Через несколько минут на экране телевизора появился первый репортаж из Каира. Его автором был какой-то загулявший допоздна тележурналист, но даже сделанные впопыхах съемки производили жуткое впечатление. Сам репортер стоял спиной к ограждению, из-за которого на него недовольно смотрели военные в камуфляже. Вокруг неистово выли сирены полицейских машин и автомобилей «скорой помощи», а в воздухе еще висела неосевшая пыль. Правда, сам репортер мало что мог сообщить телезрителям. По слухам, мощный заряд взрывчатки был заложен в подземном гараже посольства и был взорван в двадцать минут одиннадцатого, то есть в тот самый момент, когда официальный прием в посольстве был в самом разгаре. Журналист добавил, что пока нет никаких данных о жертвах, но они, судя по разрушениям, будут весьма и весьма значительными. Военные оцепили весь район и контролируют даже воздушное пространство, поэтому сделать снимки трагедии из вертолета не представляется возможным. Еще никто не взял на себя ответственность за взрыв посольства, но репортер на всякий случай назвал в качестве подозреваемых три террористические группы, способные на подобное преступление.

— «Это может быть одна из трех групп, — грустно завершил он свой рассказ, — или еще кто-нибудь».

Поскольку солдаты из заградительного кордона не позволяли оператору снимать развалины посольства, камера застыла на репортере, и он, видно, испытывал из-за этого некоторые трудности. Немного подумав, он добавил, что в последние годы на Ближнем Востоке вообще стало опасно появляться, причем сделал это заявление с видом человека, который открыл миру новую тайну. Понимая всю нелепость своего положения, он наконец прекратил репортаж, пообещав, что непременно вернется к этой теме через некоторое время.

Очередной звонок Лафкина прозвучал в восемь вечера по вашингтонскому времени. Тедди Мэйнард узнал от него, что судьба американского посла до сих пор неизвестна. Его тело не обнаружено, и, судя по всему, он все еще находится под обломками здания. Во всяком случае, так говорили досужие зеваки, торчащие неподалеку от места взрыва уже несколько часов. Внимательно слушая доклад агента, Тедди Мэйнард одновременно наблюдал за ходом предвыборной кампании Аарона Лэйка. Сначала на экране появились обломки здания американского посольства, затем окровавленные тела погибших, а после этого прозвучал твердый и решительный голос Лэйка, пообещавшего наказать преступников и навсегда покончить с международным терроризмом. Как удачно выбрано время для такой рекламы! Как своевременно прозвучал преисполненный тревоги голос самого решительного из всех кандидатов!

Помощник Тедди Мэйнарда разбудил его в полночь и приготовил чай с лимоном и несколько бутербродов с овощами. Тедди, как обычно, спал в своем инвалидном кресле при свете компьютерных мониторов и телевизионных экранов, правда, при выключенном звуке. Когда помощник исчез за дверью, он нажал кнопку дистанционного управления и уставился на экран.

В Каире уже всходило солнце. Из последних сообщений он узнал, что тело американского посла до сих пор не обнаружено и теперь никто не сомневался в том, что он завален обломками и вообще вряд ли выжил. Тедди никогда не встречался с послом США в Египте, это был совершенно неизвестный в политических кругах человек, но он охотно верил сообщениям корреспондентов, что это был неплохой специалист в своей области, немало сделавший для укрепления позиций США на Ближнем Востоке. Многие журналисты тут же стали называть его великим американцем, погибшим за интересы своей не менее великой страны. Тедди испытывал двойственное чувство по отношению к судьбе несчастного посла. С одной стороны, он абсолютно не сожалел по поводу случившегося, а с другой — не мог не понимать, что этот взрыв повлечет за собой резкую критику деятельности ЦРУ. Сейчас на него спустят всех собак, но если новым президентом станет Аарон Лэйк, то все закончится благополучно. А в том, что произойдет именно так, Мэйнард уже нисколько не сомневался. Трагический взрыв в Каире, несомненно, поможет Лэйку набрать очки и привлечь к себе внимание миллионов американцев. Страх перед террористами неизбежно сделает свое дело.

Далее последовало сообщение, что в развалинах посольства обнаружено шестьдесят одно тело. Египетские власти высказали предположение, что взрыв был делом рук некоего Идала, известного на Ближнем Востоке террориста, который за шесть последних месяцев уже успел взорвать три посольства западных стран.

Тедди извлек из банка данных досье на Идала и выяснил, что в его распоряжении находится небольшая группа боевиков и он получает от покровителей около пяти миллионов долларов в год. Почти все деньги поступают к нему из Ливии и Саудовской Аравии. Однако в прессе постоянно муссируются слухи о том, что в армии Идала более тысячи человек, а на его счетах в западных банках спрятаны сотни миллионов долларов, на которые можно вести бесконечную войну с Америкой.

Наиболее точные сведения имели, конечно, израильтяне. Они знали об Идале практически все: что он получает на завтрак и где предпочитает завтракать. Разумеется, они могли бы без особого труда поймать его, но почему-то не делали этого. Тедди считал, что они имеют право на свою политическую игру. Израильтян не волновало истребление Идалом американцев или граждан других западных стран. Но за так называемую борьбу с ним они получали довольно большие деньги и могли при этом запугивать Запад постоянной угрозой со стороны исламских радикалов.

Тедди медленно дожевал бутерброд, запил его чаем и снова задремал. Лафкин позвонил ему незадолго до полудня по каирскому времени и сообщил: тела американского посла и его супруги наконец-то обнаружены. Общее количество жертв на данный момент составило восемьдесят четыре человека, и только одиннадцать из них не были американцами.

Затем на экране телевизора появилось озабоченное лицо Аарона Лэйка, выступавшего на встрече с избирателями на небольшом военном заводе в штате Джорджия. Закончив выступление, он стал энергично пожимать руки слушателям и отвечать на вопросы.

— «Шестнадцать месяцев назад, — угрюмо говорил он кому-то из журналистов, — преступники разбомбили два наших посольства и убили тридцать человек. Что мы сделали, чтобы остановить эти массовые преступления? Ровным счетом ничего! Они действуют свободно по всему миру, а у нас не хватает смелости остановить их! Если меня изберут президентом, я первым делом объявлю войну всем этим мерзавцам и заставлю их уважать международное право и права человека».

Слова Аарона Лэйка разлетелись по всей стране еще до того, как она проснулась и узнала об очередном террористическом акте против американцев. Вскоре к ним присоединился вялый хор других кандидатов, которые тоже стали угрожать террористам и проклинать бездействие правительства, но они безнадежно опоздали. Лэйк был первым, и это обеспечило ему немалые преимущества в предвыборной борьбе.

В Айове снова шел снег, причем пурга была настолько сильной, что за считанные часы замело все улицы и бульвары. Квинс в очередной раз вспомнил о заманчиво теплых южных морях и золотистых песчаных пляжах. Он быстро шагал по заснеженной Мэйнстрит и прикрывал лицо высоким воротником пальто, словно защищаясь от холодного ветра. На самом же деле он просто пытался спрятаться от взоров любопытных прохожих, так как не хотел ни с кем разговаривать и больше всего опасался, что кто-нибудь заметит его у входа в здание местной почты.

Его опасения подтвердились, как только он открыл свой почтовый ящик и увидел среди прочих бумаг конверт, надписанный уже до боли знакомым почерком. Быстро осмотревшись и удостоверившись, что за ним никто не наблюдает, Квинс схватил конверт и сунул его во внутренний карман пальто. Выбросив в мусорную корзину пачку рекламных проспектов, он уныло зашагал к дому, моля Бога, чтобы там никого не было.

Жена еще утром отправилась в местную больницу, где несколько дней занималась подготовкой к проведению благотворительного вечера в пользу детей-инвалидов. Она должна была вернуться только вечером. Стало быть, дома могла задержаться только их служанка — сварливая женщина, не упускавшая случая насолить хозяину. Квинс не мог понять, чем объясняется ее неприязнь к нему, и в конце концов остановился на том, что она недовольна своим жалованьем, которое он не повышал ей уже несколько лет.