El Silencio прошел по тускло освещенному коридору, где смешивались запахи хлорки из бассейна и жаркого из кофейни, и вошел в комнату. Там находились все имевшиеся у него в наличии силы, шесть человек. При его появлении они оторвали глаза от карт, телевизора или журналов. Он знал их не слишком хорошо, ибо они не являлись его постоянной командой, не говоря уж о том, что ему вообще было не по вкусу работать в команде. Он предпочитал действовать в одиночку, и вся эта история не больно-то ему нравилась.

Все они таращились на него. Кто-то приглушил звук телевизора, и это обратило на себя внимание El Silencio: то ли этот человек считал, что мог действовать независимо, то ли был встревожен немного больше остальных? А может быть, его просто не волновало, что там передают? Парня звали… Очоа, или что-то в этом роде: ветеран военизированных формирований, создававшихся латифундистами в противовес повстанцам-марксистам. Крепкого сложения, бритый наголо мужчина со шрамом под глазом. El Silencio помахал ему рукой. «Делегировать» – это было одно из любимых слов Хуртадо. Делегировать, и еще «нести ответственность». Проблем с этим у El Silencio не возникало никогда, и прежде всего он собирался узнать о нем побольше. С этой целью он пригласил Очоа к себе в комнату для собеседования.

В то время как Паз становился божеством, Джели Варгос пряталась в доме Руперта Зингера. Молодая женщина появилась поздно ночью, с одной лишь сменой одежды в рюкзаке за спиной, сбежав из дедовского дома в суматохе, последовавшей за арестом людей Хуртадо. Кукси принял ее доброжелательно, первым делом дал ей выпить и принялся ненавязчиво расспрашивать.

– А сам Хуртадо не был арестован?

– Нет, он и не бывал там, кроме одного случая. Мой дедушка был от него в ужасе. Но он всегда останавливался в каком-то отеле. При нем был один парень, который передавал его распоряжения… его боялись даже отпетые головорезы, но это не помешало копам взять и его. Ну а когда я услышала, что они оказались на воле, пустилась в бега. Чувствую себя последней трусихой. Как вы думаете, что они сделают с моим дедушкой?

– Я думаю, ничего, – ответил Кукси. – Он – их прикрытие и нужен им целым и невредимым, чтобы операция в Паксто продолжалась. Я полагаю, не они главная угроза для мистера Ибанеса. Но если он не прекратит вырубать дождевые леса, боюсь… с ним может случиться то же, что уже случилось с его партнерами.

Когда до Джели дошло, что он имеет в виду, она ударилась в истерику. Кукси обнял ее, рассеянно поглаживая по спине. В войне не по правилам, которую он умел вести, было время, когда следовало действовать активно, и время, когда надлежало затаиться и ждать. Сейчас было время ожидания.

Домой Паз вернулся в воскресенье вечером, спустя восемь дней после отъезда. Мать довезла его до дома.

– Все будет хорошо, – заверила она его, тормозя у поребрика. – С тобой мои молитвы и молитвы каждого в илу. Следуй тропой святых.

Они неловко обнялись, но только так и можно было обняться, сидя на переднем сиденье автомобиля, не говоря уж о том, что обниматься у них как-то не было принято. Паз проводил мать взглядом и остался с луком, стрелами и моделью тюрьмы в руках, на миг почувствовав себя мальчишкой, зашедшим к приятелю поиграть и ушедшим, захватив с собой игрушки. Эта мысль показалась ему такой забавной, что он рассмеялся вслух.

Из его дома, а точнее, из патио позади него тоже доносился смех, и Паз направился туда, чтобы присоединиться к веселью. Лола явно развлекалась. Паз вошел в патио, и все уставились на него, словно на привидение. Первой опомнилась Амелия.

С пронзительным криком «па-а-апа!» она бросилась к нему и вскарабкалась на него, как обезьянка. Пазу пришлось положить свои регалии на стул, чтобы прижать ее к себе сильно-сильно. Он сжимал дочку в объятиях, пока она не запротестовала. Тогда он опустил девочку на землю и обозрел компанию: тут были Лола, Боб Цвик, Моргенсен и немолодой лысеющий мужчина с привлекательно-уродливым лицом, в котором Паз узнал Кеммельмана, босса Лолы с ее работы в госпитале.

Снова завязался разговор: каждому хотелось узнать обо всем, что произошло. Паз, игнорируя это любопытство, склонился над Лолой и поцеловал ее.

– Как легко меня заменили, – шепнул он. – И еврейского доктора тоже.

– Я даже не удостоила бы ответом, – тоже прошептала она, но силы группы переменились.

Кеммельман, похоже, чувствовал себя неуютно и вскоре встал, заявив, что идет домой. Когда он удалился, Цвик спросил:

– Так что, Паз, ты теперь святой?

– Вроде того.

– Да? Надо же. А как насчет этих предметов?

Он поднял лук и тронул, как струну, загудевшую тетиву.

– Они, наверное, тоже священные. Уж не знаю, могу ли я к ним прикасаться?

– Нет, это просто символы моего статуса, как ваш белый халат.

– О, тогда они действительно священные.

Взрослые рассмеялись, и напряжение немного ослабло, но Паз оставался настороже. Что-то в их лицах было не то, или он просто видел их по-новому. Ощущение было такое, будто у него появилась способность видеть подлинные лица под теми социальными масками, которые они носили не снимая.

Не слишком-то приятно было увидеть, что скрывается за интеллектуальным высокомерием Цвика, или обнаружить в Бет страх одиночества, подталкивающий ее к нервному, спазматическому кокетству. А на собственную жену ему и вовсе было жутко смотреть.

Каждому из супругов, как бы ни были они близки, требуется некое личное пространство; он чувствовал, что сейчас мог нарушить его, и эта возможность вызывала у него отторжение. Одна лишь Амелия выглядела настоящей и неподдельной до самой сердцевины. Относительно ритуала, через который ему только что довелось пройти, тоже имелись вопросы, но он обнаружил, что уклоняется от них, хотя не мог не признать, что был одержим своим ориша. Цвик объяснял это воздействием затягивающих ритмов, подмешанного в пищу дурмана и пульсирующего света на серединные височные доли мозга. Очевидно, именно так этот эффект объяснялся в медицинской литературе.

Паз это объяснение нашел еще более изнурительным, чем сам ритуал.

– А что случилось с Дженни? – спросил он, когда Цвик наконец остановился.

– Она нам обед готовит, – сообщила Амелия. – Папочка, она так здорово умеет готовить! А я помогала ей чистить креветок.

Сама девушка, легка на помине, появилась, неся дымящуюся сковороду, полную креветок, поджаренных с овощами, и под аплодисменты водрузила ее на середину стола. Холодок пробежал по его шее, на лбу выступил пот. Здесь тоже была маска, но под ней скрывалась не просто Дженни Симпсон.

Они угощались и вели обычный застольный разговор, в котором Паз участвовал, когда это было уместным. Они казались ему похожими на детей, себя же он чувствовал взрослым, присутствующим на детском празднике: милом, безобидном, чуть скучноватом. Когда угощение кончилось, он пошел в сад, нарвал со своего дерева спелых плодов манго, разрезал их и угостил собравшихся сочной желтой мякотью с кокосовым мороженым, принесенным из холодильника Дженни.

После того как с десертом было покончено, Паз спросил:

– Кто за то, чтобы прогуляться?

– Куда? – поинтересовалась Лола.

– Думаю, нам не помешало бы побывать в усадьбе, где жила Дженни. Привезем профессору Кукси корзиночку манго.

– Да у них там, в усадьбе, полно манго, – возразила Дженни.

– Ну, тогда захватим с собой бутылку aguardiente. Сядем в круг, будем попивать aguardiente, закусывать манго и вести разговоры. А если чересчур захмелеем, можно будет окунуться и охладиться.

– Я за! – заявил Цвик, на что Бет Моргенсен отреагировала ехидным смешком.

– Может, стоит сначала позвонить? – спросила Лола.

– Думаю, это ни к чему, – заявил Паз. – Доктор Кукси держит открытый дом, он малый гостеприимный и приветливый. Разве не так, Дженни?

– Наверное, – пожала плечами девушка.

– Не забудьте купальники, кому они нужны, – напомнил Паз.