Потом уже, после звонка той, прежней Жанны, осмысливая все происшедшее ночью, я с ужасом понял: не прижималась она ко мне, не искала моих губ, это всё мне, полупроснувшемуся, почудилось в сонном воображении, она просто всхлипывала, и только. А щеки и глаза ее, уж точно вспомнил, были сухие.
Всё дело в том, что утром, когда я открыл глаза, Жанны не было. Ни в кухне, нигде. И никакой записки. Эти странные Жанны, они, уходя, никогда не оставляют записок.
Я стоял в трусах посреди комнаты, тупо глядя в пол. и вдруг заметил — что-то белеет возле ножки стола. Записка! Её, видимо, сдуло вниз от открытой фрамуги. Я поднял бумажку… Номер телефона и подпись «Ж.».
Я пил кофе и смотрел на записку. Сегодня выходной, можно было не торопиться. Что-то знакомое показалось мне в этих цифрах. Но память на телефоны у меня никудышняя, всегда пользуюсь записной книжкой.
Набрал номер, отчего-то чувствуя неприятный холодок. Я ожидал то ли подвоха, то ли сюрприза.
Сюрприз не заставил себя ждать. Я услышал очень-очень знакомый высокий голос.
— Ты, что ли? — удивился я.
— А то! — подтвердил голос. — Ну, как прошла ночь? Что молчишь? Затащил девочку в постель, и думаешь, что всё прекрасно?
— Я? Затащил? Кого?
— Ну да, теперь хочешь отвертеться? Не выйдет, дружок! Женечку, мою подружку, невинную девочку!
— Какая еще Женечка! Её Жанной зовут, как и тебя!
— Рассказывай сказочки! Не слишком ли много Жанн для тебя одного? — издевался надо мной насмешливый голос. — Домой к себе позвал?
— Ну да, она сказала…
— Вином напоил?
— Да она только чуть-чуть…
— Напоил! В постель уложил?.. Еще скажи, сама легла!
— Д а! — взорвался я. — Сама! Она… Но меня не желали слушать.
— Напоил, уложил и изнасиловал!
— Что?! — Задохнулся я от негодования.
— Ничто! Хорошая девочка, заметь — несовершеннолетняя! — поссорилась с родителями, и случайно стояла возле твоего дома. Остальное повторить?
Я слушал весь этот бред, ошарашенный и уже почти уничтоженный. Но это был еще не весь бред.
— Женя подаёт на тебя в суд! Сегодня! Уже сейчас!
— Дай мне её, я сам поговорю с ней! Она ведь у тебя!
— Женя будет говорить с тобой только в суде. — Холодно сказала Жанна.
— Но ведь ничего подобного не было, — простонал я.
— Это ты скажешь там. И докажешь, если сможешь, — Жанна хихикнула.
— Докажу! — пообещал я. Хотя ни грамма не верил, что смогу что-нибудь доказать.
— Ну, что замолчал? Испугался?
— Послушай, Жанночка, — мягко сказал я. Как я ненавидел ее сейчас! — Ты же знаешь меня. Я не способен совершить насилие над кем-нибудь.
— Разве? — её голос стал ледяным. — Я вот, вспоминаю, что ты в первый раз не очень-то со мной церемонился. Очень кстати будет упомянуть об этом на суде.
Это было правдой. В компании, собравшейся у меня, все крепко напились, и я не дал Жанне уйти вместе со всеми. Повалил на диван и. Но нельзя сказать, что она очень сопротивлялась. Утром сообщила, что я лучше всех, и так и осталась у меня.
— Ну, дай, я с ней поговорю, — взмолился я.
— Нет! Она не желает. Но ты. если уж так боишься суда, можешь сделать что-нибудь.
— Что? — оживился я. Но тут же догадался сам. Жанна назвала сумму. Очень большую.
— Это вам на двоих? — съязвил я.
— Понимай, как тебе угодно. Срок завтра до шести вечера.
Раздались короткие гудки. Ну и мерзавки! Ну и подлянку устроили! Эта Женя. по имени Жанна. Какова?! Бедная невинная овечка! Разыграла целый спектакль!
И тут я стал всё вспоминать… Но мои воспоминания, правильные, или неправильные, не имели ровно никакого значения. Ни один, самый справедливый суд мне не поверит. Да какой к черту суд! Надо что-то делать. Такая сумма! Надо было поторговаться, вот дурак! Я снова набрал проклятый номер, но отвечали только длинные гудки. Ах ты, дрянь! И одна, и другая. Шантажистки! А что если попробовать помириться с Жанной — моей Жанной? Вернуть ее. Как? Как — как, купить ей то кольцо с изумрудом, о котором она так мечтала. Все же дешевле выйдет. Но эта мысль меня не грела. Как она надо мной только что поиздевалась! Жанне нужны только деньги, много денег, одним кольцом она теперь не насытится. Видимо, спонсора пока не нашлось.
Надо попытаться вернуть ту, другую, Женю-Жанну. Эту скверную девчонку-обманщицу, эту скромницу-притворяшку. Интересно, сколько же ей лет?
Во-первых, если я её верну… ни суда, ни денег не придется платить. Во-вторых… Эта Женя-Жанна, может она и маленькая дрянь. но, без сомнения, моя Жанка науськала ее на меня — денежек захотелось. Надо ее, эту Женю-Жанну постараться вернуть, заодно и повоспитывать, чтобы не шла на поводу у всяких негодяек и не шантажировала впредь порядочных парней.
Больше же всего мне хотелось утереть нос Жанке. Вот тебе, красотка, ни суда, ни монет.
Я несколько часов простоял возле Жанкиного дома и все-таки подкараулил девчонку. Сказал ей, что очень соскучился, и вообще надо поговорить, взял за руку и привел к себе.
Конечно, ее Жанка подбила, а она лично ничего против меня не имеет.
Я подумал: сейчас не имеет, потом будет иметь. Или Жанка подстрекнет, или своим умишком дойдет. Если ей действительно нет восемнадцати, надо мной будет топор висеть, пока. пока не стукнет эта чертова цифра.
Судя по некоторым ее репликам, Жанку она боготворит. Нашла себе кумира! Но на эту тему я предпочел не высказываться.
Никакой ссоры с родителями, конечно, и в помине не было, непонятно, где они у нее вообще, жила, как вольная птица. Вернее, как кошка. Потому что очень любила молоко. Могла пить его по пять раз в день.
— Ты как ребенок, — сказал я на другой день, наблюдая, как она наливает из пакета вторую чашку молока.
— А я и есть ребенок, — заявила она, глядя на меня поверх стакана. — Я несовершеннолетняя.
— Я увидел себя в зале суда, в зарешеченной клетке, а потом в тюрьме.
Видимо, я здорово побледнел.
— Да-да, — усмехнулась она. — Могу в суд подать. Или возьму деньгами. — Она расхохоталась и нечаянно опрокинула стакан. Побежала в туалет за тряпкой и тщательно вытерла пол. Разогнулась и, округлив свои синие озера как чайные блюдечки, прошептала нарочито пугающе: — Еще три месяца. до десятого сентября, и можно жениться.
Прыснула от смеха и убежала, размахивая тряпкой.
Да-а. Ну и ребеночком я обзавелся. На вид-то ей еще меньше — теперь-то я хорошо ее разглядел. Как это я сразу не разобрался… Да разве я вообще о чем-нибудь думал?
Ну что ж, пусть поживет у меня три месяца, а потом, пожалуйста, на все четыре.
Я ходил на свою автозаправку, неделю в первую смену, неделю во вторую.
Осенью я собирался поступить на экономическое отделение, копил деньги на отдельном счету в банке и почитывал разные учебники.
Женя-Жанна каждый день убирала мою маленькую квартирку, что-то пыталась готовить, мясо часто пережаривала так, что оно хрустело на зубах, но салат у нее получался вкусный. А омлет с помидорами и зеленью — кулинарный шедевр.
Она не очень любила куда-то ходить. При слове «дискотека» у нее кисло морщилось лицо. Охотно только гуляла со мной по вечерам, не обращая никакого внимания на магазинные витрины. Хотя у нее ничего не было. Сходила к Жанке и принесла две майки и еще какие-то мелочи — вернулась насупленная. Я ничего не стал спрашивать, мне о Жанке говорить вообще не хотелось.
Я с трудом уговорил ее купить белые брюки, кроссовки и дешевую курточку. Вот покупке белья она обрадовалась, долго и с удовольствием выбирала.
Она удивляла меня своей переменчивостью. То подолгу о чем-то думала, с отрешенным лицом и сжатыми в тонкую полоску губами, то прыгала по комнате, сияя как солнечный зайчик, и вдруг замирала перед зеркалом и меняла выражения лица, словно надевая и снимая разные маски, совершенно забывая, что я присутствую здесь. Но один раз я уловил в зеркале быстрый взгляд, брошенный на меня. Значит, играет для зрителя. Она как-то мельком сказала, что мечтает стать артисткой. «Ну-ну», — промямлил я, вспомнив ее «артистический выход» в первую встречу. Ведь все-все разыграла, чертовка. Даже потерю невинности. Правда, на эту тему я не сказал ни слова. Честно говоря, я и сам не был уверен.
