Паз рассказал ей об убийствах, свидетельствах, снах, енкангуэ, индейце, о своих разговорах с Цвиком. И о том, что касалось Амелии.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь, Джейн? – спросил он. – Бредовая мистификация или как?
– Похоже, сам ты считаешь это реальным.
– Да я сам не знаю, что мне думать. Поэтому и решил позвонить тебе.
– Ладно, тогда скажем так: физическое преображение. Сама я ничего подобного не видела, но существует множество анекдотических примеров. Из них составлена целая книга под названием «Люди-животные». Автор – малый по имени Хэмел. Весьма занимательное чтение.
Очевидно, как говорит твой смышленый друг, если основываться на фактах, то мы понятия не имеем, как это было сделано. Не случись мне увидеть то, что мы с тобой тогда видели, я вообще не была бы готова принять это в расчет. Но то, что я видела, привело меня к заключению, что мир не таков, каким представляют его наши органы чувств, он значительно шире того, который поддается лабораторному исследованию. Как ты думаешь, почему ему понадобилось твое дитя?
– Представления не имею. В этом нет никакого смысла.
– Для тебя, может быть, и нет, но народы, сохранившие традиционную культуру, знакомы с той частью спектра, которую приборы высокотехнологичной цивилизации не улавливают. Твоя матушка все там же, рядом?
– Да, а что?
– И что она обо всем этом думает?
– Ну, вообще-то я ее пока этим не нагружал.
– А почему?
– Может быть, я надеялся, что ты посоветуешь мне использовать серебряную пулю и все будет в порядке. Или чеснок.
– Ну, видишь ли, маловероятно, чтобы существо, способное воздействовать на структуру пространства и вещества, было уязвимо для пули только потому, что она изготовлена из какого-либо особого материала. Ты по-прежнему боишься нырнуть внутрь этого, правда ведь? Помню, ты и тогда сопротивлялся необходимости пройти этот путь. Прелестная онтологическая невинность.
Паз нервно рассмеялся.
В спальне было прохладно, но он чувствовал, что по его лбу и бокам стекает пот.
– Виноват, но я не создан для этого дерьма. Всего-то и хочу, чтобы, как говорит моя дочка, «все было правильно».
Не так вроде бы много, а? Так почему же вся эта дрянь липнет именно ко мне, а? Почему я?
– Да уж, вопрос нешуточный. Ты ведь не религиозен, не так ли?
– Нет, тут уж ничего не поделаешь. А что?
– Да то, что религия – это прекрасный ответ на вопрос «Почему я?». И религиозные люди могут жить с молитвой, по большей части не соприкасаясь со всем, что принадлежит к тому невидимому миру. Мой тебе совет: поговори с матерью.
– Да, по сути дела, я и сам к этому склонялся.
– И?..
– Не знаю, Джейн. Думаю, я… Думаю, я не готов целиком принять, ну, ты понимаешь меня, целиком принять ту реальность…
– Ты просто чертовски напуган.
Сдержать нервный смешок он не смог, но, по крайней мере, не дал ему перерасти в истерику.
– Да, тут ты в точку попала.
– На самом деле это хорошо, – сказала Джейн. – Если ты не боишься, ты проклят. Со страха Божьего начинается мудрость.
– Но мы ведь не о Боге толкуем, а?
– Разве нет? Это, знаешь ли, большая ошибка: пытаться запихнуть Его в коробочку и говорить: это свято, а это нет. Всякий раз, когда мы поклоняемся чему-то доброму и хорошему, кроме себя самих, мы тем самым почитаем Его. Мы – и я, и ты – движемся по тропе жизни, как по дороге с левосторонним движением, тешим себя иллюзией, будто знаем, куда направляемся, и гордимся своими навигационными умениями. Ну а потом – ты сам знаешь!
Мы попадаем в пробку, в то маленькое узкое место, откуда нет выхода, и не можем проскочить, пока не осознаем, что мы не Бог Всемогущий и находимся под тотальным контролем. И тогда мы на своем опыте узнаем, что такое экзистенциальный ужас. Будь я тобой, я бы почаще наведывалась в ванную.
– О, спасибо, Джейн, что напомнила про узкое место, ты всегда умеешь найти нужное слово. Я чувствую себя гораздо лучше. Послушай, а не подумать ли тебе о том, чтобы прикатить сюда и подержать меня за руку, ты ведь во всем этом дерьме поднаторела?
Она охнула.
– Что ты, спасибо, но зря ты так думаешь! Могу твердо сказать: после случившегося в тот раз всем моим забавам с зомби настал конец, я порвала с этой жестокой магией. Теперь меня можно назвать порядочной католичкой: каждое воскресенье я вожу ребенка и папочку к мессе и даже обзавелась для таких случаев шляпкой. Да, тебя, наверное, это удивит и позабавит. Представляешь, церковь, куда мы ходим, посвящена Марии – Звезде Моря. Помнишь, ты распевал эту песню, когда наступал «ведьмин час»…
– Помню, хотя и пытался забыть, – быстро ответил Паз.
– Ага, я тоже. Так или иначе, можешь сказать своей матушке, что каждую неделю в посвященной ей церкви я зажигаю свечу Йемайе. И вот что, Джимми: когда настанет время, просто предоставь всему идти своим чередом, добираться до самого глубокого уровня. Любовь – это тоже магия. Она не допустит, чтобы с тобой случилось что-то дурное.
– Хорошо, Джейн, раз ты так думаешь, спасибо за совет. Может быть, наши дорожки еще пересекутся, не в этом мире, так в ином.
Она засмеялась низким грудным смехом.
– Держу пари, так и будет. Ну, всего тебе доброго. Я буду молиться за тебя.
Паз попрощался и разъединился, думая о самом глубинном уровне. Так и не положив телефонную трубку, он позвонил домой сестре. У них состоялась краткая, содержательная беседа. Теперь он был уверен, что ему известно, почему Габриэль Хуртадо прибыл в Майами. Итак, одна проблема была решена. Паз положил трубку на место, но ничуть не удивился, когда буквально через секунду телефон снова зазвонил и он услышал в трубке голос своей матери. Без всяких предисловий она перешла к сути дела.
– Для тебя настало время пройти асиенто, – заявила она. – Начать придется с сегодняшней ночи.
Паз набрал воздуха, намереваясь сказать «нет». Асиенто называли обряд приготовления личности к тому, чтобы она стала «вместилищем» божества.
– Это необходимо, если ты хочешь защитить Амелию, – заявила миссис Паз. – Santeros провели встречу, и все с этим согласились. Ты должен пройти посвящение. Скоро. Немедленно.
Словно со стороны он услышал, как соглашается. И его это уже не удивило.
– Буду через час, – обещал Паз. – Что привезти с собой?
– Ничего. Не на каникулы едешь.
Жену его сообщение о том, что он будет отсутствовать целую неделю, причем с ним даже нельзя будет связаться, мягко говоря, удивило.
Он сказал ей это в патио, разумно оттянув признание до того момента, когда ей нужно было отправляться на работу. Позади них раздавались радостные крики и слышался плеск воды: Дженни резвилась в надувном бассейне и развлекала Амелию.
– Это сумасшествие, – заявила жена.
– Это мнение психиатра или фигура речи?
– Джимми, ну не можешь же ты верить в подобную ахинею? Или… или все-таки можешь?
– Скажем так, мои верования переменчивы. Знаю, тебе удалось забыть кое о чем, имевшем место не так уж давно, и о том, как этому был положен конец. Для тебя так удобнее, ну и хорошо, но вот я, похоже, опять вовлечен во что-то подобное и не могу остаться в стороне.
– А как насчет Эйми? Не могу же я взять на работе недельный отпуск под предлогом, что тебе нужно принять участие в колдовском обряде, чтобы не огорчать мамочку.
– Тебе и не надо. Дженни приглядит за малышкой. Смотри, как все удачно устроилось – прямо мистика, да и только.
Он широко улыбнулся, но ответной улыбки не получил.
– Хорош молоть чепуху, эта девчонка сама-то о себе позаботиться не может. Что, если у нее опять случится припадок?
– Вообще-то, привозя ее сюда, ты знала о ее недуге.
– А колумбийцы?
– Мы под прикрытием. Я договорился с Тито, что, пока не вернусь, на углу Двадцать четвертой и Двадцать седьмой улиц будет дежурить патрульная машина. Но если тебя это не устраивает – ради бога. Могу позвонить матушке, и она с удовольствием поживет здесь недельку.
