Итак — ни работы, ни денег.

Но все равно не соскучишься. Нахлынула очередная волна «подтягивания дисциплины». Ну и что, что тебе на рабочем месте делать нечего, изволь вовремя являться, и ни на минуту раньше не уйди. «Ах, опоздали? И уже не в первый раз! Может быть, вы работать тут не хотите? Никого не держим!».

Буквально подталкивали к увольнению «по собственному желанию».

Нас-то не держат, а мы почему-то держимся. Инерция? Привычка? И это тоже. И еще страх не найти другое место. Конструкторов в городе — что иголок на ёлке. И найдется ли еще место, где зарплату, хоть изредка, дают?

Вот так, заказов нет, денег не платят (за что платить?), а мы все ходим и ходим на работу, поглядывая на часы — не опоздать бы!

Рапространился такой анекдот: скоро за то, что нас пускают в проходной, мы сами будем платить.

Институт буквально за год опустел. В коридорах уже не толпятся, в лабораториях и конструкторских бюро считанные человечки. На заводе при институте пытались что-то выпускать «для народа», но плохо получалось — не те технологии. Удачно освоили только лопаты — отличного качества! Да, еще разноцветные пластмассовые запонки (запонки уж года два, как вышли у мужчин из моды). Соседний радиозавод (делали там раньше вовсе не радио) стал выпускать утюги под «филлипс». Именно, что «под». Купила я такой «филлипс», а «подошва» после второй глажки вся облезла.

В нашем КБ осталось восемь человек. Интересно, что все начальники секторов остались. Секторов нет, а начальники есть. И, похоже, зарплату (и немалую) получают исправно. Фантастика!

Когда-то Новый Год праздновали за тремя, а то и четырьмя сдвинутыми столами, теперь все поместились за одним, только тумбочку приставили.

В следующий Новый Год будем сидеть за этой тумбочкой, — пообещала я.

Накаркаешь! — сказал мой любимый начальник (всегда так его «за глаза» называла) — еще относительно молодой и умеющий в дни рождения и 8-го Марта говорить женщинам приятные слова.

А чего тут каркать! Когда я увольнялась (решила уйти на биржу труда — там хоть платят), оставалось всего пять сотрудников. Правда, пришли две новенькие — молодые девушки, но и они скоро сбежали. Зачем вообще приходили, никто не понял. Наверное, какой-то идиот посоветовал: работы нет, можно «балду пинать». Но ведь деньги за «балду» не платили.

Молодые ребята с хорошими мозгами нашли себе неплохие места в разных фирмах и фирмочках. Но куда же пошли наши женщины — образованные и начитанные, всегда причесанные и подкрашенные?..

На рынок! Но уже не покупать, а продавать.

Там каждый вечер они получали в руки «живые деньги». В зимнюю стужу, закутанные до неузнаваемости (какая к чертям косметика!) в пуховые платки, старые шубы, в толстых штанах и в валенках, они стояли до темноты и нарезали негнущимися пальцами сыры, колбасы, мерзлые кубы масла, следя при этом, чтобы «рассеянные» покупатели не забыли расплатиться, и не унесли нечаянно с собой какую-нибудь неоплаченную коробочку. Надо ведь за всё отчитаться перед «хозяином» — как правило, молодым и жестким «лицом кавказской национальности».

Я видела, как продавщицы разливают друг другу в стаканчики водку (согреться как-то надо!), и сколько раз за долгий день они так согреваются…

Вот так пропала, увязла в омуте «рыночной экономики» наша «прослойка» — интеллигенция. Да не «прослойка» она всегда была (унизительная выдумка ленинских большевиков), она двигала нашу страну вперед, если не «к вершинам коммунизма», то, во всяком случае — вперед и вверх. А ее выгнали на базар.

И меня, такой… Да, ну вот такой — домашней, читающей, привыкшей опираться на сильное плечо и с часто цитируемым любимым кредо: женщина должна быть маленькой и слабой и не изображать из себя лошадь, — коснулся этот базарный бизнес. Правда, на минуточку. Но мне и этого хватило.

Рынок, который не так давно, под громкую музыку и частушки, открывал лично наш новенький губернатор красавчик Немцов, находился под окнами нашего дома. С правой стороны стояли в ряд разноцветные киоски. В одном киоске работала моя знакомая (разумеется, бывший инженер). Юля и позвала меня в соседний киоск — попробовать, а вдруг понравится. Ну как же! Из меня такая торговка получилась!

Надо было проработать три дня, потом снять кассу и передать киоск сменщице.

В первый же день, простояв с утра до вечера, лихорадочно отсчитывая сдачу, подавая в окошко товар (я и соблазнилась этим окошком — знакомые не разглядят меня в нем — увы, разглядели), я жутко устала, болели ноги, болела голова, а на пальцах возникли волдырики — от грязных денег, или, непонятно, от чего. А рыночный туалет. о нем лучше умолчать. Можно, конечно, сбегать домой, но тогда нужно запирать окно и дверь, а на них такие тяжелые засовы. А что скажут хозяева, увидев закрытый киоск?

Вечером пришел муж и помог мне закрыть киоск. Дома измерил давление — ого! «Ну и куда ты, такая, завтра пойдешь?» Муж позвонил своему начальнику и сказал, что берет отгул. И рано утром ушел в киоск. Хозяевам — молодым армянам, он очень понравился. Беспрекословно таскал ящики с водкой (мне они не решались это предложить), успешно торговал, внимательно считал деньги. Вечером хозяева сказали: «Приходи работать постоянно». «Когда выгонят с моего места, обязательно приду», — пообещал он.

Третий, последний день, я кое-как перенесла. Вечером хозяева пришли снимать кассу. Считали товары, считали деньги. Недостача — 15 тысяч. Мне в день было положено 20… Но Юля заступилась за меня, сказала, что наверняка предыдушая продавщица неверно подсчитала товары. И мне всё выплатили. Но передали через Юлю: «Может больше не приходить». А я и не собиралась. Волдыри и отвратный туалет меня на дальнейшие подвиги не вдохновляли, не говоря уже о недостаче.

А какие «предложения» я получала в окошко! «Дай сто рублей, у меня не хватает», — это самое обычное и безобидное. «Закрывай киоск, пойдем выпьем!». «А ты симпатичная, тра-та-та!». «Ты чего мне суешь, тра-та-та, я вон ту бутылку хочу!».

Впечатлений осталось у меня масса. Еще несколько дней мне снилось, что я стою в киоске, считаю деньги, считаю, а их не хватает, не хватает.

Что продавца из меня не получится никогда — это «однозначно» — как выражается любимый герой нашего народа «сын юриста» Жириновский.

Больше я не рыпалась. Хотя, выдался еще шанс поторговать — теперь «личным» товаром.

Моему мужу восемь месяцев не выплачивали зарплату. В том же НИИ работала техническим переводчиком и наша дочь, учась в вечернем инязе. Естественно, она тоже ничего не получала. Мне платили что-то на бирже труда, даже не пытаясь предлагать работу, служащая уже и в компьютер не заглядывала.

Сын к этому времени уже полгода, как уехал с бабушкой (моей мамой) на Землю Обетованную. Бабушка туда очень рвалась: жила она отдельно от нас и, чтобы навестить внуков, надо было в переполненном автобусе переезжать через Оку, потом пешком преодолевать сугробы, и «приползала» она к нам уставшая и недовольная. После многих лет жизни в теплой Грузии она никак не могла привыкнуть к морозам и гололеду и, всегда живая и общительная, не нашла себе подруг по сердцу в своем доме, населенном полуграмотными старушками и вечно пьяными мужичками. Уговорила (с каким трудом!) любимого внука, он уволился с должности программиста, и они уехали — наш пробный десант. Короче — денег нет.

И тут мужу предложили «отоварить» зарплату. Какой-то там «бартер» случился с китайцами. Денег не ждите, когда будут, неизвестно — понимай, никогда. И он принес двадцать две коробки с дамскими ботиночками — на свою и дочкину пропавшую зарплату. И еще две теплые китайские куртки. Одну куртку оставили себе, другую продали знакомым.

Коробки высились штабелем в прихожей, подталкивая меня к действиям.

Взяла я две коробки и пошла знакомой тропой — на рынок.

Нет, я сама уже не рискнула торговать. Предложила женщине, торговавшей юбками, кофтами и прочим. Сказала, сколько я хочу за пару, а она уж пусть продает так, чтобы и ей «гешефт» достался.