Мы смеемся. Но были такие минуты, когда смеяться не было повода. Разве только беспомощно улыбаться. Особенно при пересадках с рейса на рейс (две пересадки по пути туда и две — обратно). Паспортный контроль, таможня, постоянно тебя что-то спрашивают и, похоже, вовсе не о том, как у тебя дела. Весь мир говорит на английском, а ты стоишь посреди этого мира и в голове тяжело и медленно ворочаются отдельные слова, обрывки каких-то вовсе не нужных сейчас английских фраз (ведь учили чему-то в школе!), и, наконец, в полном отчаянии заявляешь: ай доунт спик инглиш! Брови человека, проявляющего к тебе необходимый ему интерес, ползут вверх, но улыбка все равно держится на месте, в глазах изумление, и, предвосхищая следующий вопрос, поспешно добавляешь: рашн! И менее уверенно: иври! То есть — иврит. Ну, этот нюанс ничего к твоему имиджу не добавляет, скорее, наооборот — иври известен еще менее, чем рашн. Собеседник ошарашен. — О! И разводит руками. Беседа тут же заканчивается, вопросов больше нет, в документы проставляются нужные штампы и тебя отпускают на волю — до следующего пункта, где история повторяется с неизменным результатом.
А в самолете… Муж с разочарованием смотрит на блюдо, которое после долгих и невразумительных с его, конечно, стороны, объяснений, ему дала безумно любящая его и каждого другого пассажира стюардесса, а он хотел как раз курицу, а не «порк», правда, «коньяк» он смог почему-то вполне правильно произнести и тут же получил его, а мне и вовсе, кроме «джюс» и «оранж» в голову ничего не приходит, но темнокожая, сияющая зубами девушка, услышав, что «онли рашн», все равно дает мне не только «джюс», но и поесть, улыбаясь еще более радостно — надо же, и рашн по миру летают!
Да, этих рашн так раньше учили в школе, а потом и в институте — чтобы могли что-нибудь перевести со словарем, но говорить — зачем, они же все равно за границу никогда не поедут! Вот и выросло целое поколение (да не одно) рашн, говорящих только на рашн.
Все рассказываю что-то и рассказываю (компьютер всё стерпит), а где же сама страна Америка? А самой Америки было очень мало — кусочек штата Техас. Об этом кусочке и расскажу.
Едешь по просторному шоссе (между прочим, дочь сама за рулем, автомобиль уж точно здесь не роскошь, а средство), пробок нет, может быть просто еще не час пик, смотришь влево, вправо — глаз отдыхает.
Деревья, лужайки, пруды, цветы. Природа очень похожа на российскую, поднадоевших пальм не наблюдается — климат не тот, хотя летом, говорят, обычно ужасная жара, но с дождями (мы, бедные, в Израиле, о дожде летом можем только мечтать), но зимой здесь и снег может выпасть. А мы попали в теплую весну, деревья уже зеленые, и аборигены вовсю ходят в шортах.
Мелькают вдоль шоссе одноэтажные магазинчики, симпатичные жилые комплексы, заезжаем в «русский» магазинчик, изучаем с интересом товары — надписи на многих русские, а вот и на иврите, кареглазые и темноволосые хозяева очень любезны, у них можно приобрести не только продукты, но и билеты «на Рязанова», мы разговариваем с продавцами, что-то покупаем, заезжаем в другой магазин, тут молчим, слушая, как дочь уверенно объясняется с кассиром, и как это она догадалась иняз в России закончить?
Едем обратно, домой, провожая взглядом высокие здания, обозначившиеся на горизонте — там Даллас, большой город, но туда в следующий раз — зять повезет в выходной. Возвращаемся в Ирвинг — маленький городок, состоящий практически из жилых комплексов — это большие группы двух-трехэтажных симпатичных домиков, в которых квартиры только съемные (квартиры уютные, с кондиционерами, обустроенные всем необходимым, вплоть до посудомоечной машины).
Комплексы разделены между собой лесными посадками, прудами, спортивными площадками с неизменными беговыми дорожками. Оказывается, Америка действительно бегает. В майках, шортах, парами и поодиночке, или с собачкой (собачку можно иметь только небольшую, и следить, чтобы она нигде не оставляла — сами знаете, что. Сразу вспоминается Израиль, где ходить по тротуарам надо с большой осторожностью). И Америка действительно не курит. И я там бросила курить — неудобно же! Курят только подростки и, как мне сказали, малообразованная часть населения. Пришлось немедленно бросить. Думая про себя, что в Израиле обстановка другая — никто не бегает, а курят все, и Марк Твен тоже бросал неоднократно.
Вот и Даллас. Настоящий американский город с небоскребами и небоскребчиками. Мы в самом центре, где люди не живут, а только работают, или гуляют, как мы, по улицам и музеям. Чистый воздух (как и всюду), чистые широкие улицы, фонтаны и голубые бассейны, красивые, разных цветов и самой разнообразной архитектуры, здания, веселые туристы. Длинный сине-голубой трамвай проезжает мимо нас и мы почему-то удивляемся ему. Или мало трамваев видели? А-а, в Израиле же нет трамваев, и мы отвыкли. Подходим к очень высокой башне со сферической штукой наверху, заходим внутрь и поднимаемся на лифте. Исполнилась в Америке давнишняя мечта — та, в которой «Седьмое Небо» на московской телебашне. Мы сидим за столиком, заказываем пиво-кофе-мороженое, и за большими окнами Америка медленно поворачивается вокруг нас, фотографируем друг друга на фоне проплывающей панорамы. Смотрим сверху на разноцветные столбики небоскребов, на хитроумные развязки с игрушечными автомобильчиками, вот одно шоссе уходит от развязки вверх и блестящие в солнечных лучах стеклышки автомобильчиков образуют бегуший сверкающий ручеек — серебряные струйки бегут вверх и вниз, но вот эта картинка уплывает в сторону, придвигается отливающий синим зеркальным блеском небоскреб, но и он тоже медленно уходит. Просидели час, не отрывая глаз.
А потом поехали по магазинам. В Америке в магазинах гуляют. Это называется Window-Shopping — блуждание по торговым центрам и рассматривание витрин. Посетители поднимаются с этажа на этаж, заходят в раздвижные двери магазинов, выходят, садятся за столики, попьют и поедят, снова гуляют по этажам, вдоль ярких витрин бутиков, и редко заметишь у кого-нибудь в руках фирменный пакет с покупкой. Глаза настолько насыщаются многообразием и разноцветием товаров, а ноги устают от хождения, что выходишь оттуда утомленным, как после тяжелой работы, может, американцы и привыкли так время проводить, а мы нет. Тем более, что ничего не купили. А что там было покупать? Во-первых, все кажется очень дорого. А потом, вроде ничего этого и не нужно. Зато всё очень красиво.
Все торговые центры имеют свои названия. В одном таком центре, GALLERIA называется, мы гуляли долго. Внутри он напоминает московский ГУМ, только гораздо больше размером, и в середине на первом этаже вместо фонтана искусственный каток. Катаются, в основном, дети и молодежь, с верхних этажей все это выглядит здорово, фотографируем на память. Говорят, зимой в середине устанавливают громадную елку, всю в огнях — жаль, что мы этого не увидим.
В другой день мы поехали в торговый центр Hobby-Lobby — что это означает, кажется, никто не знает. Некоторые бутики там были похожи на музеи — музей роскошного фарфора, музей антиквариата, забрели мы в «русский» магазин — матрешки всех размеров и видов, целая витрина советских значков (точно такие мы когда-то собирали), расписные шкатулки, жостовские подносы — концентрированный кусочек России. Продавец Саша, русый, с пшеничными усами, охотно вступает в беседу. Кажется, это его единственное занятие — беседовать, так как покупателей не наблюдается. Уходим с недоумением: какой же смысл, какая выгода держать такой «русский» магазин. Но спросить прямо русоволосого Сашу мы постеснялись. А может быть, хобби у него такое — стоять в окружении русских предметов и разговаривать по-русски.
Посетили другой, еще более диковинный торговый центр. Большую часть обширного зала, окруженного, как обычно, магазинами, занимает громадное дерево. В ветвях сидят птицы, зверюшки, выглядывает из гущи страшненькая рожа — не иначе как леший, под деревом на высокой перекладине кланяются и что-то высказывают публике три разноцветных попугая ара, молодая женщина берет их по очереди в руки и громко беседует с ними, к восторгу маленьких и больших зрителей. Рядом, в бассейне плещется и со страшным рыком разевает зубастую пасть зеленый крокодил, дети радостно визжат и бросают на его искусственную спину монетки, он весь усыпан ими. Обхожу сказочное дерево, разглядываю высокие цилиндрические аквариумы с шустрыми рыбками, рядом со мной, на ветке подпрыгивает и щебечет птичка — вглядываюсь в нее — искусственная! Искусственное и естественное — всё здесь перемешано. Кругом бегают дети, хватают разложенные на подставках мягкие игрушки, играют ими (интересно, на место потом положат?), за прозрачной стеной стекающего откуда-то сверху дождика (настоящий, мокрый) стоят столики под пологом «леса» — это кафе, и туда выстроилась внушительная очередь. Конечно, здесь с интересом можно провести целый день, особенно с детьми, но и молодежи бродит тут немало.
