– Я вижу, мы нашли общий язык. Итак, вспомните, не обращался ли к вам человек с предложением стереть или изменить отпечатки пальцев?

– Нет, что касается, как вы выразились, стирания. А по поводу коррекции – это вообще какая-то научная фантастика, лейтенант! – после короткой паузы фыркнул Блох, покачав головой. – Пластическая хирургия, к счастью для ваших органов, еще не достигла таких заоблачных высот и в ближайшие годы вряд ли достигнет!..

– Вы в этом уверены? – нахмурив брови, глухо спросил Ткачев. – Никаких прецедентов?

– Абсолютно. Бред чистой воды, – стараясь не выдать охватившего его волнения, как можно авторитетнее заверил врач. – Хотя нетрудно себе представить, что начнется, открой мои коллеги способ изменения данного природой и заложенного в генах кожного рисунка! Дактилоскопия просто исчезнет как наука!

И хирург коротко, отрывисто рассмеялся, чувствуя, как гулко стучащее в груди сердце больно сжимает невидимая стальная рука.

Он мог в ответ на явную и вполне реальную угрозу офицера «конторы» от греха подальше сдать наклеившего на себя фальшивую бороду незнакомца из «Субару», с которым встретился всего несколькими часами раньше. Причем оставив себе полученный сегодня аванс. Но прочно зависший перед глазами Евгения чемоданчик с аккуратно уложенными в нем пачками денег, в сумме ровно миллион долларов, перетянул чашу весов на свою сторону.

Нет, синицей в руках сыт не будешь! Нам журавлика на противне подавай! С пылу с жару!..

Хрен вам, псы, а не волосатый, он нам и сам пригодится. Вернее, его денежки.

Основа любого сыска – оперативная информация, получаемая сотрудником милиции от завербованных в разное время и при самых разных обстоятельствах тайных агентов. Это – аксиома. Именно вовремя слитая кем-то из штатных стукачей информация в большинстве случаев выводит сыщиков на след преступника, а отнюдь не молчаливое «холмсовское» размышление под неспешно потягиваемую у камина трубку хорошего кубинского табака…

Покинув дом на Литейном, Валера Дреев сразу же направился на квартиру к своему главному осведомителю, значившемуся в личном деле как платный агент по прозвищу Козырь.

Волею судьбы стукач жил почти по соседству с известной на всю страну питерской тюрьмой Кресты.

Доехав на трамвае до Финляндского вокзала, Валера купил в ближайшем ларьке бутылку не самой дешевой водки и, выйдя на набережную, прошел пару кварталов.

Свернул в вечно пахнущую кошачьими и прочими испражнениями подворотню и, стараясь дышать через раз, поднялся на третий этаж.

Вдавил кнопку звонка, не отпуская ее добрых полминуты.

Козырь должен был находиться дома. В это время дня стукач обычно отсыпался после вчерашней попойки, а пьет он ежедневно, с тех пор как перестал колоться и окончательно слез с иглы.

Протрезвев, приводил себя в более-менее божеский вид и ближе к вечеру отправлялся на «точку», в Катин садик на Невском, где в паре с еще одним барыгой торчал до поздней ночи, сбывая наркоту клиентам.

Будучи пойман при очередной облаве с поличным, не желая больше нюхать парашу, как это часто бывает, рискнул по-крупному и согласился стать милицейским стукачом.

А риск действительно был огромный. Прознай братва про его контакты с Дреевым – и кантоваться Козырю на дне великой реки, как поплавок, с застывшими в тазике с цементом ботинками…

Проторчав у двери несколько минут и добившись того, что измученный звонок стал всхлипывать и сбиваться с равномерного тона, Валера уже было решил, что тянет пустышку, и собрался уходить, но тут в коридоре послышалось шлепанье босых ног по полу, замок щелкнул, и сквозь образовавшуюся между косяком и дверью щель показалась опухшая до синевы физиономия Козыря. Из одежды на худом, покачивающемся, словно фонарный столб под ветром, барыге были только огромные, до колен, трусы в горошек.

– Эк тебя, паря, перекосило!.. – покачал головой капитан, без тени сочувствия вглядываясь в слезящиеся, водянистые и покрасневшие глаза Козыря. – Один? – Он многозначительно кивнул в сторону квартиры.

– Заходи… – сипло буркнул осведомитель и, более ни слова не говоря, развернулся и пошлепал по паркету обратно.

Дреев проскользнул в прихожую, тщательно закрыл за собой на замок обе двери и прошел в большую комнату.

Зрелище было уже привычным – смятая постель, валяющиеся на полу пустые бутылки, тарелки с остатками вчерашней еды, полная окурков пепельница и жуткая затхлость наполненного всеми ароматами пьянства воздуха.

С тех пор как от наркобарыги ушла его последняя подружка, дома у него царил полный холостяцкий бардак. Все это не очень сочеталось с вполне приличной обстановкой квартиры – добротной мебелью, лепными украшениями на потолке и стоящим в дальнем углу, у окна, большим телевизором «Панасоник».

– Хоть бы окно открыл, что ли, мухи дохнут… – поморщившись, буркнул капитан и, не дожидаясь исполнения своих пожеланий, открыл одну из половинок узкого и высокого большого окна, какие можно найти только в старых домах. – Очухался?

– Выпить… – свалившись задом на скрипнувшую кровать и обхватив лохматую голову руками, простонал Козырь, – … есть?!

Валера, не отвечая, окинул взором грязную посуду, оставшуюся после вчерашнего гудежа, мимолетом отметив характерные следы яркой губной помады на одном из фужеров, подошел к секции, вынул из встроенного мини-бара две чистые рюмки, поставил их на журнальный столик с остатками пиршества и, достав из-под куртки бутылку «Синопской», скрутил пробку и разлил водку по рюмкам.

Одна из них, мгновенно схваченная дрожащей рукой спивающегося тридцатилетнего мужика, тут же была сметена порывом похмельного урагана.

– О-ох! – По опухшему лицу Козыря пробежала судорога и легкая тень понятного облегчения. Тусклые глаза, секунду назад безразличные ко всему на свете, зажглись нездоровым блеском. – Еще одну, Петрович, скорее…

Нетерпеливо подхватив вновь наполненную Дреевым стопку, Козырь залпом влил ее в распахнутый рот, медленно стукнул о стеклянную поверхность стола и, откинувшись на спинку кое-как застеленного кожаного дивана, облегченно ухнул.

– Что-то я вчера… того… перебрал…

Валера по-хозяйски присел на кресло напротив. Взял лежащую на столе пачку «Парламента», выщелкнул сигарету, закурил и, пыхнув дымом в потолок, пристально посмотрел на наполовину возвращенного к жизни осведомителя.

– Как бизнес?

– Вроде ништяк, – пожал плечами, косясь на початую бутылку с заветным лекарством, Козырь. – У меня в основном все ширяльцы постоянные, ты знаешь… Вчера слух прошел, что ваши мочканули оптовика… на Васильевском… Ската… А еще, что грохнули одного из ваших… Верно?

– Раз сам в курсе, зачем спрашиваешь? – Дреев нервно стряхнул пепел. – Это все?

– А… разве мало? – пожал плечами Козырь, хватая поллитру и с благоговейным трепетом на лице вновь булькая в зеленую, с серебряным ободком рюмку выше краев.

К своей емкости задумчивый и хмурый капитан даже не притронулся, и это не предвещало ничего хорошего… Козырь непроизвольно напрягся: «Сейчас начнет колоть, сука легавая». И, как выяснилось вскоре, не ошибся.

– Ты знаешь, кто убил нашего? – наконец в лоб спросил Дреев, буквально поедая своего подшефного «крота» тяжелым взглядом. Рука с рюмкой повисла в воздухе. – Подумай хорошенько, Илюша… Серьезно подумай… Время у нас есть…

Сглотнув, Козырь выпил и поморщился, без охоты зажевал оставшимся на тарелке со вчерашнего вечера заскорузлым кусочком плавленого сыра: «Не пошло, блин. Как тут пойдет, когда на тебя в упор так пялятся! Вот гнида…»

– Петрович, я же не Нострадамус, – как-то весь подобрался, опустив очи долу и потянувшись к сигаретам, всклокоченный наркобарыга. – Кто же такие вещи рассказывать будет, в натуре?! Сам знаешь, что за убийство мента полагается…

Дав Козырю прикурить от протянутой зажигалки, Валера убрал ее в карман и уже более мягко спросил: