— Да, конечно, — вдруг согласилась Лара, очень редко она соглашалась с матерью. — Он умный, весь такой. мужественный… — она рассмеялась. — Ты бы не прочь нас поженить, а, мамуля? Не знаю, не знаю. — Лара покачала головой. — Я не хочу спешить. Ты сама недавно сказала, что мне еще рано, я, видите ли, не соз-ре-ла! Ведь так ты сказала?

— Я и сейчас так думаю. До Саши ты не созрела. Но лучшего мужа ты вряд ли встретишь.

— Ой-ой-ой! Какие мои годы! — захохотала Лара, чуть не подавившись пирожным. — Но, вобще-то. я не против.

— Не против… чего? — внутренне замерла Марина Юрьевна. Она сама не понимала, хотела ли она этого, или нет. Только ясно сознавала, что желает лишь одного — чтобы Саша не ушел насовсем.

— Ну чего-чего… Того, что ты сказала: лучшего мужа и так далее… Или, я чего-то не поняла? О чем ты задумалась? Ой-ой-ой, мамуля, по-моему, тебе Сашка нравится! Ну, в качестве моего жениха, конечно, или зятя. А чего ты краснеешь, как девочка? По-доз-ри-тель-но… Шучу, шучу, не пускай молнии из глаз, а то еще убьешь меня!

Убивать свою дочь она не может, но взять у нее то, что она не ценит, не в состоянии оценить.

Покончив с кофе и выходя из кухни, Лара задержалась в дверях.

— Мама, если серьезно… мне кажется, я люблю его… А что я завожу его, ссорюсь, так мне нравится. немного поиздеваться. Чтобы не думал, что он такой замечательный, удивительный и неповторимый!

— А он т а к думает?

— Не знаю… Может быть, это я так думаю. — Лара рассмеялась и ушла.

Любит она его. Девчонка! Она еще в любви не понимает ничего. Как и в этой картине на стене. Марина Юрьевна, когда — по-дружески, конечно, дотрагивается до него — до плеча, или руки, ее всю током пронзает, сердце падает в пропасть, и она ничего с этим поделать не может, как и не может — хоть иногда — не дотронуться до него. Никогда, ни с кем ничего подобного не испытывала. Ни с мужем, ни с одним поклонником — уже после развода, никакой дрожи не было, никакого огня, ни в душе, ни в теле — ничего и близко. Может быть, по этой причине они и развелись, иногда думала она, муж называл ее ледяной принцессой, и ушел, в конце концов, к другой — невзрачной дурнушке — по мнению Марины Юрьевны. И живет с этой дурнушкой уже четыре года, и уверяет, что счастлив.

А она только увидела Сашу, они только обменялись первыми взглядами — Лара знакомила, и затмение произошло. Вот оно — настоящее, неизведанное еще, с этим мужчиной она готова броситься в любовный омут, и не оглянуться. Дочь, дочь. Ну и что. У дочери всё впереди, много еще любвей будет. А ей тридцать девять лет, женская жизнь, как и молодость и красота, коротка, это ведь последний дар судьбы, где взять силы, чтобы отказаться.

И не во внешности Сашиной дело, да и не красавец он, по большому счету — лицо скуластое, брови темные, густые, а из-под них глаза, совсем небольшие, почти черные — смотрела бы и смотрела в них, фигура, конечно, статная, и рот, губы. Ольга Дмитриевна застонала и охватила руками голову. В какой же тупик она себя загнала. Неужели тупик?..

Они помирились через неделю. Саша пришел с двумя большими букетами. Красные, изумительные розы он преподнес Марине Юрьевне, а желтые, тоже очень красивые, пышные хризантемы — Ларе.

— Ты не перепутал? — пошутила Лара. — Какие чудные хризантемы! А розы, — она глянула на цветы в руках матери, — еще красивее!

— Я старался, — улыбнулся Саша, — обегал полгорода.

Марина Юрьевна поставила розы в самую лучшую вазу и не могла отвести от них глаз. Хризантемы Лара взяла в свою комнату, и они с Сашей долго там сидели, и к чаю не вышли. Лара прибежала, собрала чай на поднос и унесла к себе.

Марина Юрьевна чувствовала себя неприкаянно. Ходила по гостиной, нюхала розы — они пахли слабо, еще не все бутоны распустились. Почему он так распределил букеты. Красные розы — любовь, желтые — к разлуке. Так говорят, и ей хочется думать, что он дарил эти цветы не просто так, а со смыслом. А он, наверное, и не знает ничего об этой примете.

Как-то Саша пришел, а Лара болела — периодически она вся расклеивается и способна только лежать, хныкать, или, надев на голову наушники, слушать свою ужасную музыку. «Лара лежит», — предупредила Марина Юрьевна.

Саша постучал к ней, Лара едва приоткрыла дверь и сказала в щелочку недовольно:

— О, только не сегодня! Телефоном пользоваться надо, для этого его и изобрели! — она захлопнула дверь.

— Да, я не позвонил, — оправдывался Саша перед Мариной Юрьевной, — но не умирает же она, чтобы вот так!..

— Ничего, — успокоила его Марина Юрьевна, — пойдем, поужинаем. Я вижу, ты устал и, конечно, голодный после работы…

Она положила Саше полную тарелку аппетитно пахнущего жаркого, достала из холодильника уже приготовленный салат и бутылку мускатного вина.

— Может быть, водки? По чуть-чуть? — предложила она.

— Холодная? — спросил Саша с улыбкой.

— Ледяная!

— А! Давайте водки!

Они выпили по большой рюмке, не спеша, ужинали. Марина Юрьевна налила еще. Она разрумянилась, а у Саши заблестели глаза.

— Я никогда столько не пью! — заявил он, и добавил нарочито приказным тоном: — Уберите!

Марина Юрьевна вскочила и убрала бутылку в холодильник.

— Ну, эту рюмку ты выпьешь?

Они чокнулись. — За тебя, — сказала Марина Юрьевна, глядя ему в глаза, — ты очень хороший… — обычно говорят «парень», но она сказала: — мужчина.

Они выпили до дна, и Саша долго смотрел на эстамп.

— Это я и…

— Это мы… здесь сидим… — сказала совсем тихо Марина Юрьевна почти одеревеневшими губами. Саша молчал, будто не услышал. Потом стал рассказывать о своей работе менеджера, очень увлекся, она не отрывала глаз от его лица, ей всё было безумно интересно и значительно.

— А вам нравится ваша работа? — спросил он.

— Да, очень Мне теперь кажется, что я всю жизнь мечтала быть дизайнером по тканям, хотя в технологический поступила совершенно случайно, за компанию с. приятелем. — О том, что потом приятель стал ее мужем, ей говорить не хотелось.

Да Саша и не ждал от нее никаких откровенностей, ему, видно, самому хотелось высказаться. Он стал рассказывать о своем детстве, о родителях — как они строго его воспитывали, весьма усердствовали в этом, а он изо всех сил сопротивлялся, а потом он мечтал стать моряком, а они не разрешили — испугались долгих разлук, но, несмотря на их старания, он отвоевал свою самостоятельность и в своих поступках больше не отчитывается.

— Давно не отчитываешься? — шутливо спросила Марина Юрьевна. — Давно, — серьезно сказал он. — Теперь они хотят, чтобы я поскорее женился. Но я считаю. если жениться, то, чтобы — раз и навсегда, и чтобы характер у нее был спокойный и мягкий, всякие разборки я терпеть не могу… Жена ведь должна прислушиваться к мужу, вы как считаете? Все эти современные страсти в борьбе за независимость друг от друга мне. ну никак не нравятся!

— Да, конечно, — с готовностью согласилась Марина Юрьевна, — мужчина для женщины — центр вселенной!

Саша недоверчиво посмотрел на нее. Марина Юрьевна положила свою ладонь на его руку. — Да, Саша, я в самом деле так считаю.

— Жаль, что Лара так не считает. Она у вас отъявленная феминистка.

Марина Юрьевна не хотела, чтобы теперь они стали говорить о Ларе, но Саша сам не стремился, он глянул на часы: — Ого! Засиделся я у вас! Мне пора. к сожалению. Спасибо за прекрасный ужин и за интересную беседу. — он запнулся, — мне было хорошо с вами.

Марине Юрьевне показалось, что ему не очень хочется уходить. Но, Боже мой, если бы он знал, как ей не хочется, чтобы он ушел…

Она проводила его в прихожую и, поколебавшись, вышла за ним на площадку и прикрыла за собой дверь. Саша вдруг закурил сигарету, он курил очень редко, но всегда носил пачку «Мальборо» в кармане.

— Хотите? — спросил он.

Она отрицательно качнула головой, осторожно вынула сигарету из его губ и бросила в сторону. Саша прикусил губу и смотрел в пол.