– У тебя хорошо получился голос гоацина, Кукси, – сказал Мойе. – На миг мне показалось, что я сплю или даже вернулся домой.
– Спасибо. Я боялся, что немного утратил навык. Рад видеть, что полиция до сих пор тебя не схватила.
– Нет. Человек забирался сегодня на это дерево. Он нашел мой гамак и мешок отца Тима и забрал их. Я находился совсем рядом с этим человеком, но заставил его не смотреть на меня. Уай'ичуранан очень плохие охотники, их счастье, что они получают еду из машин. Двое из них приближаются к дереву прямо сейчас. Думаю, они поймают тебя.
– Не сомневаюсь, что ты прав, но это не имеет значения. Однако сомневаюсь, чтобы они поймали тебя. Послушай, Мойе, чиниткси убили Обезьяньего парня и похитили Огненноволосую женщину. Можешь ты найти их и вернуть ее мне?
– Я могу найти их, да. Они к югу отсюда, не так далеко. Возможно, я смогу освободить ее. Но куда она пойдет, того не знаю. Она следует своим путем.
– Это правда. Ступай сделай, что сможешь. И спасибо тебе.
Кукси почувствовал движение воздуха у своего лица и понял, что остался в темноте один. Достав из сумки фонарик и другие приспособления, профессор приступил было к работе, но спустя считанные мгновения лес корней вокруг пронзили лучи мощных фонарей: он был схвачен, прижат к древесному стволу и умело обыскан двумя крепкими полицейскими.
– Где индеец? – требовательно спросил один из них.
– Я не видел никакого индейца, – ответил Кукси с честнейшим лицом.
– Что вы здесь делаете? – осведомился коп.
– Я собираю ночных насекомых. В кронах таких деревьев, как это, родственных смоковницам, обитают древесные осы, объект моих научных интересов.
Прекрасно зная, что лжец он никудышный, Кукси по возможности всегда старался говорить правду. Но довольно часто говорил не всю правду.
В голове Мойе находилась карта, по которой он мог узнать, куда надо идти, но это была не обычная карта. Не рисунок земной поверхности с высоты птичьего полета, выполненный в определенном масштабе.
Эту карту Мойе составил ночью, странствуя по умам мертвых людей, вехами ее служили ужас и желание, похоть и ненависть, любовь и гармония, и, хотя это трудное занятие, ему удается привести знаки, обозначающие улицы и дома обиталищ уай'ичуранан, в соответствие с собственными пространственными ориентирами. Нагой, если не считать набедренной повязки и плетеного мешка, он спешит на юг, следуя по приятно ровным, характерным для этой земли каменным дорогам.
Некоторые люди видят, как он движется по федеральной трассе, однако всякий раз, когда кто-то оборачивается, не померещилось ли ему столь необычное зрелище, он уже ничего не обнаруживает. «Слушай, надо же, – говорит один другому, – а мне показалось, будто индеец чешет по автостраде», но если кто-то один и замечает Мойе, никогда не бывает, чтобы его увидела вся компания, да и те, кто увидел, очень быстро забывают об этом. Описание находящегося в розыске Мойе имеется в Майами у каждого копа, но ни один из полицейских, мимо которых он проходит, направляясь на юг, не только не пускается в погоню, но даже не пытается его окликнуть.
Затем, без особых затруднений, он находит дом. Двое чиниткси лежат внутри, еще один стоит перед входом, в тени крыльца, курит сигару и смотрит по сторонам. Кроме того, Мойе ощущает присутствие внутри девушки. Он проскальзывает к задней стороне дома – посмотреть, нет ли там другого входа.
Дверь там есть, но из тех, которые не открываются, – Мойе уже видал такие, знал, что в этой земле одни двери открываются, а другие нет, и мог лишь гадать, в чем тут дело.
Может быть, думает он, уай'ичуранан так же невежественны в изготовлении дверей, как неумелы в охоте. Возле двери лежит масса полезных вещей, который уай'ичуранан оставляют, чтобы их мог взять любой: металл, стекло, бумага и груды покрышек.
По наблюдениям Мойе, это у них в обычае: каждое утро огромные машины катят по улицам, и люди стаскивают в них мешки и корзины с едой и другими нужными предметами, возможно для того, чтобы дать их другим, кому этого недостает. А возможно, так еда попадает в их машины.
Не теряя времени на размышления над этими загадками, он легко взбирается по груде покрышек на крышу и направляется прямиком к находящейся там маленькой стеклянной хижине; поплевав на руку, стирает со стекла грязь, заглядывает и видит внизу то, что искал.
В помещении гаражного офиса Дарио Раскона вырвал из тревожного сна звон разбитого стекла. Он мигом вскочил с потертого кожаного диванчика, на котором спал, вытащил пистолет и, не став будить храпевшего Иглесиаса, прошел через дверь в рабочий отсек.
Несколько мгновений он напряженно вслушивался в темноту, а потом щелкнул выключателем. Из восьми трубок дневного света, находящихся в двух потолочных светильниках, зажглись только три, но этого вполне хватило, чтобы увидеть индейца – низкорослого, коричневого, почти голого, стриженного под горшок мужчину с татуировками на лице. Он стоял под разбитым световым люком, вокруг валялись поблескивающие осколки стекла.
Направив на него пистолет, Раскон приказал ему подойти ближе, держа руки поднятыми, но индеец, двигаясь слишком быстро, чтобы его можно было взять на мушку, метнулся за верстак. В этой части гаража было темно, но Раскон индейцев не боялся: у себя на родине он перебил их чертову уйму. Раскон уверенно двинулся вперед и, не обнаружив индейца за верстаком, пошел дальше в темноту, поводя стволом из стороны в сторону.
Ар-рар-рах. Ар-рар-рар-рах.
Он подпрыгнул и развернулся на этот звук, успев подумать, что, наверное, заработал какой-нибудь мотор – не иначе как хренов недоносок включил зажигание, – и с изумлением понял, что лежит ничком на полу. Пистолет выпал из его руки и отлетел в сторону, а последним его ощущением в земной жизни было горячее дыхание на шее.
С того места, где находилась Дженни, все происходившее было прекрасно видно. На ее глазах фигура Мойе потемнела, приобрела смутные очертания, потом, увеличившись в размерах, снова уплотнилась, и вот уже на его месте оказался бьющий хвостом зверь. Она отлично видела, что он сделал с человеком. Второй бандит, появившись в гараже, что-то крикнул, и практически одновременно с этим зверь взвился в воздух и, став похожим на смазанное пятно, мгновенно преодолел расстояние до человека: за этим последовал глухой удар, сдавленный крик и спустя момент – плеск льющейся жидкости. Это хлестала кровь. Потом все стихло. Чуть постукивая когтями о бетонный пол, ягуар приблизился к девушке, и его морда оказалась всего в нескольких дюймах от ее лица. Она взглянула прямо в желтые, безжалостные глаза. Зубы стучали от страха, но Дженни как-то удалось выговорить: «Мойе, не убивай меня».
Ягуар оскалился. Она увидела измазанную в крови морду, длинные желтые клыки. Из пасти хищника исходил резкий запах свежего мяса и какой-то другой, сладковатый, перебивавший все прочее. Дженни вдохнула, вобрала этот запах в себя, внезапно ощутила такой знакомый внутренний холод и, испытывая не столько страх, сколько облегчение, ускользнула в забвение эпилептического припадка.
Когда Дженни пришла в себя, ее путы были перерезаны. Она нашла водопроводный кран, утолила жажду, вымыла лицо и руки, а потом и ноги, на которых засохла моча. В гараже царила полная тишина, нарушаемая лишь доносившимся снаружи приглушенным городским шумом. На пол и на то, что там находилось, девушка не смотрела. Милосердная амнезия снизошла на ее сознание, которое сейчас походило на большущий пыльный склад, в просторной пустоте которого витают лишь немногие разрозненные мыслишки, главной из которых являлось прямое указание: ЖИВИ.
Повинуясь ему, она, как была голышом, покинула ремонтный отсек, замешкавшись лишь для того, чтобы щелкнуть выключателем, ибо ей с малолетства вбили в голову, что, выходя из помещения, надо обязательно гасить за собой свет.
Даже в таком городе, как Майами, где господствует весьма вольный стиль в одежде, появление на оживленной улице обнаженной женщины не могло не привлечь к себе внимания. Дженни повезло, что, не пройдя и четверти мили, она наткнулась на двух женщин, возвращавшихся из кино. Обе оказались социальными работниками и имели немалый опыт. Они сразу поняли, что девушка пребывает под воздействием наркотиков. Ее остановили, завернули в накидку и доставили в приемный покой ближайшего медицинского учреждения. Им оказался госпиталь Южного Майами.
