– О, до чего же здорово вообразить себя Богом! – рассмеялся Цвик и, прикончив свое пиво, бросил банку через плечо в залив. – Хотя среди множества улучшений, которые мне захотелось бы сделать в таком качестве, это едва ли относилось бы к первоочередным, но давай-ка посмотрим…

Цвик прислонился спиной к перилам, открыл еще одну банку, поднял голову и обратил к небу утративший фокус взгляд, словно испрашивая совета у божества.

Паз смотрел на него с интересом, как на некий природный феномен. Конечно, созерцание того, как размышляет Роберт Цвик, было не столь захватывающим, как подача Нолана Райана или бросок Майкла Джордана, но это были явления одного, экстраординарного порядка, недоступные для обычных людей.

– Правильно, – сказал Цвик после долгого молчания. – Нервная система любого из нас содержит в себе некую карту его тела. Никто не знает, насколько она подробная, но для удобства обсуждения предположим, что речь идет о молекулярном уровне. В таком случае в сознании твоего оборотня должна храниться точная копия матрицы избранного животного. Как инициируется и осуществляется преображение, мы не знаем, хотя, скорее всего, не через какой-либо строго биологический процесс. С другой стороны, мы постоянно открываем биологические процессы, о существовании которых не подозревали, да и в известных есть о чем задуматься. Возьмем, например, превращение гусеницы в бабочку. Это совершенно разные существа, но одно из них преобразуется в другое, причем в относительно короткие сроки. Предположим, что мы имеем дело с аналогичным процессом, только сжатым во времени. Да, конечно, тут потребуется пропасть энергии. Однако во Вселенной существует огромный энергетический резерв, так называемая темная энергия, хотя в норме мы понятия не имеем, как к ней подступиться. Но предположим, Пенроуз прав, что сознание частично является квантовым феноменом, и будем считать, будто наш маленький приятель разрешил ключевую проблему дуализма, не спрашивай меня как…

– Какую проблему-то?

– Субстанциональный дуализм подразумевает, что сознание существует само по себе, вне зависимости от материального мозга, как считал Декарт. Это вроде бы разрешает все проблемы сознания, «призрака в машине», как они говорят, то есть, если быть точным, все, кроме одной, да только она ключевая. Каким образом может осуществляться какое-либо соприкосновение или связь между нематериальным и материальным? Каким образом нематериальный разум может производить материальные действия: скажем, возбуждать нейроны коры головного мозга, которые, в свою очередь, приводят в движение руки? Вот почему все это дерьмо, и вот почему нет никакого Бога.

– Кроме тебя?

– Само собой. Но в данном случае это не важно. Субстанциональный дуализм подразумевает существование разумных нематериальных сущностей, способных, несмотря на свою нематериальность, воздействовать на вещество, генерируя энергетические потоки. Предполагаемое существо перемещает молекулы и собирает, в соответствии с имеющимся в его сознании образцом, живой объект, как из элементов мозаики или конструктора. В конце концов, животная плоть, при всей кажущейся сложности строения, по сути, представляет собой лишь воздух, воду да некоторые минералы, легко извлекаемые из обычной земли, если, конечно, ты обладаешь божественной мощью. Это одно решение. А вот альтернативное: в его основе лежит предположение о существовании других, параллельных вселенных, примыкающих к нашей, которые и можно считать невидимыми мирами мистиков.

Мы полагаем, что наши четыре измерения генерируются вибрациями замыкающих нитей пространства Калаби – Йау, но чтобы эта математическая модель работала, приходится допустить существование еще как минимум семи измерений, о которых мы ничего толком не знаем и, вероятно, никогда не узнаем. И снова встает центральный вопрос – что такое сознание? Возможно, оно способно проникать между измерениями и открывать проход для мистических сознаний.

Может быть, это предполагает более простое решение, чем сборка твоего ягуара по порядку из молекул: эта сущность просто проходит насквозь, а твой индеец в это время смещается в иное измерение, освобождая проход, – ну, как бывает, когда ты проходишь во вращающуюся дверь. Правда, это должно требовать огромных затрат энергии, но кто в таких делах считает затраты?

Паз кивнул. Он имел некоторый опыт и по части появления из ниоткуда, и по части необъяснимых геометрий.

– Это мне нравится. Итак, ты считаешь такое возможным.

– В корне неверная формулировка. Принципиально возможно, как я уже говорил, решительно все, но вот вероятность действительного существования чего-либо, кроме того, что наблюдаемо и может быть проверено опытным путем, ничтожно мала. С другой стороны, мы ни хрена не знаем о принципиальной основе сознания или вероятностной картине присущей для измерений, отличных от известных нам.

Он потряс в руке пивную банку, заглянул в нее и, убедившись, что она пуста, вышвырнул за борт.

– Итак, это решает физическую проблему, но оставляет социологическую, которая, по моему разумению, сама по себе является самым красноречивым доводом.

– И в чем она состоит?

– А состоит она вот в чем: если принять на веру способность этих маленьких ребят, этих шаманов, силой сознания осуществлять движение слабых энергий, то как получилось, что не они сейчас правят миром? Как получилось, что наука и основанные на ней технологии полностью уничтожают любое конкурирующее мировоззрение? Причем уничтожают физически! Позволь тебе напомнить, что все эти твои якобы владеющие магией индейцы прозябают в резервациях, большая же часть так называемых носителей традиционных культур, наплевав на «оккультное могущество», стекается в города, движимая низменным желанием носить нижнее белье и смотреть телевизор.

– Моцарт, – сказал Паз.

– Не понял.

– Встречаются люди, способные сотворить нечто удивительное, ну, например, Моцарт, но высшие достижения искусства не облекаются в упаковку, а потому не становятся достоянием всей культуры в целом. То же относится и к магии: ее носителями становятся лишь единицы, избранные или наделенные особыми способностями. А вот достижения науки в упаковке технологии может использовать каждая дырка в заднице, поэтому, как ты и сказал, она торжествует повсюду, разрушая, как ты и сказал, традиционный образ жизни.

– Хм, это и вправду звучит как нечто, состряпанное антропологом. А хочешь ты получить настоящее объяснение?

– Да уж будь так добр.

– Ты имеешь дело с самыми обыкновенными убийствами, совершенными самыми обыкновенными убийцами – в том смысле, что они люди. Но они еще и шарлатаны, ловкачи, и все так называемые улики – это сплошной обман. Мистификация, задуманная для того, чтобы сбить с толку и напугать до смерти тех, кто их увидит. Расчет делается на то, что люди падки на мистику и склонны к самовнушению.

– Именно такова и нынешняя версия полиции. Но как быть с тем, что мне, моей жене и моей дочери в то самое время, когда все это происходит, снится один и тот же сон с этим ягуаром?

– О, сны! Теперь они считаются надежными, внушающими доверия доказательствами! Послушай, тебе не кажется, что рациональная наука, когда дело касается человеческого сознания, в той или иной степени отрицает саму себя? Я хочу сказать, цель научного исследования как такового состоит в том, чтобы исключить…

– Папа! Мой крючок за что-то зацепился!

Двое мужчин воззрились на Амелию, чье удилище и впрямь изогнулось, чуть ли не сложившись пополам. Паз с неожиданным чувством вины понял, что он едва не забыл о присутствии на борту дочурки. Тормоз спиннинговой катушки выдавал серию щелчков. Паз подскочил к девочке, забрал у нее удилище и сразу ощутил на том конце лески живую тяжесть.

– Это не крючок зацепился, детка, а рыба клюнула, – сказал он, возвращая дочери спиннинг. – Давай-ка подтяни ее. Крути катушку.

Девочка так и сделала, в то время как Цвик нагнулся, пригляделся к натянувшейся леске и скептически хмыкнул: