Софочка вернулась в ванную и, словно видела подобную картину много раз, спокойно позвала Веничку помочь почистить картошку. Веничка смущенно посмотрел на нее и согласно кивнул.

Рыбки жили в ванной несколько дней. Пока Веничка с Левочкой не выловили на удочку с насаженными на крючок хлебными шариками, всех. Пойманных Левочка отдавал соседскому толстому серому коту, тот хрустел ими и потом с вожделением облизывался. Когда рыбки кончились, Софочка мыла этой водой пол, сливала в унитаз, так что большого убытка не случилось. Веничку она не ругала, только часто поглядывала на него. А он вдруг повеселел, словно, наконец, утолил свою страсть. Но Софочка подумала, что это ненадолго. Или еще рыбок купит, или другое придумает. Что-то давно он рисовать не ходит. Ну и пусть, чем красоток капризных рисовать, лучше дома дело найти, вон стульчик Левочкин совсем развалился.

Стульчик Веничка починил быстро, Софочка даже удивилась. Да, Веничка то и дело заставлял ее удивляться.

Следующее увлечение Венички не стоило Софочке ни гроша. Веничка стал играть в домино. До обеда он пропадал в парке неподалеку от дома. Возвращался голодный, с веселым блеском в глазах. Софочка принюхивалась — не пахнет. А для Софочки основа жизни — трезвость. Моня тоже не пил. Только на Первое Мая, или на Песах. Исключительно красное вино — говорил, для здоровья полезно. Ах, Моня-Моня… Здесь красного вина всяких сортов, и так дешево.

Софочка сходила все же в парк — прогуляться. Посмотрела издали на компашку из пяти мужиков за большим деревянным столом. Четверо играют, а один смотрит. Сидят, стучат по столу, весело вскрикивают. Рядом с Веничкой носатый Шимон из соседнего подъезда… Шимон тоже не работает, всё жалуется на болезни, а жена пашет на двух работах. У Софочки с Веней еще «корзина» идет, а когда закончится, надо денежную работу искать.

Софочка на другой день встретила на улице носатого Шимона и сказала: — Какой стол там у вас хороший, в парке… Для вас, доминошников, что ли, специально сделали?

— Ага, для нас. Веник твой сделал. Натаскал досок и построил. Руки у твоего мужа, что надо!

А потом что-то случилось. Веничка пришел из парка хмурый, и на другой день сидел дома. На следующий день тоже. Софочка пыталась подступиться и так и этак — Веничка не поддавался. Наконец, сдался.

— Не подхожу я им, — упершись в экран телевизор, где девицы в цветастых сарафанах плавно водили хороводы, нехотя сказал он.

— Как это? Почему?

— Рылом не вышел. Рыло у меня другое…

— Какое? — настороженно спросила Софочка.

— Какое-какое… Русское!

— Ну и что?

— А то… Сказал один… Чего мол я сюда явился… и по какому праву, понаехали тут всякие гои. Ну, и еще кое-что.

— Подрались?

— Почти. Разняли нас. Но я туда больше не пойду.

— А как зовут его?

— Моисей. А тебе зачем?

Софочка очень хорошо поняла Веничкину обиду. Надо принимать меры.

Ох, Софка, Софка, и чего это ты так разволновалась, поругивала она себя по пути в парк. Софочка подошла к столу и разглядывала мужчин. Шимон здесь. а больше никого она не знает.

— А кто будет из вас Михаил? — любезно спросила она.

Один поднял голову и, держа в руке костяшку, вопросительно глянул на Софочку. Недоуменно шевельнул ершистыми черными бровями.

— Это ты, значит, Михаил? Там Михаил — здесь Моисей. Там Семен — здесь Шимон. Там ни в Бога, ни в черта не верили, а здесь в синагогу бегаете. Там яички красили, а здесь мацу кушаете. Теперь — евреи! Вы все — эмигранцы-побежанцы! И всё. И нечего строить из себя еврейских праведников! Ишь ты, русские им не подходят, такие да сякие! А вы кто? Иудеями себя возомнили? Обрезание уже сделали, или как? А там вы кто такие были, небось, паспорта свои не любили показывать? И где ваша дружба народов, про которую с детского сада вам талдычили? А стол этот кто вам сделал? — Вениамин, муж мой! И он, между прочим, не заявляет, что раньше профессором был, или директором, как вы все — все в начальниках были! Неужто? А Веничка руками всю жизнь работал — вот! — Софочка хлопнула ладонями по столу так, что черные с белыми горошинами костяшки подскочили. Она обвела глазами изумленные лица. — Чего расселись-то? Доминошники! Там ничего хорошего не построили, и тут ничего не делаете!

— А чего тут делать-то, — примирительно сказал один. — Работы нет.

— Как чего? Пустыню осваивать. На ваш век хватит.

Мужчины рассмеялись. Они с любопытсвом смотрели на Софочку и перешептывались.

— А чего же твой Вениамин не осваивает? — спросил носатый Шимон.

— Будет, будет. Вот в себя немного придет после перемены климата, и будет работать. Он на все руки мастер, дома не засидится.

Хорошо так, дружелюбно поговорили. Софочку даже играть пригласили, но она отказалась. — Я в карты могу, в дурачка, а эту игру я не понимаю.

Веничка опять стал ходить в парк — за ним пришел Моисей и позвал. Сказал: — Ну, мало ли что, между своими, бывает… Пива лишку выпил, и понесло.

В дверь позвонили. Софочка, как обычно, не заглядывая в глазок, открыла. Две девушки — маленькие, аккуратненько одетые, с хорошенькими, то ли китайскими, то ли японскими личиками, радостно заулыбались, сложили руки лодочками, и кланяясь, быстро залопотали — кажется, на иврите. Софочка ровно ничего не поняла и сказала, что лучше бы «русит». «По-русски! Мы немножко по-русски!» — просияли девушки и показали какой-то проспект. Там было по-русски написано про идеальную семью, про воспитание идеальных детей, пунктов было много, Софочка не вникала, девушки так радостно сияли круглыми личиками и узкими глазками, объясняли — «семейная акция!», ничего не оставалось, как пригласить их войти.

— Где муж? Муж? — оглядывались они. Софочка развела руками: «Ушел».

— Фото есть, фото? Фотография? — дружно зачирикали девушки.

— Фото?… Кажется, есть. — Софочка порылась в тумбочке и достала маленькое цветное фото Вени, из оставшихся после фотографирования в аэропорту.

— О! О! Красивый! Как у нас, как в Япан!

Что там такого красивого. И вовсе он на японца не похож. Ну, если им так кажется.

На какой-то бумаге она расписалась, написала в графе свой номер телефона — наверное, для отчета перед начальством им нужно.

Девушки, щебеча на русском, иврите и японском, положили фотокарточку на стол, накрыли ее куском прозрачной пленки, достали из сумки бутылочку с соком и маленький стаканчик, и предложили Софочке выпить. Она пила немного терпкий и горьковатый сок, они радостно наблюдали, потом вылили несколько оставшихся капель на пленку. — И он тоже! — пояснили они и захлопали в ладоши. — Мишпаха това! Мишпаха яфа! — кричали они, смеясь. Софочка была рада, что Вени нет, как бы он на всё это посмотрел… Девушки смочили водой (у них в сумке была и бутылочка с водой) руки себе и Софочке и попросили повторять за ними. Софочка, смеясь, шлепала себя мокрыми ладонями по щекам, по голове, повторяла слова на незнакомом языке, и все дружно захлопали в ладоши. Софочке было ужасно забавно, японочки так увлекли ее своим шаманством. но вдруг она почувствовала резкое головокружение, в глазах потемнело, она пошатнулась, и последнее, что Софочка ощутила — как ее, ласково что-то приговаривая, подхватывают и аккуратно укладывают на пол.

Софочка очнулась. Увидела где-то далеко над собой белый потолок. Потолок медленно приблизился и остановился на привычном расстоянии. Почему она лежит на полу. Как болит голова, и немного подташнивает. Софочка села, но быстро встала и побежала в туалет. Ее стошнило, и стало полегче. Софочка вернулась в комнату. Что же это такое? Разбросанные вещи, выдвинутые ящики. Головная боль немного отступила, и тут мысли сразу прояснились. Девушки! Японки! Завертели, задурили, напоили чем-то… Боже мой! Какая же она дурочка! Документы, документы где?.. Софочка в ужасе перебирала вытряхнутое на пол имущество. Документы валялись под стулом. Уф-ф! А банковский «картис» и карточку с номером счета она всегда держала в укромном месте в кухне, негодяйки туда не добрались. Кошелек в сумке, конечно, оказался пуст. Там было двести шекелей — потеря, но можно пережить. Софочка потрогала уши — сережки золотые на месте. Не заметили под волосами. А вот колечка с бирюзой на пальце нет… Жалко, Моня подарил перед свадьбой.