Для Советского Союза как великой державы задача заключалась в извлечении максимальной пользы из отношений с маленькой Норвегией. Следовательно, мы должны были полностью воздерживаться от грубого нажима на норвежцев. Упоминавшийся мною выше Е.Беляков, который в то время был офицером советской внешней разведки под дипломатическим прикрытием, пренебрегал этим пониманием и действовал подчас довольно неуклюже.

Он казался мне симпатичным парнем, очень общительным и способным, но не умел во время бесед расположить к себе норвежских дипломатов и правительственных чиновников. Причина была, видимо, в том, что Евгений, к сожалению, так и не приобрел глубоких знаний в области норвежской истории и политики безопасности. Как я впоследствии понял, он сделал слишком большую ставку на тех людей, которые выступали против членства Норвегии в НАТО, и был подчас недостаточно осторожным. Когда мы вместе встречались с иностранцами, он вел себя деликатнее, чувствуя, возможно, что мой стиль имеет определенные преимущества. Во всяком случае, я вынужден констатировать, что он переходил допустимые для дипломата границы, для дипломата, обязанного защищать официальные внешнеполитические позиции своей страны.

Белякову не удалось сделать в Норвегии карьеру ни в дипломатии, ни в разведке. Но отозвали его оттуда не из-за ошибок в работе, а из-за обострившихся отношений в семье. После возвращения в Москву он продолжал работать в подразделении разведки, не имевшем отношения к Скандинавии.

Еще более типичным примером в этом отношении является посол Г.П.Аркадьев. Посол должен, разумеется, быть еще более корректным в высказывании своих точек зрения, чем рядовые сотрудники посольства. Он же по меньшей мере в двух беседах с Э.Герхардсеном пытался склонить его к мысли о целесообразности пересмотра вопроса о членстве Норвегии в НАТО, что было воспринято норвежцами как недопустимое вмешательство в их внутренние дела. Реакция премьера была однозначно негативной. В Москву был передан сигнал, что норвежское правительство испытывает нажим со стороны советского посла и находится в затруднительном положении. Эта информация была получена заместителем министра иностранных дел В.С.Семеновым, и руководство нашей страны приняло решение об отзыве Аркадьева за превышение полномочий.

Проблема была непростой, поскольку Аркадьев пробыл послом в Норвегии всего около двух лет, но это лишь подтверждает, какое уважение Москва испытывала к позиции Э.Герхардсена.

О том, как Аркадьева приняли по возвращении в Москву, рассказывал он сам. Позвонив В.М.Молотову, бывший посол сказал: «Ваш покорный слуга прибыл и ждет наказания». Министр немедленно пригласил его к себе, но усугублять наказание не стал. Аркадьева он знал со времен войны, когда тот работал в отделе США МИД СССР. Молотов сказал ему: «Мы, конечно, могли ограничиться выговором, но вынуждены были пойти на более решительные меры, чтобы разрядить обстановку. Предлагаю Вам стать послом в другой стране или поехать на работу в качестве заместителя Генерального секретаря ООН». Аркадьев выбрал последнее.

В посольстве в Осло Г.П.Аркадьева сменил Михаил Григорьевич Грибанов, который, боясь повторить ошибку предшественника, вел себя очень осторожно и деликатно.

Мое увлечение литературой никогда не ограничивалось прочтением «правильных» произведений советских писателей. Меня интересовала разная литература: от Лиона Фейхтвангера, оправдывавшего в политическом ослеплении сталинские чистки 1937 года, до Ильи Эренбурга — первого, по сути, диссидента. Я высоко ценил таких антиподов в поэзии, как бунтарь (в то время) Евгений Евтушенко и патриот Евгений Долматовский, с которым меня связывала многолетняя дружба.

Но выше всех я ставлю человека и писателя Михаила Александровича Шолохова, с которым мне посчастливилось познакомиться и узнать его довольно близко. «Тихий Дон» и «Судьба человека» навсегда останутся самыми близкими моему сердцу произведениями, оказавшими сильнейшее влияние на мировосприятие и даже понимание истории.

Никому не удалось описать гражданскую войну в России так ярко, как это сделал Шолохов. Я читал его книги еще юношей, задолго до нашей встречи, а в Норвегии вновь и вновь перечитывал их. И в тюрьме, где я оказался после событий 1991 года, когда над нашей многострадальной страной опять нависла угроза гражданской войны, шолоховские книги были со мной. Кризис, в котором оказалось советское общество в преддверии чрезвычайного положения в августе 1991 года и после него, напомнил мне многое в шолоховских произведениях. Когда снежный ком раздора устремляется с горы, его трудно остановить.

Летом 1957 года по приглашению издательства «Тиден» Михаил Шолохов вместе с женой Марией Петровной приехали в Осло. Он буквально вдохнул новую жизнь в молодого 27-летнего атташе по вопросам культуры Виктора Грушко. Всемирно известный писатель, которому было тогда 52 года, сразу после представления меня в качестве сопровождающего и переводчика перешел на непринужденный отеческий тон.

«Коль уж тебя приставили работать со мной, Витя, — сказал он, — первым делом нам нужно добыть денег, елико без оных мы со скуки помрем».

Поэтому я без лишних слов направился к директору издательства «Тиден» Колбьерну Фьельду и попросил «как можно больше» из положенных Шолохову гонораров за выпуск его книг в Норвегии. Я вежливо пояснил, что писателю нужно купить много подарков родственникам и друзьям.

В резиденцию посольства я вернулся с чеком на 40 тысяч крон, что по меркам 1957 года было астрономической суммой. Шолохов извлек из конверта чек, покачал головой и изрек: «Витя, ты не понял суть задачи. Я тебя послал за грошами, а ты приходишь с какой-то бумажкой. Ступай и принеси что-нибудь посущественнее».

После некоторых препирательств в банке, преодолений всевозможных «но» и «если» возвращаюсь с огромной пачкой мелких банкнот и вываливаю их на стол перед Шолоховым.

«Маша, — зовет Михаил Александрович жену, которая находится в соседней комнате. — Поди сюда, Витя принес мешок денег». Входит Мария Петровна.

«Забери все это, Маша, — улыбается Шолохов, протягивая ей деньги, — а то мы в первый же день все потратим». В русских селах, как известно, было принято препоручать ведение денежных дел семьи женам. Мария Петровна спокойно берет деньги и уходит.

«Ну что, Витя, опять мы с тобой остались без денег? — притворно вздыхает писатель и тут же, лукаво улыбаясь: — За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я ей все отдал? Нет. Кое-что я заначил». Шолохов достает пачку в пару тысяч крон, которые он умудрился незаметно сунуть в карман.

«Понимаешь, небольшая ловкость рук — это не преступление, зато теперь мы можем посмотреть на Норвегию другими глазами».

Думаю, что эту западную страну Шолохов вспоминал с теплотой. В Норвегии он нашел самых восторженных почитателей. Читающая публика хорошо знала «Тихий Дон», роман пользовался неизменным спросом. Уже в первый вечер Шолохов убедился в чувстве уважения, которое испытывали к нему норвежцы.

То, что в его честь был устроен банкет в одном из лучших столичных ресторанов с видом на фиорд Осло, само по себе удивительным не было. Поразил состав участников.

Верна Герхардсен, принявшая активное участие в организации поездки, попросила меня не рассказывать заранее Шолохову о том, кто прибудет в «Конген» чествовать писателя. Пусть он считает, что устроителем банкета и хозяином стола является издательство «Тиден». Каково же было удивление Михаила Александровича, когда его ввели в роскошный зал и усадили на самое почетное место за подковообразным столом рядом с премьер-министром! «Ну вот, теперь вы можете рассказать гостю, кто здесь присутствует», — с гордостью говорит мне Верна.

Смущение Шолохова нарастало по мере того, как я представлял ему присутствующих — норвежское правительство почти в полном составе. Первым слово для тоста взял Эйнар Герхардсен. Он сказал, что норвежский народ хорошо знает и высоко ценит творчество Шолохова. Более того, многие норвежцы узнают себя в героях произведений русского писателя, ведь и они воевали за независимость своей страны.