поезжайте туда на десять суток, а прямо оттуда можете вернуться к месту работы в Пермь».

Отец и мать были в разводе еще с довоенного времени. В Перми у отца появилась новая семья. Мать впоследствии тоже вышла замуж, но ее новый муж спустя восемь лет умер. Мама, к счастью, здравствует и сегодня.

Наша встреча с отцом в 1945 году в Таганроге была первой после начала войны. Он предложил мне поехать с ним в Пермь. Матери трудно было растить меня одной в условиях послевоенной разрухи. У отца же была хорошая работа в городе, который не был оккупирован и экономическое положение в котором в целом было лучше. Мать считала, что решение должен принять я сам. В конце концов я был уже не маленький — мне исполнилось 15 лет. Решено было ехать.

По прибытии в Пермь, а точнее в его индустриальный район Мотовилиху, у меня началась совершенно новая жизнь. Сначала все мы — отец, его новая жена, мой сводный младший брат Ростислав и я — жили в одной комнате. Условия проживания в городе, ставшем в годы войны местом массовой эвакуации, были нелегкими. Однако уже через полгода мы получили двухкомнатную квартиру.

Во всех отношениях жизнь в Перми была скромной. Хотя достаток был повыше, чем в Таганроге, недоедание тоже ощущалось постоянно. Все лимитировалось, и карточки удавалось отоварить далеко не всегда. Помню, какой трагедией было, когда Ростислав вернулся домой без хлеба, потому что либо потерял карточки, либо их у него украли. Когда он поделился со мной горем, мы не знали, что и делать: есть в семье было абсолютно нечего.

Я сильно скучал по дому, особенно поначалу. Переезд из южного Таганрога с его близким к сельскому бытом в промышленный северный город был весьма резким жизненным поворотом, но главное было не в этом. Мы с матерью раньше никогда не расставались, и теперь мне ее очень не хватало. Нормальные отношения с мачехой установились далеко не сразу. Часто я чувствовал себя одиноким и потерянным.

С другой стороны, познакомиться с таким крупным городом было интересно. Как я уже говорил, в Таганроге жизнь в основном проходила на улице, в дом приходили только переночевать. На северном Урале большая часть года была суровой и холодной. Лето хотя и жаркое, но короткое. Много времени приходилось проводить дома. Было, правда, одно утешение. Большой промышленный город имел четко очерченные границы, за которыми начинались лесные массивы с чистейшим воздухом и прозрачной водой реки Чусовой. От красот уральской природы захватывало дух.

Жизнь в Перми бурлила, события следовали одно за другим, чего не скажешь о более спокойном Таганроге. Пермь, которая в первые послевоенные годы по-прежнему называлась именем Молотова (хотя тот никогда не жил и не работал здесь), была центром оружейной промышленности еще со времен Петра Великого. Мотовилиха, поначалу небольшой рабочий поселок в 7–8 километрах от города, к середине нынешнего столетия превратилась в мощный промышленный центр. В городе рано сформировался большой и боевитый отряд рабочего класса, который при царском режиме организовал ряд крупных забастовок. Во время революции 1905 года он проявил себя тем, что установил в Мотовилихе советскую власть, которая, правда, продержалась всего несколько дней. Высокую идейность пермский пролетариат сохранил и позже.

Заводской район Перми имел огромные размеры. В нем разместилось предприятие, эвакуированное из Подлипок. На артиллерийском заводе, где работал отец, во время войны насчитывалось 50 тысяч человек. Пермская промышленность сыграла ключевую роль в производстве артиллерии и авиационных двигателей во время войны.

Главный конструктор пушек Цирюльников был необычайно талантливой и почти легендарной личностью. Тем не менее, когда кто-то из военных высказал претензии к качеству пушек, он был арестован. Под арестом конструктора держали до тех пор, пока с фронтов не стали поступать блестящие отзывы об артиллерийском оружии, разработанном под его руководством. Каждую ночь с 1941 года до окончания войны Сталин лично звонил директору завода генерал-майору Быховскому, справлялся, что сделано, что сделать не удалось и почему. Это побуждало постоянно наращивать уровень и качество производства, быть постоянно начеку.

Иными словами, и в войну, и после войны в Перми выпускалось самое современное оружие, в том числе и ракетное. Однако уже в те годы, когда я жил там, начался частичный перевод военной промышленности на мирные рельсы. Я вспоминаю об этом, когда слышу в наши дни ожесточенные споры по поводу конверсии оборонного комплекса. В Перми такой остроты проблемы заметно не было. Помню, как все мы гордились, встречая первые экскаваторы, выходящие из ворот оборонных предприятий. Переориентация производства после установления мира была хорошо продуманным и организованным процессом. Он не ложился тяжким бременем на плечи простых людей. Все сохранили работу, и все получали вовремя зарплату, несмотря ни на что.

В те времена крупные заводы были чем-то гораздо большим, чем просто производственные мощности. Городские власти выполняли в основном только административные функции, а сфера обслуживания, по сути, находилась в ведении предприятий, имевших колоссальные обороты. Завод строил жилье, снабжая рабочих всем необходимым, организовывал детские сады и медицинские пункты для обслуживания рабочих и членов их семей.